Что относится к логическим ошибкам

«Logical fallacy» redirects here. For an argument problematic for any reason, see Fallacy.

In philosophy, a formal fallacy, deductive fallacy, logical fallacy or non sequitur^[1] (; Latin for «[it] does not follow») is a pattern of reasoning rendered invalid by a flaw in its logical structure that can neatly be expressed in a standard logic system, for example propositional logic.^[2] It is defined as a deductive argument that is invalid. The argument itself could have true premises, but still have a false conclusion.^[3] Thus, a formal fallacy is a fallacy where deduction goes wrong, and is no longer a logical process. This may not affect the truth of the conclusion, since validity and truth are separate in formal logic.

While a logical argument is a non sequitur if, and only if, it is invalid, the term «non sequitur» typically refers to those types of invalid arguments which do not constitute formal fallacies covered by particular terms (e.g., affirming the consequent). In other words, in practice, «non sequitur» refers to an unnamed formal fallacy.

A special case is a mathematical fallacy, an intentionally invalid mathematical proof, often with the error subtle and somehow concealed. Mathematical fallacies are typically crafted and exhibited for educational purposes, usually taking the form of spurious proofs of obvious contradictions.

A formal fallacy is contrasted with an informal fallacy which may have a valid logical form and yet be unsound because one or more premises are false. A formal fallacy; however, may have a true premise, but a false conclusion.

Taxonomy[edit]

Prior Analytics is Aristotle’s treatise on deductive reasoning and the syllogism. The standard Aristotelian logical fallacies are:

• Fallacy of four terms (Quaternio terminorum);
• Fallacy of the undistributed middle;
• Fallacy of illicit process of the major or the minor term;
• Affirmative conclusion from a negative premise.

Other logical fallacies include:

• The self-reliant fallacy

In philosophy, the term logical fallacy properly refers to a formal fallacy—a flaw in the structure of a deductive argument, which renders the argument invalid.

It is often used more generally in informal discourse to mean an argument that is problematic for any reason, and encompasses informal fallacies as well as formal fallacies—valid but unsound claims or poor non-deductive argumentation.

The presence of a formal fallacy in a deductive argument does not imply anything about the argument’s premises or its conclusion (see fallacy fallacy). Both may actually be true, or even more probable as a result of the argument (e.g. appeal to authority), but the deductive argument is still invalid because the conclusion does not follow from the premises in the manner described. By extension, an argument can contain a formal fallacy even if the argument is not a deductive one; for instance an inductive argument that incorrectly applies principles of probability or causality can be said to commit a formal fallacy.

Affirming the consequent[edit]

Any argument that takes the following form is a non sequitur:

1. If A is true, then B is true.
2. B is true.
3. Therefore, A is true.

Even if the premise and conclusion are both true, the conclusion is not a necessary consequence of the premise. This sort of non sequitur is also called affirming the consequent.

An example of affirming the consequent would be:

1. If Jackson is a human (A), then Jackson is a mammal. (B)
2. Jackson is a mammal. (B)
3. Therefore, Jackson is a human. (A)

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise:

1. Humans are mammals.
2. Jackson is a mammal.
3. Therefore, Jackson is a human.

The truth of the conclusion is independent of the truth of its premise – it is a ‘non sequitur’, since Jackson might be a mammal without being human. He might be an elephant.

Affirming the consequent is essentially the same as the fallacy of the undistributed middle, but using propositions rather than set membership.

Denying the antecedent[edit]

Another common non sequitur is this:

1. If A is true, then B is true.
2. A is false.
3. Therefore, B is false.

While B can indeed be false, this cannot be linked to the premise since the statement is a non sequitur. This is called denying the antecedent.

An example of denying the antecedent would be:

1. If I am Japanese, then I am Asian.
2. I am not Japanese.
3. Therefore, I am not Asian.

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise. The statement’s declarant could be another ethnicity of Asia, e.g., Chinese, in which case the premise would be true but the conclusion false. This argument is still a fallacy even if the conclusion is true.

Affirming a disjunct[edit]

Affirming a disjunct is a fallacy when in the following form:

1. A or B is true.
2. B is true.
3. Therefore, A is not true.*

The conclusion does not follow from the premise as it could be the case that A and B are both true. This fallacy stems from the stated definition of or in propositional logic to be inclusive.

An example of affirming a disjunct would be:

1. I am at home or I am in the city.
2. I am at home.
3. Therefore, I am not in the city.

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise. For all the reader knows, the declarant of the statement very well could be in both the city and their home, in which case the premises would be true but the conclusion false. This argument is still a fallacy even if the conclusion is true.

*Note that this is only a logical fallacy when the word «or» is in its inclusive form. If the two possibilities in question are mutually exclusive, this is not a logical fallacy. For example,

1. I am either at home or I am in the city. (but not both)
2. I am at home.
3. Therefore, I am not in the city.

Denying a conjunct[edit]

Denying a conjunct is a fallacy when in the following form:

1. It is not the case that A and B are both true.
2. B is not true.
3. Therefore, A is true.

The conclusion does not follow from the premise as it could be the case that A and B are both false.

An example of denying a conjunct would be:

1. I cannot be both at home and in the city.
2. I am not at home.
3. Therefore, I am in the city.

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise. For all the reader knows, the declarant of the statement very well could neither be at home nor in the city, in which case the premise would be true but the conclusion false. This argument is still a fallacy even if the conclusion is true.

Illicit commutativity[edit]

Illicit commutativity is a fallacy when in the following form:

1. If A is the case, then B is the case.
2. Therefore, if B is the case, then A is the case.

The conclusion does not follow from the premise as unlike other logical connectives, the implies operator is one-way only. «P and Q» is the same as «Q and P», but «P implies Q» is not the same as «Q implies P».

An example of this fallacy is as follows:

1. If it is raining, then I have my umbrella.
2. If I have my umbrella, then it is raining.

While this may appear to be a reasonable argument, it is not valid because the first statement does not logically guarantee the second statement. The first statement says nothing like «I do not have my umbrella otherwise», which means that having my umbrella on a sunny day would render the first statement true and the second statement false.

Fallacy of the undistributed middle[edit]

The fallacy of the undistributed middle is a fallacy that is committed when the middle term in a categorical syllogism is not distributed. It is a syllogistic fallacy. More specifically it is also a form of non sequitur.

The fallacy of the undistributed middle takes the following form:

1. All Zs are Bs.
2. Y is a B.
3. Therefore, Y is a Z.

It may or may not be the case that «all Zs are Bs», but in either case it is irrelevant to the conclusion. What is relevant to the conclusion is whether it is true that «all Bs are Zs,» which is ignored in the argument.

An example can be given as follows, where B=mammals, Y=Mary and Z=humans:

1. All humans are mammals.
2. Mary is a mammal.
3. Therefore, Mary is a human.

Note that if the terms (Z and B) were swapped around in the first co-premise then it would no longer be a fallacy and would be correct.

In contrast to informal fallacy[edit]

Formal logic is not used to determine whether or not an argument is true. Formal arguments can either be valid or invalid. A valid argument may also be sound or unsound:

• A valid argument has a correct formal structure. A valid argument is one where if the premises are true, the conclusion must be true.
• A sound argument is a formally correct argument that also contains true premises.

Ideally, the best kind of formal argument is a sound, valid argument.

Formal fallacies do not take into account the soundness of an argument, but rather its validity. Premises in formal logic are commonly represented by letters (most commonly p and q). A fallacy occurs when the structure of the argument is incorrect, despite the truth of the premises.

As modus ponens, the following argument contains no formal fallacies:

1. If P then Q
2. P
3. Therefore, Q

A logical fallacy associated with this format of argument is referred to as affirming the consequent, which would look like this:

1. If P then Q
2. Q
3. Therefore, P

This is a fallacy because it does not take into account other possibilities. To illustrate this more clearly, substitute the letters with premises:

1. If it rains, the street will be wet.
2. The street is wet.
3. Therefore, it rained.

Although it is possible that this conclusion is true, it does not necessarily mean it must be true. The street could be wet for a variety of other reasons that this argument does not take into account. If we look at the valid form of the argument, we can see that the conclusion must be true:

1. If it rains, the street will be wet.
2. It rained.
3. Therefore, the street is wet.

This argument is valid and, if it did rain, it would also be sound.

If statements 1 and 2 are true, it absolutely follows that statement 3 is true. However, it may still be the case that statement 1 or 2 is not true. For example:

1. If Albert Einstein makes a statement about science, it is correct.
2. Albert Einstein states that all quantum mechanics is deterministic.
3. Therefore, it’s true that quantum mechanics is deterministic.

In this case, statement 1 is false. The particular informal fallacy being committed in this assertion is argument from authority. By contrast, an argument with a formal fallacy could still contain all true premises:

1. If an animal is a dog, then it has four legs.
2. My cat has four legs.
3. Therefore, my cat is a dog.

Although 1 and 2 are true statements, 3 does not follow because the argument commits the formal fallacy of affirming the consequent.

An argument could contain both an informal fallacy and a formal fallacy yet lead to a conclusion that happens to be true, for example, again affirming the consequent, now also from an untrue premise:

1. If a scientist makes a statement about science, it is correct.
2. It is true that quantum mechanics is deterministic.
3. Therefore, a scientist has made a statement about it.

Common examples[edit]

«Some of your key evidence is missing, incomplete, or even faked! That proves I’m right!»^[4]

«The vet can’t find any reasonable explanation for why my dog died. See! See! That proves that you poisoned him! There’s no other logical explanation!»^[5]

In the strictest sense, a logical fallacy is the incorrect application of a valid logical principle or an application of a nonexistent principle:

1. Most Rimnars are Jornars.
2. Most Jornars are Dimnars.
3. Therefore, most Rimnars are Dimnars.

This is fallacious. And so is this:

1. People in Kentucky support a border fence.
2. People in New York do not support a border fence.
3. Therefore, people in New York do not support people in Kentucky.

Indeed, there is no logical principle that states:

1. For some x, P(x).
2. For some x, Q(x).
3. Therefore, for some x, P(x) and Q(x).

An easy way to show the above inference as invalid is by using Venn diagrams. In logical parlance, the inference is invalid, since under at least one interpretation of the predicates it is not validity preserving.

People often have difficulty applying the rules of logic. For example, a person may say the following syllogism is valid, when in fact it is not:

1. All birds have beaks.
2. That creature has a beak.
3. Therefore, that creature is a bird.

«That creature» may well be a bird, but the conclusion does not follow from the premises. Certain other animals also have beaks, for example: an octopus and a squid both have beaks, some turtles and cetaceans have beaks. Errors of this type occur because people reverse a premise.^[6] In this case, «All birds have beaks» is converted to «All beaked animals are birds.» The reversed premise is plausible because few people are aware of any instances of beaked creatures besides birds—but this premise is not the one that was given. In this way, the deductive fallacy is formed by points that may individually appear logical, but when placed together are shown to be incorrect.

Non sequitur in everyday speech[edit]

In everyday speech, a non sequitur is a statement in which the final part is totally unrelated to the first part, for example:

Life is life and fun is fun, but it’s all so quiet when the goldfish die.

See also[edit]

References[edit]

Notes

Bibliography

External links[edit]

«Logical fallacy» redirects here. For an argument problematic for any reason, see Fallacy.

In philosophy, a formal fallacy, deductive fallacy, logical fallacy or non sequitur^[1] (; Latin for «[it] does not follow») is a pattern of reasoning rendered invalid by a flaw in its logical structure that can neatly be expressed in a standard logic system, for example propositional logic.^[2] It is defined as a deductive argument that is invalid. The argument itself could have true premises, but still have a false conclusion.^[3] Thus, a formal fallacy is a fallacy where deduction goes wrong, and is no longer a logical process. This may not affect the truth of the conclusion, since validity and truth are separate in formal logic.

While a logical argument is a non sequitur if, and only if, it is invalid, the term «non sequitur» typically refers to those types of invalid arguments which do not constitute formal fallacies covered by particular terms (e.g., affirming the consequent). In other words, in practice, «non sequitur» refers to an unnamed formal fallacy.

A special case is a mathematical fallacy, an intentionally invalid mathematical proof, often with the error subtle and somehow concealed. Mathematical fallacies are typically crafted and exhibited for educational purposes, usually taking the form of spurious proofs of obvious contradictions.

A formal fallacy is contrasted with an informal fallacy which may have a valid logical form and yet be unsound because one or more premises are false. A formal fallacy; however, may have a true premise, but a false conclusion.

Taxonomy[edit]

Prior Analytics is Aristotle’s treatise on deductive reasoning and the syllogism. The standard Aristotelian logical fallacies are:

• Fallacy of four terms (Quaternio terminorum);
• Fallacy of the undistributed middle;
• Fallacy of illicit process of the major or the minor term;
• Affirmative conclusion from a negative premise.

Other logical fallacies include:

• The self-reliant fallacy

In philosophy, the term logical fallacy properly refers to a formal fallacy—a flaw in the structure of a deductive argument, which renders the argument invalid.

It is often used more generally in informal discourse to mean an argument that is problematic for any reason, and encompasses informal fallacies as well as formal fallacies—valid but unsound claims or poor non-deductive argumentation.

The presence of a formal fallacy in a deductive argument does not imply anything about the argument’s premises or its conclusion (see fallacy fallacy). Both may actually be true, or even more probable as a result of the argument (e.g. appeal to authority), but the deductive argument is still invalid because the conclusion does not follow from the premises in the manner described. By extension, an argument can contain a formal fallacy even if the argument is not a deductive one; for instance an inductive argument that incorrectly applies principles of probability or causality can be said to commit a formal fallacy.

Affirming the consequent[edit]

Any argument that takes the following form is a non sequitur:

1. If A is true, then B is true.
2. B is true.
3. Therefore, A is true.

Even if the premise and conclusion are both true, the conclusion is not a necessary consequence of the premise. This sort of non sequitur is also called affirming the consequent.

An example of affirming the consequent would be:

1. If Jackson is a human (A), then Jackson is a mammal. (B)
2. Jackson is a mammal. (B)
3. Therefore, Jackson is a human. (A)

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise:

1. Humans are mammals.
2. Jackson is a mammal.
3. Therefore, Jackson is a human.

The truth of the conclusion is independent of the truth of its premise – it is a ‘non sequitur’, since Jackson might be a mammal without being human. He might be an elephant.

Affirming the consequent is essentially the same as the fallacy of the undistributed middle, but using propositions rather than set membership.

Denying the antecedent[edit]

Another common non sequitur is this:

1. If A is true, then B is true.
2. A is false.
3. Therefore, B is false.

While B can indeed be false, this cannot be linked to the premise since the statement is a non sequitur. This is called denying the antecedent.

An example of denying the antecedent would be:

1. If I am Japanese, then I am Asian.
2. I am not Japanese.
3. Therefore, I am not Asian.

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise. The statement’s declarant could be another ethnicity of Asia, e.g., Chinese, in which case the premise would be true but the conclusion false. This argument is still a fallacy even if the conclusion is true.

Affirming a disjunct[edit]

Affirming a disjunct is a fallacy when in the following form:

1. A or B is true.
2. B is true.
3. Therefore, A is not true.*

The conclusion does not follow from the premise as it could be the case that A and B are both true. This fallacy stems from the stated definition of or in propositional logic to be inclusive.

An example of affirming a disjunct would be:

1. I am at home or I am in the city.
2. I am at home.
3. Therefore, I am not in the city.

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise. For all the reader knows, the declarant of the statement very well could be in both the city and their home, in which case the premises would be true but the conclusion false. This argument is still a fallacy even if the conclusion is true.

*Note that this is only a logical fallacy when the word «or» is in its inclusive form. If the two possibilities in question are mutually exclusive, this is not a logical fallacy. For example,

1. I am either at home or I am in the city. (but not both)
2. I am at home.
3. Therefore, I am not in the city.

Denying a conjunct[edit]

Denying a conjunct is a fallacy when in the following form:

1. It is not the case that A and B are both true.
2. B is not true.
3. Therefore, A is true.

The conclusion does not follow from the premise as it could be the case that A and B are both false.

An example of denying a conjunct would be:

1. I cannot be both at home and in the city.
2. I am not at home.
3. Therefore, I am in the city.

While the conclusion may be true, it does not follow from the premise. For all the reader knows, the declarant of the statement very well could neither be at home nor in the city, in which case the premise would be true but the conclusion false. This argument is still a fallacy even if the conclusion is true.

Illicit commutativity[edit]

Illicit commutativity is a fallacy when in the following form:

1. If A is the case, then B is the case.
2. Therefore, if B is the case, then A is the case.

The conclusion does not follow from the premise as unlike other logical connectives, the implies operator is one-way only. «P and Q» is the same as «Q and P», but «P implies Q» is not the same as «Q implies P».

An example of this fallacy is as follows:

1. If it is raining, then I have my umbrella.
2. If I have my umbrella, then it is raining.

While this may appear to be a reasonable argument, it is not valid because the first statement does not logically guarantee the second statement. The first statement says nothing like «I do not have my umbrella otherwise», which means that having my umbrella on a sunny day would render the first statement true and the second statement false.

Fallacy of the undistributed middle[edit]

The fallacy of the undistributed middle is a fallacy that is committed when the middle term in a categorical syllogism is not distributed. It is a syllogistic fallacy. More specifically it is also a form of non sequitur.

The fallacy of the undistributed middle takes the following form:

1. All Zs are Bs.
2. Y is a B.
3. Therefore, Y is a Z.

It may or may not be the case that «all Zs are Bs», but in either case it is irrelevant to the conclusion. What is relevant to the conclusion is whether it is true that «all Bs are Zs,» which is ignored in the argument.

An example can be given as follows, where B=mammals, Y=Mary and Z=humans:

1. All humans are mammals.
2. Mary is a mammal.
3. Therefore, Mary is a human.

Note that if the terms (Z and B) were swapped around in the first co-premise then it would no longer be a fallacy and would be correct.

In contrast to informal fallacy[edit]

Formal logic is not used to determine whether or not an argument is true. Formal arguments can either be valid or invalid. A valid argument may also be sound or unsound:

• A valid argument has a correct formal structure. A valid argument is one where if the premises are true, the conclusion must be true.
• A sound argument is a formally correct argument that also contains true premises.

Ideally, the best kind of formal argument is a sound, valid argument.

Formal fallacies do not take into account the soundness of an argument, but rather its validity. Premises in formal logic are commonly represented by letters (most commonly p and q). A fallacy occurs when the structure of the argument is incorrect, despite the truth of the premises.

As modus ponens, the following argument contains no formal fallacies:

1. If P then Q
2. P
3. Therefore, Q

A logical fallacy associated with this format of argument is referred to as affirming the consequent, which would look like this:

1. If P then Q
2. Q
3. Therefore, P

This is a fallacy because it does not take into account other possibilities. To illustrate this more clearly, substitute the letters with premises:

1. If it rains, the street will be wet.
2. The street is wet.
3. Therefore, it rained.

Although it is possible that this conclusion is true, it does not necessarily mean it must be true. The street could be wet for a variety of other reasons that this argument does not take into account. If we look at the valid form of the argument, we can see that the conclusion must be true:

1. If it rains, the street will be wet.
2. It rained.
3. Therefore, the street is wet.

This argument is valid and, if it did rain, it would also be sound.

If statements 1 and 2 are true, it absolutely follows that statement 3 is true. However, it may still be the case that statement 1 or 2 is not true. For example:

1. If Albert Einstein makes a statement about science, it is correct.
2. Albert Einstein states that all quantum mechanics is deterministic.
3. Therefore, it’s true that quantum mechanics is deterministic.

In this case, statement 1 is false. The particular informal fallacy being committed in this assertion is argument from authority. By contrast, an argument with a formal fallacy could still contain all true premises:

1. If an animal is a dog, then it has four legs.
2. My cat has four legs.
3. Therefore, my cat is a dog.

Although 1 and 2 are true statements, 3 does not follow because the argument commits the formal fallacy of affirming the consequent.

An argument could contain both an informal fallacy and a formal fallacy yet lead to a conclusion that happens to be true, for example, again affirming the consequent, now also from an untrue premise:

1. If a scientist makes a statement about science, it is correct.
2. It is true that quantum mechanics is deterministic.
3. Therefore, a scientist has made a statement about it.

Common examples[edit]

«Some of your key evidence is missing, incomplete, or even faked! That proves I’m right!»^[4]

«The vet can’t find any reasonable explanation for why my dog died. See! See! That proves that you poisoned him! There’s no other logical explanation!»^[5]

In the strictest sense, a logical fallacy is the incorrect application of a valid logical principle or an application of a nonexistent principle:

1. Most Rimnars are Jornars.
2. Most Jornars are Dimnars.
3. Therefore, most Rimnars are Dimnars.

This is fallacious. And so is this:

1. People in Kentucky support a border fence.
2. People in New York do not support a border fence.
3. Therefore, people in New York do not support people in Kentucky.

Indeed, there is no logical principle that states:

1. For some x, P(x).
2. For some x, Q(x).
3. Therefore, for some x, P(x) and Q(x).

An easy way to show the above inference as invalid is by using Venn diagrams. In logical parlance, the inference is invalid, since under at least one interpretation of the predicates it is not validity preserving.

People often have difficulty applying the rules of logic. For example, a person may say the following syllogism is valid, when in fact it is not:

1. All birds have beaks.
2. That creature has a beak.
3. Therefore, that creature is a bird.

«That creature» may well be a bird, but the conclusion does not follow from the premises. Certain other animals also have beaks, for example: an octopus and a squid both have beaks, some turtles and cetaceans have beaks. Errors of this type occur because people reverse a premise.^[6] In this case, «All birds have beaks» is converted to «All beaked animals are birds.» The reversed premise is plausible because few people are aware of any instances of beaked creatures besides birds—but this premise is not the one that was given. In this way, the deductive fallacy is formed by points that may individually appear logical, but when placed together are shown to be incorrect.

Non sequitur in everyday speech[edit]

In everyday speech, a non sequitur is a statement in which the final part is totally unrelated to the first part, for example:

Life is life and fun is fun, but it’s all so quiet when the goldfish die.

See also[edit]

References[edit]

Notes

Bibliography

External links[edit]

Обыкновенно принято логические ошибки делить на две группы: на ошибки логические в собственном смысле и ошибки, происходящие вследствие неправильности в словесном выражении мысли. В первом случае ошибка заключается в неправильности логического процесса, во втором случае – в неправильности выражения. Из ошибок по словесному выражению заметим следующую:

Homonymia – ошибка, которая происходит вследствие того, что одно и то же слово служит для обозначения различных понятий, т.е. употребляется в различных значениях. Например, многие думают, что «материализм» философский есть то же самое, что и «материализм» практический, жизненный. В этом случае происходит смешение понятий вследствие смешения слов. Другие ошибки, происходящие вследствие неправильностей в словесном выражении мысли, указываются в грамматике.

Для того чтобы понять, благодаря чему логические ошибки получают то или иное обозначение, вспомним обозначение частей доказательства. В доказательстве мы различаем: тезис, аргументы и форму доказательства. Ошибки могут быть по отношению к каждой части доказательства. Из предыдущего ясно, что если взять ложные аргументы, то получится ошибка; но ошибка может быть и в том случае, если форма умозаключения будет неправильная.

Ошибки дедукции. Логические ошибки могут быть по отношению к тезису.

Если доказывается не то, что требовалось доказать, то такая подмена тезиса называется ignoratio elenchi (elenchus означает опровержение какого-либо аргумента, а ignoratio elenchi означает незнание того силлогизма, которым можно опровергнуть противника). Например, если нужно доказать, что что-либо несправедливо в моральном смысле, а кто-нибудь стал бы доказывать, что это несправедливо в юридическом смысле, то он вместо одного доказывал бы совсем иное, хотя и сходное. Если доказывается что-либо отличное по роду от того, что нужно доказать; это будет ошибкой μετάβασις είσ άλλο γένοζ или «переходом в другой род». Например, когда кто-нибудь хочет доказывать невиновность обвиняемого тем, что другие совершили то же самое преступление, но избегли наказания.

Уклонение от тезиса может происходить ещё и в том смысле, что доказывается слишком, мало, так что тезис частью остаётся недоказанным, или доказывается слишком много, так что из данных оснований следует не только тезис, но и какое-нибудь ложное положение. Такое ошибочное доказательство называют: qui nimium probat, nihil probat («кто доказывает чересчур, тот ничего не доказывает»). Например, для доказательства положения, что сумма углов треугольника равняется двум прямым, недостаточно было бы доказывать, что эта сумма будет не больше 180° (здесь доказывается слишком мало). Если бы мы хотели доказать, что кто-нибудь добродетелен, и при этом стали бы доказывать, что о нём ничего не известно дурного, то этим доказывалось бы слишком мало. Если бы кто-нибудь стал доказывать недозволительность самоубийства на том основании, что человек не может у себя отнимать того, что он сам себе не дал, то доказывал бы слишком много, потому что из его доказательства выходило бы, что он не может резать ногти, волосы, что он не может продавать унаследованное или полученное в подарок и т.п. Поэтому он тезиса, собственно, не доказывает. Как легко видеть, такое ошибочное доказательство получается в том случае, когда приводятся положения, которые оказываются ложными при данной степени общности, но которые могли бы быть истинными при меньшей степени общности.

К этой же группе ошибок следует отнести ошибку, происходящую вследствие пользования приёмом, который называется argumentum ad hominem («аргумент к человеку», т.е. личный, а не объективный аргумент) и который употребляется в том случае, когда, вместо того чтобы доказывать ложность какого-либо мнения, подвергают рассмотрению личность того, кто высказал это мнение. Если, например, кто-нибудь желает доказать несостоятельность научной теории какого-либо писателя и вместо того, чтобы подвергать критическому разбору именно теорию автора, раскрывает принадлежность автора к несимпатичному для читателей политическому направлению, то он пользуется аргументом ad hominem. Это доказательство, логически самое слабое, фактически пользуется большим успехом.

По отношению к основаниям доказательства, или аргументам, могут быть следующие ошибки.

Основная ошибка, error fundamentalis, – ложное основное положение, на котором строится какое-либо доказательство и из которого могут делаться различные выводы. Например, основной ошибкой в астрономических рассуждениях до Коперника был аргумент, что Солнце и звёзды вращаются вокруг Земли.

Ошибка petitio principii («предрешение; предвосхищение основания») бывает тогда, когда для доказательства какого-либо положения мы кладём в основу доказательства такое положение, которое предполагает истинным доказываемое положение. Положим, кто-нибудь хочет доказать тезис:

«Все частички материи имеют один и тот же вес».

На вопрос, почему он так думает, он мог бы привести следующее основание доказательства:

«Если мы возьмём два тела с одинаковым объёмом, то окажется, что то тело, которое тяжелее, имеет большее число частичек, т.е. больший вес зависит от количества частичек».

На вопрос, откуда же известно, что больший вес тела с одинаковым объёмом зависит именно от количества частичек, он ответит:

«Если принять в соображение, что все частички материи имеют одинаковый вес, то сделается вполне очевидным, что чем тело тяжелее, тем большее число частичек в нём содержится при одинаковом объёме».

В этом примере тезис доказывается при помощи положения, которое само может быть доказано при допущении истинности тезиса. Таким образом, в ошибке petitio principii мы принимаем за истинное то положение, которое должно быть доказано.

Родственными с petitio principii являются ошибки: idem per idem («то же через то же») и circulus in demonstrando («круг в доказательстве»). Ошибка idem per idem – когда какое-либо положение доказывается посредством этого самого положения. Например, на вопрос, почему мы видим сквозь стекло, иногда отвечают: потому, что оно прозрачно; но очевидно, что назвать вещество прозрачным – значит, другими словами, сказать, что сквозь него можно видеть.

Ошибкой circulus in demonstrando называется тот случай, когда тезис A доказывается посредством аргумента B, который в свою очередь доказывается посредством аргумента A. Например, мы утверждаем, что сочинение того или иного писателя заслуживает доверия, потому что он правдив. Нас спрашивают:

«Откуда вам известно, что этот писатель правдив?», и мы отвечаем: «Это доказывается содержанием его сочинений». В этом случае мы делаем круг в доказательстве.

Особняком стоят следующие ошибки.

Ошибка a dicto secundum quid ad dictum simpliciter («от сказанного в относительном смысле к сказанному безотносительно») возникает в том случае, когда выражение, взятое в условном, относительном смысле, принимается затем в смысле безусловном. Например, мышьяк, стрихнин, синильная кислота, будучи введены в организм в значительном количестве, причиняют смерть. Мы в данном случае об этих веществах говорим в условном смысле, т.е. говорим об их ядовитости, когда они введены в организм «в значительном количестве». Но если бы мы сказали, что они всегда причиняют смерть, то мы допустили бы указанную ошибку, потому что в очень малых дозах они не смертельны и, как известно, употребляются в качестве лекарств. Во втором случае мы отбросили то условие, которое указывали в первом случае.

Ошибка fallacia a sensu composite ad sensum divisum («ошибка от собирательного смысла к смыслу разделительному») происходит вследствие смешения термина собирательного с термином общим. Когда мы употребляем общий термин, того, что справедливо относительно целого класса, обозначаемого общим термином, справедливо и относительно каждого индивидуума, входящего в этот класс; но когда мы употребляем собирательный термин, то это может быть несправедливо. То, что справедливо относительно целого, обозначаемого собирательным термином, то может быть несправедливо относительно частей, входящих в это целое. Например, какое-нибудь общество, в котором я состою членом, приняло решение, заслуживающее порицания. Если бы кто-нибудь стал и меня упрекать за это решение, то он допустил бы ошибку fallacia a sensu composite ad sensum divisum, ибо это утверждение, справедливое относительно общества, взятого в целом, может быть совершенно несправедливо относительно отдельных членов этого общества, которые могли подавать свой голос против указанного решения.

Fallacia a sensu diviso ad sensum compositum («ошибка от смысла разделительного к смыслу собирательному») получается в том случае, когда мы о собирательном целом утверждаем то, что справедливо только относительно частей этого целого. Здесь происходит также смешение между термином общим и собирательным. В общих понятиях то, чего мы не можем сказать относительно индивидуума того или другого класса, мы не можем утверждать и о самом классе. В собирательных понятиях, наоборот, мы о частях собирательного целого можем утверждать много такого, чего не можем утверждать относительно целого. Например, кто-нибудь, рассуждая о своих расходах, может сказать: «Этот расход меня не разорит», и о другом расходе скажет: «И этот расход меня не разорит». Если он будет рассуждать таким образом и обо всех остальных расходах, то он должен будет признать, что все расходы его не разорят, что будет ошибочно: то, что справедливо относительно каждого расхода, взятого в отдельности, может быть совсем несправедливо относительно всех расходов, взятых вместе. Другой пример. Больной хочет определить, смертельна ли его болезнь или нет. Рассмотрев каждый симптом в отдельности, он находит, что каждый симптом в отдельности не смертелен; отсюда он делает вывод, что его болезнь не смертельна. Но это рассуждение может оказаться неправильным, потому что каждый симптом в отдельности может быть не смертельным, а все в целом могут быть смертельны.

Ошибки индукции. К ошибкам, связанным с индукцией, относятся прежде всего поспешные обобщения (fallacia fictae universalitatis). Когда путешественники после поверхностного знакомства с каким-либо народом делают попытки характеризовать его, например когда они произносят: «греки лживы», «турки жестоки» и т.п., то они впадают именно в ошибку поспешного обобщения. Ошибка post hoc ergo propter hoc («после этого значит по причине этого») называется также ошибкой): non causa pro causa («от того, что не является причиной, к причине»). Если кто-нибудь заметил, что после какого-либо события возникает какое-либо действие, то он считает первое событие причиной, хотя в действительности, может быть, есть события, от которых данное событие находится в большей зависимости и которое собственно является истинной причиной данного действия. Когда после появления кометы возникали какие-либо несчастья, то обыкновенно комету считали причиной несчастий. Когда в трубке возникала пустота и вода в ней поднималась, то думали, что пустота есть причина поднятия воды. Если после введения какой-нибудь формы правления возникают какие-нибудь события, то обыкновенно эти формы правления считаются причиной их, между тем как истинные причины, может быть, заключаются в чём-нибудь другом, например в определённой степени умственного или нравственного развития общества.

Есть случаи, которые особенно предрасполагают к тем или иным выводам. Это бывает обыкновенно тогда, когда у нас бывает почему-либо интерес помнить случаи, подтверждающие одно положение, и забывать случаи, опровергающие это положение, если предсказание какого-нибудь календаря один раз сбывается, то необразованные люди склонны в этом случае черпать для себя уверенность в правдивости предсказания этого календаря, совсем упуская из виду тысячу случаев, в которых его предсказания не сбывались. На этом основана вера в различных предсказателей, шарлатанов и т.п.

Следует привести несколько примеров ошибок индукции по простому перечислению. Некоторые часто рассуждают так: «большинство женщин в прошлом не равнялось мужчинам по энергии и уму; поэтому следует признать, что женщина вообще ниже мужчины». Но то положение, что в прошлом женщины в умственной жизни не равнялись мужчинам, есть положение эмпирическое, справедливое лишь для известного времени и при известных условиях. В другое время и при других условиях может быть совсем иначе. Ошибкой по простому перечислению нужно считать утверждение, что война всегда будет между народами, потому что до сих пор она всегда была.

Ошибка аналогии. В качестве примера ложной аналогии можно привести то умозаключение, по которому политические тела, подобно телам органическим, переживают юный и зрелый возрасты, старость и подвергаются смерти. Ошибкой аналогии нужно считать утверждение, будто у муравьёв есть рабы, воины, домашние животные и т.п.

Софизмы. Те ошибки, которые совершаются непреднамеренно, называются паралогизмами, а те, которые совершаются преднамеренно, для того чтобы ввести кого-либо в заблуждение, называются софизмами. Приведём несколько примеров софизмов, идущих к нам из древности.

1. Софизм «лгун». Вполне возможно, что лгун сознается в том, что он лгун. В таком случае он скажет правду. Но тот, который говорит правду, не есть лгун. Следовательно, возможно, что лгун не есть лгун. (Какая ошибка?)

2. Софизм «рогатый». То, чего ты не потерял, ты имеешь; ты не потерял рогов. Следовательно, ты имеешь рога. (Какая ошибка?)

3. Софизм «куча». Будет ли куча песку, из которой мы взяли одну песчинку, считаться кучей? Да, будет. А если взять ещё одну песчинку? Будет. Так как при последовательном отнятии по одной песчинке куча не перестаёт быть кучей, то одна песчинка должна называться кучей. (Какая ошибка?)

4. Софизм Эватла. Эватл брал уроки софистики у софиста Протагора под тем условием, что гонорар он уплатит только в том случае, если выиграет первый процесс. Ученик после обучения не взял на себя ведения какого-либо процесса и потому считал себя вправе не платить гонорара. Учитель грозил подать жалобу в суд, говоря ему следующее: «Судьи или присудят тебя к уплате гонорара или не присудят. В обоих случаях ты должен будешь уплатить. В первом случае в силу приговора судьи, во втором случае в силу нашего договора». На это Эватл отвечал: «Ни в том, ни в другом случае я не заплачу. Если меня присудят к уплате, то я, проиграв первый процесс, не заплачу в силу нашего договора, если же меня не присудят к уплате гонорара, то я не заплачу в силу приговора суда». (Ошибка становится ясной, если мы раздельно поставим два вопроса: 1) должен ли Эватл платить или нет и 2) выполнены ли условия договора или нет.)

Вопросы для повторения

На какие два класса делятся логические ошибки? Что такое homonymia? Что такое ignoratio elenchi? Что такое qui nimium probat nihil probat? Что называется доказательством ad hominem? Что называется основной ошибкой? Что такое petitio principii? Что такое idem per idem? Что называется circulus in demonstrando? Какая ошибка называется fallacia a dicto secundum quid ad dictum simpliciter? Какая ошибка называется fallacia a sensu composite ad sensum divisum? Какая ошибка называется fallacia a sensu diviso ad sensum compositum? Перечислите, какие существуют ошибки индукции, и объясните их. Какое различие между софизмами и паралогизмами?

Логические
погрешности текста возникают по различным
причи-нам: это и нечеткость мышления, и
неоформленность темы, и про-стой
недосмотр, и неучет нежелательных
побочных ассоциаций и интерпретаций
[40. С. 294].

Логики
выделяют три причины логических ошибок:
1) пси-хические нарушения, 2) сокращенное
умозаключение и 3) плохое владе-ние
языком. Первые две причины порождают
ошибки в умозаключе-ниях, а третья —
ошибки в речи, ведущие к нарушениям
логики [4. С. 164]. А. Н. Беззубов делит
логические ошибки на два класса:

1)
ошибки собственно логические, ошибки
мышления, ошиб-ки плана содержания;

2)
ошибки речи, ошибки плана выражения,
вторичные логиче-ские ошибки [4. С. 165].

Такая
классификация, на наш взгляд, совершенно
оправдана. Первый тип ошибок связан с
нарушением четырех законов формальной
логики, о чем мы писали выше, второй тип
— с нарушением языковой, стилевой нормы.

А.
Н. Беззубов выделяет лексиче-ские и
синтаксические речевые ошибки. Лексические
ошибки он рассматривает в разде-ле
«Нормативно-языковые ошибки», отмечая,
что они возникают по двум причинам: или
из-за незнания значения сло-ва, или из-за
небрежного словоупотребления, но в
любом случае они создают некую логическую
неувязку, часто комического свойства: Он
облокотился спиной на холодную батарею (В.
Катаев). Облокотиться можно только
локтем, а спиной прислониться. Этот
пример А. Н. Беззубов приводит как
типичный случай сме-шения словосочетаний,
относя его к ошибкам по небрежности, по
невнимательности, а не по незнанию.

Исследователь
замечает, что небрежность, приблизительность
словоупотребления — час-тое явление в
газете, которое распространяется и на
газетную метафору. Он упоминает старый
термин — «ломаная
метафора»,
— обо-значающий логическую несочетаемость
двух метафор: Пусть
акулы империализма не протягивают к
нам свои лапы (Из
газет 20-х годов).

К
логическим дефектам речи А. Н. Беззубов
относит и речевые излишества на
основе плеоназма,
многие из которых выглядят достаточно
безобидно: самый
лучший, толпа людей, сжатый кулак, идти
пешком, в общем и целом и
т. д. Они стали штампами, и не так-то
просто доказать иному автору необходимость
редактирования таких словосочетаний.
Однако возможен и комический эф-фект,
понятный любому: Он
был в берете, напяленном на правое ухо
головы(газета), Приемный
пункт по приему стеклотары (вывеска).

По
мнению А. Н. Беззубова, особый тип
плеоназма связан с неточным знанием
значения иноязычного слова. Это уже
несомненные ошибки — и грубые: своя
автобиография (авто и
есть своя), памятный
сувенир (сувенир — подарок
на память), период
времени (период —
промежуток времени), прейску-рант
цен (прейскурант —
текущая цена)
и т. п. Отмечает автор и «узаконенные
ошибки», вошедшие в употребление и не
рассматриваемые сегодня как ошибки: пойти
ва-банк от
французского va banque — идет
банк (из
речи картежников).

Самой
грубой лексической логической ошиб-кой,
по мнению А. Н. Беззубова, является так
называемый логический
скачок.
Вот пример из литературоведческой
статьи: Сложный
и оригинальный внутренний облик Катерины
нашел свое отражение в ее языке, самом
ярком среди всех действующих
лиц «Грозы». Язык
оказался среди действующих лиц: автор
соединил понятия из разных логических
рядов, это и есть логиче-ский скачок.

Разновидностью
логического скачка считает А. Н. Беззубов
и неправиль-ное употребление конструкций
с предлогами «кроме», «наряду», «вместе»,
«помимо» и подобными. Например: (брачное
объявление в германской газете
(перевод)):Ищу
мужа. Я еще молода. Рост высокий, талия
тон-кая. В хозяйстве, кроме того, имеется
трактор.

Отмечает
исследователь и ошибку, которую предлагает
назвать повествовательным
алогизмом.
Чаще всего это связано с тем, что
повествователь (писатель или журналист)
отличается такой небрежностью, что не
помнит, что он написал в предыдущей
фразе. В
лесу было тихо. Рядом пела звонким
голосом лирическую песню, перелетая с
дерева на дерево, иволга. Где-то далеко
куковала невидимая кукушка (Газета).
Не очень-то тихо было в лесу.

Одним
из частных случаев логических ошибок
можно считать амфиболию. Амфиболия (от
греч. ?мцйвплЯб — двусмысленность,
неясность) — двойственность или
двусмысленность, получающаяся от того
или иного расположения слов или от
употребления их в различных смыслах,
смешение понятий.

Классический
пример амфиболии — фраза «Казнить нельзя
помиловать», где смысл меняется в
зависимости от места паузы после или
перед словом «нельзя». Многочисленные
примеры амфиболий дают греческие легенды
об оракулах. Амфиболия может возникнуть
при таком построении предложения, когда
подлежащее в именительном падеже трудно
отличить от прямого дополнения в
винительном падеже.

Мы
считаем, что примеры, показанные в
таблице, можно классифицировать как
первичные логические ошибки:

1.
Закон противоречия — дуэт баянистов,
но перечисляется три
фамилии.
Тогда трио баянистов;

2.
Закон тождества — Татьяну Ларину не
понимали, поэтому она сидела у окна?;

3.
Языковая, стилевая ошибка, т.е. «ломаная
метафора» — трупы не живые души;

4.
Закон достаточного основания — почему
из-за отсутствия спортивных площадок
подростки портят стены?;

5.
Закон достаточного основания предлог а в
первом примере и предлог но во
втором примере не делает выводов.

Логичность
как общее коммуникативное качество
свойственно текстам любых функциональных
стилей. Но проявляется это речевое
качество весьма

специфично
— в зависимости от конкретных условий
коммуникации. Требования, предъявляемые
речи со стороны ее логичности, особенно
высоки в научном стиле, однако и при
создании текстов публицистического
стиля, призванных выполнять информирующую
и воздействующую функции, необходимо
строго соблюдать законы логики. В
противном случае задачи журналиста
будут не выполнены.

В
следующей главе мы рассмотрим логические
ошибки, мешающие восприятию текста,
обнаруженные нами при анализе районных
газет.

22.
Классификация логических ошибок

Логические
ошибки (Л) –
связаны с нарушением логической
правильности речи. Они возникают в
результате нарушения законов логики,
допущенного как в пределах одного
предложения, суждения, так и на уровне
целого текста.

1. Работа
   редактора над фактическим материалом:
   определение поняия факт в редактировании;
   основные функции фактов; оценка
   значимости фактов.

Факт –
предмет журналистского исследования.
Теоретики жур­налистики рассматривают
факт с позиций теории познания как
фрагмент действительности и метафорически,
наблюдая, как осва­ивается в процессе
журналистского творчества его отвлечённое
значение, как происходит его типизация,
даётся образная трактов­ка. Для
журналиста факт всегда соотнесён с
суждением о собы­тии, служащим
утверждению истинности или ложности
опреде­лённых положений, выяснению
связей и отношений между явле­ниями,
между предметом и его свойствами.¹

Теория
редактирования предлагает свою трактовку
этой важ­нейшей для журналистского
творчества проблемы, исследуя то, как
факт воплощён в тексте литературного
произведения, как он пере­дан средствами
языка. Понятие фактический
материал, кото­рое
принято в редактировании, охватывает
все опорные для текста элементы,
передающие смысл и предметные
отношения.² При
правке текста они не должны подвергнуться
изменениям или выпасть. Фактический
материал реализуется в текстовых
конструкциях, которые обозначают не
только события, но и «кусочки
действи­тельности» – вещные элементы
предметного ряда, свойства, каче­ства,
состояния, наименования лиц, отношений,
количества.

Фактический
материал может быть привлечён журналистом
как собственно
информация, как аргумент в процессе
ло­гического доказательства и основание
для общих утвер­ждений и, наконец, как
иллюстрация, дополняющая то или иное
наблюдение. Приёмы
изложения всегда обусловлены
фун­кциональным назначением фактического
материала.

Любая
неясность в журналистском тексте
неприемлема. По­этому так важна
правильность передачи информации,
сквозная оценка и точная разработка
фактического материала. Наблюде­ния
над газетной практикой убеждают в том,
насколько важна для автора помощь
редактора.

Уместно
напомнить, что именно «горячий» материал,
когда времени на детальную выверку
сведений нет, требует от редактора
профессионального на­выка выделить
из текста фактический материал, подлежащий
про­верке, и сделать это быстро и
чётко. Профессиональное конт­ролирующее
мышление редактора должно быть нацелено
на со­отнесение данных внутри текста
и оценку их достоверности. Если бы это
требование было выполнено, вряд ли бы
мы прочитали в одной и той же заметке:
«несколько вагонов, в том числе цистер­на»,
а чуть ниже: «четыре вагона и три
цистерны».

Не
менее важно для контролирующего мышления
редактора умение конкретно представить,
как происходили события, о кото­рых
говорится в тексте.

Не
была достигнута при редактировании и
терминологическая точность, необходимая
в информационном материале.

Работая
над материалами публицистики, редактор
должен пред­ставлять сложность
диалектических отношений между мыслью
и фактом в журналистском творчестве,
когда непосредственный контакт с
действительностью стимулирует развитие
мысли, а сфор­мировавшееся суждение
предопределяет отбор фактов и разра­ботку
деталей и фактический материал входит
в текст как эле­мент логического
построения, основание для вывода.

Еще
В.Г. Белинский говорил, что не нужно
выдумывать факты, стоит только обратить
внимание преимущественно на те факты,
которые подтверждают заранее составленное
мнение, закрывая глаза на те, что
противоречат этому мнению. Факты можно
иска­жать и не выдумывая лжи. Предпринимая
расследование, журна­лист не претендует
на бесспорность своих выводов, но он
всегда привлекает внимание к найденным
им фактам, к судьбам людей, их поступкам
и отношениям между ними. Форма, в которую
суждения журналиста облечены, приёмы,
к которым он прибегает, конструируя эти
суждения, должны быть оценены редактором
не только с узкопрофессиональных, но и
с более широких, этических, позиций.

Насколько
тесно связаны в журналистском творчестве
проб­лемы литературного мастерства
и этики при обработке фактичес­кого
материала – убеждают многие публикации.

Фактический
материал в функции иллюстрации –
относи­тельно свободный элемент
текста. Его включение в текст не
обусловлено требованиями логической
конструкции. Он до­полняет, уточняет
смысловую основу материала, часто
рассчи­тан на эмоциональное воздействие,
пробуждение читательского интереса. И
тем не менее связь фактов-иллюстраций
с содер­жанием текста должна быть для
читателя очевидной. «Описа­тельство»
как явление не характерно для публицистики
наших дней, тем не менее очерк, подобный
тому, отрывок из неотредак­тированного
варианта которого мы приводим ниже,
может встре­титься редактору и сегодня.

Проверка
фактического материала

Традиционное
суждение по поводу обязанностей редактора
со­стоит в том, что он должен устранить
фактические ошибки, одна­ко эта
очевидная и элементарная, на первый
взгляд, задача часто вынуждает его
провести самостоятельное исследование,
которое заставляет мысленно повторить
весь путь автора в его работе над фактом.
Ответственность редактора за точность
и досто­верность публикуемого
фактического материала не вызывает
сомнений. Редакционная практика даёт
нам много примеров того, как остро
реагирует читатель на любую фактическую
неточность.

Известно,
например, как ревниво относятся люди к
рассказу о своей профессии, и если
журналист проявит здесь малейшую
нео­сведомлённость, это воспринимается
как неуважение к ней.

Для
редактора не существует неточностей
больших и малых, ошибок значительных и
незначительных. Все неточности и ошибки
надо вовремя заметить и устранить. И
пусть иногда ошибка ка­жется совсем
безобидной, не угрожает смыслу, но
читатель все­гда проверит нас. Малейшая
небрежность в передаче факта соз­даст
психологическую предпосылку для сомнения
в истинности суждений автора. Даже
опытный и творчески работающий ре­дактор
не может сравняться по эрудиции с автором
– специали­стом в своей области. Тем
большее значение для редактора
при­обретает методика профессиональной
работы с фактическим материалом: умение
быстро и точно найти нужную справку,
про­верить правильность данных, знание
широкого круга справочных пособий,
навык ориентироваться в них, владение
приёмами ана­лиза текста.

Пособия
по методике редактирования рекомендуют три
вида проверки фактического материала:
внутреннюю провер­ку, сличение с
авторитетным источником, официальное
подтверждение.

Методика
внутренней проверки основывается на
соотнесении фактического материала в
пределах редактируемого текста и его
конкретизации. Для выбора авторитетного
источника существу­ют специальные
правила. Так, при работе с опубликованными
данными фактический материал проверяют
только по изданиям, из которых он
заимствован. Источников косвенных
следует из­бегать. При необходимости
обратиться к справочным пособиям
предпочитают издание, последнее по
времени. Энциклопедии пред­ставляют
систематизированную информацию по всем
отраслям знания. Отраслевые пособия –
отраслевые энциклопедии, спра­вочники
по специальностям, справочно-информационные
издания, официальные материалы –
содержат сведения по одной отрасли
знания и практической деятельности.

В
том случае, когда ни сличение с авторитетным
источником, ни внутренняя проверка не
дают возможности убедиться в досто­верности
и точности фактического материала,
прибегают к кон­сультации авторитетных
специальных учреждений. Их официаль­ное
подтверждение – достаточное основание
для публикации оригинального фактического
материала.

1. Приёмы
   поверки и обработки различных типов
   фактического материала.

Что
вообще должно быть в ответе: РАБОТА
РЕДАКТОРА С ФАКТИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛОМ
ТЕКСТА, ПРИЕМЫ ПРОВЕРКИ И ОБРАБОТКИ
(ТОЧНОСТЬ НОМИНАЦИИ, ИСТОРИЧЕСКИХ И
БЫТОВЫХ ФАКТОВ, СИТУАЦИЙ СОВРЕМЕННОЙ
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ; ПРАВИЛЬНОСТЬ ЦИФР,
ССЫЛОК И ЦИТАТ). Техника сверки цитат с
первоисточником. Оформление ссылок на
источники. Принципы единообразия и
написания имен, фамилий, дат, географических
названия, наименования и терминов.

Что
ещё есть в книге. Факт – предмет
журналистского исследования. Теоретики
журналистики рассматривают факт с
позиций теории познания как фрагмент
действительности и метафорически,
наблюдая, как осва­ивается в процессе
журналистского творчества его отвлечённое
значение, как происходит его типизация,
даётся образная трактовка. Для журналиста
факт всегда соотнесён с суждением о
собы­тии, служащим утверждению
истинности или ложности определённых
положений, выяснению связей и отношений
между явлениями, между предметом и его
свойствами.1

Теория
редактирования предлагает свою трактовку
этой важнейшей для журналистского
творчества проблемы, исследуя то, как
факт воплощён в тексте литературного
произведения, как он передан средствами
языка. Понятие фактический материал,
которое принято в редактировании,
охватывает все опорные для текста
элементы, передающие смысл и предметные
отношения.2 При правке текста они не
должны подвергнуться изменениям или
выпасть. Фактический материал может
быть привлечён журналистом как собственно
информация, как аргумент в процессе
логического доказательства и основание
для общих утверждений и, наконец, как
иллюстрация, дополняющая то или иное
наблюдение. Любая неясность в журналистском
тексте неприемлема. Поэтому так важна
правильность передачи информации,
сквозная оценка и точная разработка
фактического материала. Что в подобной
ситуации зависело от литературного
редактора? Ведь на месте событий он не
был, оснований заведомо не верить
корреспонденту у него нет. И всё же
уместно напомнить, что именно «горячий»
материал, когда времени на детальную
выверку сведений нет, требует от редактора
профессионального навыка выделить из
текста фактический материал, подлежащий
про­верке, и сделать это быстро и
чётко. Профессиональное контролирующее
мышление редактора должно быть нацелено
на соотнесение данных внутри текста и
оценку их достоверности. Не менее важно
для контролирующего мышления редактора
умение конкретно представить, как
происходили события, о которых говорится
в тексте. Редактор должен предусмотреть
и возможность субъективной трактовки
читателем фактов, представленных
автором, следить за тем, чтобы картина
действительности не была разрушена, а
смысловые связи не были искажены. Пусть
ситуация подана журналистом как
случайная, прогнозировать, как она может
быть истолкована читателем, необходимо

Фактический
материал в функции иллюстрации –
относительно свободный элемент текста.
Его включение в текст не обусловлено
требованиями логической конструкции.
Он дополняет, уточняет смысловую основу
материала, часто рассчитан на эмоциональное
воздействие, пробуждение читательского
интереса. И тем не менее связь
фактов-иллюстраций с содержанием текста
должна быть для читателя очевидной.

Для
редактора не существует неточностей
больших и малых, ошибок значительных и
незначительных. Все неточности и ошибки
надо вовремя заметить и устранить. И
пусть иногда ошибка кажется совсем
безобидной, не угрожает смыслу, но
читатель всегда проверит нас. Малейшая
небрежность в передаче факта создаст
психологическую предпосылку для сомнения
в истинности суждений автора.

Пособия
по методике редактирования рекомендуют
три вида проверки фактического
материала: внутреннюю
проверку, сличение с авторитетным
источником, официальное подтверждение.

Методика
внутренней проверки основывается на
соотнесении фактического материала в
пределах редактируемого текста и его
конкретизации. Для выбора авторитетного
источника существуют специальные
правила. Так, при работе с опубликованными
данными фактический материал проверяют
только по изданиям, из которых он
заимствован. Источников косвенных
следует избегать. При необходимости
обратиться к справочным пособиям
предпочитают издание, последнее по
времени. Энциклопедии представляют
систематизированную информацию по всем
отраслям знания. Отраслевые пособия –
отраслевые энциклопедии, справочники
по специальностям, справочно-информационные
издания, официальные материалы –
содержат сведения по одной отрасли
знания и практической деятельности.

В
том случае, когда ни сличение с авторитетным
источником, ни внутренняя проверка не
дают возможности убедиться в достоверности
и точности фактического материала,
прибегают к консультации авторитетных
специальных учреждений. Их официальное
подтверждение – достаточное основание
для публикации оригинального фактического
материала.

Методика
работы редактора над текстом не
безразлична к тому, что представляет
собой фактический материал: имена и
фамилии людей, географические наименования,
факты истории, реалии действительности,
цитаты, цифры, даты.

Оценка
элементов номинации. Причиной ошибок
номинации может послужить недостаточная
осведомлённость автора, неадекватность
действительности его представлений,
бедность языка, техническая неточность
воспроизведения текста. Требование
точности номинации в первую очередь
определяет работу редактора над именами
собственными, терминами и в широком
смысле охватывает оценку точности
словоупотребления в целом.

Факты
истории. Прошлое и настоящее всегда
взаимосвязаны, и дело публициста –
сделать эту связь зримой для современников.
Публикации, сообщающие факты истории,
могут послужить примером того, как важна
помощь редактора при оценке точности
фактического материала, приёмов его
разработки и включения в текст. Неумелое
его использование разрушает конструкцию
текста, препятствует точной передаче
последовательности событий, перегружает
текст сведениями, не делающими суждения
автора более убедительными.

Оценка
ситуаций современной действительности.
Основа журналистского выступления –
это, прежде всего, факты действительности,
события современности, разнообразие и
характер которых предусмотреть заранее
невозможно, а сверить часто не с чем. Да
и всё ли надо проверять? Точнее, всё ли
может проверить редактор? По всей
вероятности, нет. Ведь если допустить,
что сведения, не проверенные нами, не
могут быть сообщены читателю, огромное
количество материалов никогда не попало
бы в печать, приток информации значительно
бы сократился. И тем большая ответственность
ложится на редактора: он должен определить,
какую смысловую нагрузку несут факты.

Умение
оценить, правильно осмыслить явления
и события редактору необходимо в не
меньшей мере, чем автору, но объектом
редакторской оценки является не только
сам факт действительности, но и то, как
эта действительность автором изображена.
Поэтому редакторский анализ фактического
материала идёт всегда в двух направлениях.
Определяя, насколько точен был автор,
строя фактическую основу материала,
редактор своим опытом, профессиональными
знаниями, своим восприятием первого
читателя проверяет автора. Рассматривая
роль факта в общей структуре журналистского
выступления как литературного
произведения, редактор судит о способах
разработки и подачи фактического
материала, он оценивает приёмы и
литературное мастерство автора. Оставляя
за автором право сообщить свои наблюдения,
редактор разделяет с ним ответственность
за те выводы, которые предлагаются
читателю. Новизна сообщения, быстрота
редакции не снимают ни с автора, ни с
редактора ответственность за серьёзность
каждого сообщения. Оно должно
соответствовать современному уровню
знаний о предмете. Оперативность не
может служить оправданием при появлении
на страницах газеты сенсаций, способных
ввести читателя в заблуждение.

В
небрежно отредактированном материале
факты нередко предстают перед читателем
в искажённом виде, логические связи
нарушены, выводы автора необоснованы.

Вправе
ли журналист домысливать факты, писать
о том, что могло бы произойти, но чего в
действительности не было? В какой степени
в своём стремлении найти в единичном
отражение всеобщего журналист может
реконструировать действительность? И
если домысел возможен, каковы его
границы?

На
эти вопросы обычно отвечают так: если
журналист говорит о конкретных ситуациях,
называет имена и фамилии реальных людей,
домысел недопустим, если в публикации
представле­ны лишь обобщённые,
«безадресные» суждения, – домысел
ситуаций и эпизодов не противопоказан.

Цифры
в тексте. Цифра – символ иной, чем слово,
знаковой системы. Как обозначению числа
ей изначально присуща точность, обобщение,
концентрированность информации. Этот
сложный для редактирования материал
требует особого внимания редактора.
Начать следует с того, чтобы убедиться,
легко ли прочитать текст вслух. Так,
заголовок «1 100 000 000-й гражданин» наверняка
представит трудности для многих
читателей. Конструктивные возможности
имён числительных, которыми в языке
передаются значения количества, в
некоторых случаях оказыва­ются
ограниченными, и мы неизбежно сталкиваемся
с трудностями словообразования. Многие
порядковые числительные, числительные
в составе сложных слов, сочетания
числительного со словами, употребляющимися
только в форме множественного числа, –
далеко не полный перечень таких
затруднений (22 сутки экспедиция провела
в горах.., …вчера в очередь записался
36 124 человек). Мы встречаем словообразование
«71-летний старик», но никто не скажет:
«однолетний ребёнок», «однолетний
отпуск».

Издательская
практика выработала специальные
рекомендации для обозначения чисел в
тексте.4 Числа от 1 до 9 включительно
принято обозначать словом, когда они
не имеют при себе единиц измерения и
стоят в косвенном падеже. Это необходимо,
чтобы избежать остановки при прочтении
цифры, которая воспринимается первоначально
всегда в форме именительного падежа.
(Сравните: с четырьмя книгами – с 4
книгами; у пяти студентов – у 5 студентов).
Словом обозначаются числа при стечении
нескольких цифровых обозначений
(семнадцать 19-летних военнослужащих
оказались на больничных койках), но
лучшим вариантом в этом случае будет
изменение фразы, позволяющее избежать
стечения количественных понятий. Словом
обозначают количественное числительное,
когда им начато предложение. В противном
случае границы между предложениями
стираются. Цифрой принято обозначать
однозначные числа, когда они находятся
в одном ряду с многозначными, а также
когда они имеют при себе единицы
измерения. Цифровая форма предпочтительна
для многозначных чисел. Она более
отчётлива и лучше воспринимается.

Выбор
между цифровой и различными вариантами
словесной формы для обозначения
количества зачастую приобретает для
редактора принципиальное значение.
Перед ним может встать вопрос, что
предпочесть: «25%», «одна четвёртая
часть»; «четверть» или конкретное
обозначение количества цифрой, например:
«Общая протяжённость топливных артерий
достигает в республике более шести
тысяч километров. К концу нынешнего
года она увеличится на четверть». Был
ли прав редактор, когда обозначил
количество существительным «четверть»?
Очевидно, текст выиграл в выразительности,
но проиграл в точности (сравните:
«протяжённость … увеличится на 1500 км»).
Выбор между цифрой и словом каждый раз
должен быть мотивирован.

Включение
цифр в текст – одно из наиболее
рациональных средств сообщения информации
и действенное средство убеждения.
Печатая сводки, экономические обозрения,
материалы изучения общественного
мнения, предоставляя слово экономистам,
статистикам, социологам, политикам,
специалистам промышленности и сельского
хозяйства, журналист разговаривает с
читателем язы­ком цифр.

Цифра
всегда останавливает на себе внимание.
Строго определённое её значение как
знака математического предопределяет
первое и главное требование редактора
к этому виду фактическо­го материала.
Цифра в тексте должна быть точна
независимо от того, какую функцию –
информации, аргумента или иллюстрации
– она выполняет. Редактору важно знать
основные критерии выбора необходимых
и выразительных цифр, способы аналитической
их обработки и специфические приёмы
редакторской оценки и обработки
статистического материала, полезно
выработать навык соотнесения числовых
значений, владеть методикой построения
системных рядов, знать правила округления
величин, уметь проверить вычисления.

Включённая
в словесный текст, цифра входит в систему
существующих в нём смысловых связей,
её надо уметь вписать в него. Цифра,
неумело включённая в текст, создает
лишь иллюзию точной информации. Редактор
не только оценивает реальное значение
каждой цифры, но и соотносит его со
значением других элементов текста: дата
должна быть не только проверена, но и
соотнесена с обозначением события и
отдельных реалий, числа осознаны в ряду
определённых закономерностей. Это
поможет избежать досадных ошибок и
неточностей, которые всегда вызы­вают
резкую и справедливую реакцию читателей.
Обилие цифр и дат никогда не идёт на
пользу газетной публикации. Перегружать
ими текст нельзя, необходимость каждой
должна быть очевидна. И, наконец, приём
конкретизации цифры, очень важный для
работы над публицистическим материалом.
Он заключается в том, чтобы, пусть в
общих чертах, представить реальное
значение цифры. Затруднения неизбежно
возникнут, если цифра включена в текст
необдуманно, механически перенесена в
него из статистического отчёта.
Попробуйте, например, конкретизировать
цифру, входящую в количественно-именное
сочетание 20,5 коровы! («На сто гектаров
угодий хозяйство имеет 54 головы крупного
рогатого скота, в том числе 20,5 коровы»).
Эта цифра нелепо выглядит на газетной
полосе в журналистской публикации.
Правда, Глеб Успенский один из своих
очерков назвал «Четверть лошади», но
если в очерке Успенского число – образ,
в приведённом нами отрывке – это
результат небрежной обработки редактором
статистического материала.

Обработка
таблиц. Таблица – форма обобщения
фактического (главным образом,
статистического) материала, традиционная
для экономики, статистики, точных наук.
Благодаря приёмам группировки по общим
признакам, показатели таблицы выглядят
рельефно, их легко сравнивать, достигается
возможность наглядно представить
операции с данными. Они располагаются
в таблице по вертикальным колонкам —
графам, снабжённым заголовками и
отделённым друг от друга вертикальными
линейками (при публикации в газете
вертикальные линейки часто опускают).
Основные части таблицы: тематический
заголовок, головка, боковик, прографка.
Если таблиц несколько, они могут иметь
также нумерационный заголовок.

При
воспроизведении текста высокой печатью
газеты редко публиковали таблицы,
требовавшие по условиям технологического
процесса ручного набора. Современная
полиграфическая техника расширила
возможности графического оформления
фактического материала. Таблицы стали
часто появляться на газетной полосе.

Таблицы
различаются по своим целям. Справочные
— это так называемые рабочие таблицы
или таблицы сведений. Газеты регулярно
печатают таблицы курса валют, результатов
и дат спортивных состязаний, таблицы
выигрышей. Задача редактора в этом
случае – проверить правильность данных
и облегчить читателю пользование
таблицей: сведения должны быть расположены
в определённом порядке, например, по
алфавиту, во временной последовательности,
в порядке возрастания или убывания
величин.

Аналитические
таблицы – итог счётной и статистической
работы. Такая таблица сводит воедино
данные по нескольким объектам наблюдений,
фиксирует результат классификации
данных, их группировки, подсчётов,
вычислений, выявляет и делает очевидными
связи между явлениями. Для журналиста
включение в текст аналитической таблицы
– экономный и выразительный способ
представить сложный фактический
материал.

Эти
данные показательны для читателей
журнала, представляют они интерес и для
специалистов – историков печати и
социологов, но построение таблицы нельзя
назвать удачным. Если рассматривать её
только как справочную, найти нужные
сведения удастся не сразу: названия
изданий расположены беспорядочно. Никак
не помогает таблица и анализу ситуации,
несмотря на то, что работа, необходимая
для этого, была проведена: в таблицу
включены не только абсолютные цифровые
значения (количество подписчиков за
два года), но и процентное отношение
этих данных. Читателю трудно зрительно
сопоставить цифры. Наиболее красноречивые
данные теряются в ряду менее показательных.
Ни расположением их, ни средствами
графики отношения меньше – больше не
выявлены. Нарушено и важнейшее для
всякой аналитической таблицы требование
сопоставимости величин. Объединять в
одной графе сведения об изданиях разных
типов – газетах и журналах, среди которых
даже один толстый литературно-художественный
журнал, неправомерно. О небрежности
оформления таблицы свидетельствуют
пустая графа в головке таблицы,
формулировка её тематического заголовка,
оформление размерности показателей.

Перестроенная
таблица выявляет тенденции, которые
нашли своё развитие в дальнейшем. Через
год, комментируя предварительные данные
о подписке уже на 1991 г., еженедельник
АиФ констатировал не только всеобщее
снижение тиражей, причиной которого
послужило повышение цен на газеты и
журналы, но и то, что многих читателей
перестало удовлетворять качество
ин­формации, её направленность, оценка
событий и фактов. Подписка на центральные
издания сократилась, перестали практически
пользоваться спросом многие партийные
коммунистические газеты и журналы –
все эти процессы способны отразить
цифры, сведённые в таблицу.

Обычно,
обращаясь к таблицам, журналист имеет
дело с фактами, уже обработанными
специалистом и сгруппированными
определённым образом. Такие таблицы
подробны, содержат много данных,
группировка которых продиктована
специальными задачами. Для журналиста
– это лишь исходный материал, но тем не
менее надо уметь прочитать любую, даже
самую сложную, таблицу, сопоставляя
данные друг с другом, выявляя логические
связи между величинами, понять принцип
их группировки. Это необходимо, чтобы
помочь автору упростить таблицу,
освободить её от лишних данных и правильно
оформить. Редактор проверяет достоверность,
существенность, сопоставимость
показателей, точность формулировок,
оценивает построение и оформление
таблицы, судит о том, насколько наглядно
представлены в ней данные и связи между
ними.9

В
основе логической структуры таблицы
лежит суждение. Её цель – выявить
логические связи между его субъектом
и предикатом, между величинами и их
характеристикой. Если данных в таблице
немного и она проста по построению, в
газете её включают в текст после двоеточия
в виде вывода (без линеек). В других
случаях таблица сохраняет свою
традиционную форму, но никогда в
журналистском материале основной текст
не должен повторять таблицу, он лишь
комментирует её, формулирует выводы,
следующие из данных, которые в этом
случае играют роль аргументов.

Чтобы
проверить содержание таблицы, рекомендуется
провести выборочную проверку величин,
оценить авторитетность источника, из
которого заимствованы данные, убедиться
в строгости следования избранному
принципу группировки данных. Важно,
чтобы общие признаки, на основании
которых ведётся группировка, были
найдены правильно. Следует проверить,
сопоставимы ли данные по существу и по
их количественному значению, специально
обращая внимание на единицы измерения
и их написание, на то, сопоставимы ли
отрезки времени, в течение которых
велось наблюдение.

Таблица
должна наглядно проявить для читателя
взаимозависимость величин. Полезно
знать, что сравнивать их легче, когда
они расположены по вертикали, причём
напомним, как важно точно расположить
цифры – разряд под разрядом. Простой,
но эффективный способ выявить взаимосвязь
величин, стоящих в боковике, – система
отступов. В таблице не должно быть
повторов, пустых граф – они свидетельствуют
о непродуманности построения таблицы:
комбинация вертикальных граф и
горизонтальных строк наглядно проявляет
смысл суждений. В таблице не должно быть
лишних граф и строк (например, графы «№
по порядку»), нумерации граф, строк,
содержащих итоги вычислений («Всего…»,
«Итого…») Примечания должны быть
вынесены вниз таблицы отдельной строкой.

Сложный,
содержащий большое количество данных,
табличный материал, оформленный как
вывод, воспринимается с трудом. Если по
техническим причинам вертикальные
линейки поставить нельзя, пробелы между
графами следует увеличить. Теряет в
наглядности таблица, завёрстанная в
газете с переходом на другую полосу,
трудно прочитать головку таблицы, когда
строки в ней расположены по вертикали.

Даже
при публикации официальных статистических
данных, уже представленных в исходных
материалах в виде таблиц, в которых
редактор не вправе что-либо изменить
по существу, необ­ходимо обработать
их с учётом особенностей восприятия
читателем газетного текста, требований
наглядности и технических возможностей
газетной вёрстки.

Работа
с литературными цитатами. Для журналиста
обращение к цитатам – экономный и
убедительный приём, позволяющий
представить читателю факты, обобщить
их, подтвердить своё мнение ссылкой на
авторитетный источник. В публицистическом
тексте это средство не только убеждения,
но и эмоционального воздействия. Как
один из видов фактического материала,
цитаты должны удовлетворять предъявляемым
к нему общим требованиям, на первом
месте среди которых стоит требование
точности. Цитата – по известному
определению – дословно приведённая
выдержка из текста. Требование точности
воспроизведения цитаты охватывает не
только слова, но и знаки препинания,
шрифтовое оформление.10 Это в равной
мере относится к выдержке из официального
документа, несущей читателю содержательную
информацию, и к эмоционально насыщенной
цитате из художественного произведения.
В газете не принято давать подробные
ссылки на источник цитаты, читатель
принимает её на веру, и редактор полностью
ответственен за то, чтобы в тексте не
было искажений. Поэтому он обязан
тщательно выверить цитату, не передоверяя
это техническим работникам.

Известно,
что автор иногда цитирует по памяти.
Редактор не должен позволять себе этого.
Авторитет публикации может подорвать
даже незначительная ошибка. Если она
пройдёт незаме­ченной, текст может
быть истолкован неверно. Даже признанный
в своей области специалист не застрахован
от ошибок при цитировании по памяти.

Точность
цитирования трактуется редактированием
широко. Она предусматривает оценку
цитаты по существу, правомерность её
выбора, оценку приёмов, которыми она
введена в текст. Редактор должен уточнить,
из какого источника цитата извлечена,
кем, когда, в связи с какими обстоятельствами
создан цитируемый текст. Это особенно
существенно потому, что объём журналистского
материала невелик и не допускает
включения большого количества пространных
цитат. Отбор их должен быть обоснованным,
а обработка текста цитаты, которую нет
возможности привести полностью, требует
особой тщательности: каждый пропуск в
цитате следует обозначить, сокращения
не должны исказить смысл. Чтобы решить,
допустимо ли сокращение, предложенное
автором, редактор должен восстановить
текст цитаты, и только после этого,
сравнив полный и сокращённый варианты,
он определяет, допустимы ли сделанные
автором купюры. Особого внимания требуют
цитаты из художественной литературы.
Если эти цитаты удачно найдены и точно
вписаны в текст журналистского материала,
они способны обогатить его, открыть для
читателя новые стороны явления.

Цитата
может быть представлена одним или
несколькими предложениями, частью
предложения, даже одним словом. Но во
всех случаях это «чужой» фрагмент в
структуре текста. Войдя в него, став его
частью, цитата продолжает сохранять
содержательные и экспрессивные качества,
которые были присущи ей в тексте,
послужившем источником цитирования.
Так возникает своеобразная перекличка
двух литературных произведений, их
внутренних миров, открывающая широкие
возможности для образного освоения
публицистом действительности. И в то
же время двойственная природа цитаты
может послужить причиной досадных
редакторских просчётов.

В
публицистическом тексте цитатам
отводится особая роль, возрастает
значение комментария, содержащего
авторскую оценку цитаты. Между цитатой
и комментарием возникают своеобразные
типы связи. Опытный редактор знает, как
важен в этом случае выбор приёмов
комментирования и как серьезны могут
быть последствия любой небрежности при
обработке такого текста.

Только
точный и глубокий комментарий может
сообщить современное звучание цитатам
из классической литературы, к которым
часто обращаются журналисты. Достичь
этого, включая ту или иную цитату в текст
просто как подходящую к случаю, невозможно.
Ни привлекательность цитируемых строк,
ни доверительный тон комментария не
помогут скрыть поверхностность
рассуждений журналиста.

Острым
публицистическим выступлениям свойственна
полемичность, активное отношение к
своему материалу. Особенности
комментирования цитат зачастую
определяются противопостав­лением
двух позиций – автора и его оппонента.
Цитаты представляют в этом случае
суждения оппонента, комментарий содержит
авторскую оценку этих суждений. Он может
предшествовать цитате или идти после
неё, может быть введён внутрь цитаты,
но никогда не должен сводиться к её
пересказу. В нём может быть дана оценка
содержания цитаты, её литературной
формы, уточнены смысловые акценты,
выявлены намерения автора. Цитата –
материал исследования публициста,
комментарий – инструмент этого
исследования. Приспосабливать цитату
к ком­ментарию, разрывая её – приём
недобросовестный. Так называемый
«монтажный метод», когда взятые в кавычки
части цитаты включаются в авторский
текст, сливаясь с ним, создаёт лишь
ви­димость достоверного цитирования.
Целостность цитаты разрушается, исчезают
границы между мыслями автора и его
оппонента, и оппонент лишается слова.
Вырвав из текста одну фразу, нельзя
спешить со своими выводами и обобщениями,
на которые приведённая цитата права не
даёт. Распространённым явлением в
литературной практике журналистов
стало включение в текст так называемых
«раскавыченных цитат» – графически не
выделенных фрагментов текста литературных
произведений. Особенно часто к этому
приёму прибегают в заголовках. Точность
цитирования при этом не преследуется.
Цитату «приспосабливают» к новому
контексту, изме­нения при этом могут
быть значительными: сокращения, при
которых выпадают даже существенные для
мысли автора части, изменения и замена
слов. Лингвисты склонны рассматривать
цитирование без кавычек в ряду явлений,
характерных для демократизации языка,
как элемент некой «игры», присущей
мироощущению современного человека,
как путь к формированию нового класса
речений, который занимает промежуточное
положение между крылатыми словами и
обычными свободными сочетаниями слов.

Другой
тип освоения литературной цитаты –
полное её подчинение новому контексту.
В последнее время газетные публикации
часто включают строку из стихотворения
А. Ахматовой «Творчество». Напомним
текст стихотворения:

Когда
б вы знали, из какого сора

Растут
стихи, не ведая стыда,

Как
жёлтый одуванчик у забора,

Как
лопухи и лебеда.

Приведём
газетный текст, в который включена
цитата без кавычек: «Когда б вы знали,
из какого сора творит Зайцев высокую
моду. Из габардина фабрики П. Алексеева».
Эта же строка послужила заголовком к
заметке в другой газете о том, как в
Петропавловске-Камчатском местные
умельцы шили кожаные куртки из обложек
к партбилетам. Оторванная от первичного
контекста стихотворная строка потеряла
свои поэтические свойства. Остался лишь
отголосок ритма, а те, кто знает
стихотворение, ощутят бестактность
подобного обращения с поэтическим
текстом. Это не содержащее смысла и не
завершённое по форме высказывание не
станет пословицей, не будет причислено
к крылатым словам. Оно на наших глазах
превращается в речевой штамп.

Оценить
конкретное цитатное вкрапление можно
только исходя из анализа текста, вновь
создаваемого и первичного, того, откуда
цитата взята. Это правило цитирования,
известное каждо­му редактору, остаётся
в силе и тогда, когда он имеет дело с
«раскавыченными цитатами». Сегодня
журналист имеет практически неограниченные
возможности обращаться к разнообразным
литературным источникам – от Библии
до произведений новейших литературных
школ и направлений. Встреча с новым,
часто нетрадиционным материалом требует
от редактора точных знаний, понимания
процессов, происходящих в языке,
ответственного отношения к слову.

25.Таблица
как с вид фактического материала, как
способ оформления статистических
данных.

Таблицы

Распространённой
формой представления фактических
цифровых данных являются таблицы,
которые могут использоваться как в
тексте работы, так и в приложении к ней.

Таблица
является формой систематизации
фактического материала, включающей
главным образом цифровые данные. Следует
помнить о назначении таблиц, которые
подразделяются на справочные и
аналитические: первые включают сведения,
расположенные в определённом порядке
с целью облегчения поиска информации,
вторые – классифицированные данные,
являющиеся результатом анализа связей
между явлениями и группирующие наблюдения
по нескольким объектам.

Следует
помнить, что таблицу не рекомендуется
перегружать сведениями, словесные
формулировки должны быть лаконичными
и ясными.

Наконец,
основное правило использования таблиц
заключается в том, что основной текст
работы комментирует таблицу, формулирует
на её основании выводы, но ни в коем
случае не повторяет таблицу.

Для
схем, диаграмм и других видов графического
материала применимы те же правила.

26.Цитаты
как с вид фактического материала.

.
Цитаты и цитирование

Своеобразным
видом фактического материала, как уже
отмечалось, являются цитаты — части
текста, выписанные из другой книги или
статьи без всяких изменений. Трудно
назвать такой вид литературы, в котором
не использовались бы цитаты.

При
редакторском анализе цитат приходится
решать две задачи.

Во-первых,
надо установить, нужны ли цитаты для
разработки темы, нет ли возможности
сократить число приведенных высказываний,
какие из них надо обязательно оставить.

Обильное
цитирование не всегда оправдано
интересами дела, иногда оно продиктовано
мотивами, весьма далекими от научной
принципиальности. Вот характерный
диалог между редактором и автором,
приводимый работником белорусского
издательства «Народна асвета»:

«—
Зачем Вы обильно цитируете? Ведь у самого
есть ценный материал, удачные исследования.
Вы полшага сделаете самостоятельно и
тут же торопитесь стать в чужой след,
оставленный «маститой ногой»,
пересказываете мысли «великих». Зачем
же тогда нужна Ваша книга?

— Ну,
ладно, — идет на уступку автор, — ссылку
на Рубинштейна снимите: его нет в живых,
не обидится. А вот Щукину, пожалуйста,
оставьте. И Люблинскую тоже, и Божович,
и Менчинскую, пожалуй. Еще подумают, что
я не признаю их работ, и мою книгу
раздраконят…».

Во-вторых,
редактор должен установить, соответствуют
ли цитаты источнику, не допущены ли
ошибки в ходе цитирования.

Решая
первую задачу, естественно, надо учитывать
характер текста. Различают цитаты
иллюстративные, т. е. подтверждающие
какую-либо мысль, и аналитические,
составляющие часть анализируемого
материала. Во многих случаях число
иллюстративных цитат без ущерба для
содержания может быть сокращено.
Относительно аналитических цитат такой
вывод был бы неправильным. Например, в
работах, посвященных разбору конкретных
произведений — художественных, научных,
публицистических, цитирование этих
сочинений в широких масштабах не только
возможно, но и обязательно. Вместе с тем
и здесь редактор нередко встречает
случаи, когда несколько цитат подтверждают
одно и то же положение и, значит, можно
без труда их число сократить. Бесспорно,
что цитата не нужна и там, где положение
аксиоматично, очевидно само по себе.

Вторая
задача состоит в том, чтобы установить,
правильно ли цитирует автор, не допускает
ли он искажения мысли, содержащейся в
источнике.

Бывают
случаи, когда положения, взятые в
авторитетном источнике, искажаются,
так сказать, несознательно, вследствие
непонимания того, как надо цитировать.
Факты такого рода, к сожалению, не так
уж редки.

Немало
ошибок связано, например, с тем, что в
качестве цитаты дается произвольно
взятая часть фразы.

Наконец,
встречается и такой ошибочный прием —
высказывание по конкретному поводу
рассматривается как всеобъемлющее, ему
придается весьма широкий смысл.

Из
сказанного ясно, что простой сверки
процитированных слов с текстом, откуда
они взяты, совсем недостаточно для
ответа на вопрос, правильно ли цитирует
автор. Здесь необходим анализ не только
самих цитат, но и всего контекста, а
также сопоставлениезаконченного
раздела рукописи с первоисточником,
частью которого является цитата.

Например,
во время суда над бывшим президентом
Югославии Слабоданом Милошевичем,
подсудимый в качестве обвинения
американцев во всём происходящем в
Сербии использовал материалы немецкой
кинохроники, которые сами немцы приводили
для доказательства преступной деятельности
Милошевича. Создалась весьма любопытная
ситуация, когда один и тот же материал
служил и в качестве обвинения, и в
качестве оправдания в зависимости от
трактовки.

Таким
образом, предметом редакторского
внимания на этой стадии работы должны
стать не только сами цитаты, но и их
текстовое обрамление, а также приемы
цитирования. Анализ цитат и фактического
материала в целом есть важная составная
часть разбора содержания рукописи; он
позволяет оценить существенные аспекты
разработки темы.

1. Цифра
   как вид фактического материала и
   элемент текста.

Цифры
в тексте

Факт
– предмет журналистского исследования. 

Для
журналиста факт всегда соотнесён с
суждением о собы­тии, служащим
утверждению истинности или ложности
определённых положений, выяснению
связей и отношений между явлениями,
между предметом и его свойствами

Понятие
фактический материал, которое принято
в редактировании, охватывает все опорные
для текста элементы, передающие смысл
и предметные отношения.2 При правке
текста они не должны подвергнуться
изменениям или выпасть. Фактический
материал реализуется в текстовых
конструкциях, которые обозначают не
только события, но и «кусочки
действительности» – вещные элементы
предметного ряда, свойства, каче­ства,
состояния, наименования лиц, отношений,
количества.

Любая
неясность в журналистском тексте
неприемлема. Поэтому так важна правильность
передачи информации, сквозная оценка
и точная разработка фактического
материала. Наблюдения над газетной
практикой убеждают в том, насколько
важна для автора помощь редактора.

Не
менее важно для контролирующего мышления
редактора умение конкретно представить,
как происходили события, о которых
говорится в тексте. 

В
небрежно отредактированном материале
факты нередко предстают перед читателем
в искажённом виде, логические связи
нарушены, выводы автора необоснованы.

Поверхностность
суждений непростительна для журналиста,
и редактору следует особенно внимательно
отнестись к выигрышным, на первый взгляд,
материалам.

Цифры
в тексте. Цифра – символ иной, чем слово,
знаковой системы. Как обозначению числа
ей изначально присуща точность, обобщение,
концентрированность информации. Этот
сложный для редактирования материал
требует особого внимания редактора.
Начать следует с того, чтобы убедиться,
легко ли прочитать текст вслух. Так,
заголовок «1 100 000 000-й гражданин» наверняка
представит трудности для многих
читателей. Конструктивные возможности
имён числительных, которыми в языке
передаются значения количества, в
некоторых случаях оказыва­ются
ограниченными, и мы неизбежно сталкиваемся
с трудностями словообразования.

Издательская
практика выработала специальные
рекомендации для обозначения чисел в
тексте.4 Числа от 1 до 9 включительно
принято обозначать словом, когда они
не имеют при себе единиц измерения и
стоят в косвенном падеже. Это необходимо,
чтобы избежать остановки при прочтении
цифры, которая воспринимается первоначально
всегда в форме именительного падежа.Цифрой
принято обозначать однозначные числа,
когда они находятся в одном ряду с
многозначными, а также когда они имеют
при себе единицы измерения. Цифровая
форма предпочтительна для многозначных
чисел. Она более отчётлива и лучше
воспринимается.Выбор между цифровой и
различными вариантами словесной формы
для обозначения количества зачастую
приобретает для редактора принципиальное
значение. Перед ним может встать вопрос,
что предпочесть: «25%», «одна четвёртая
часть»; «четверть» или конкретное
обозначение количества цифрой.

Включение
цифр в текст – одно из наиболее
рациональных средств сообщения информации
и действенное средство убеждения.
Печатая сводки, экономические обозрения,
материалы изучения общественного
мнения, предоставляя слово экономистам,
статистикам, социологам, политикам,
специалистам промышленности и сельского
хозяйства, журналист разговаривает с
читателем язы­ком цифр.

Цифра
всегда останавливает на себе внимание.
Строго определённое её значение как
знака математического предопределяет
первое и главное требование редактора
к этому виду фактическо­го материала.
Цифра в тексте должна быть точна
независимо от того, какую функцию –
информации, аргумента или иллюстрации
– она выполняет. Редактору важно знать
основные критерии выбора необходимых
и выразительных цифр, способы аналитической
их обработки и специфические приёмы
редакторской оценки и обработки
статистического материала, полезно
выработать навык соотнесения числовых
значений, владеть методикой построения
системных рядов, знать правила округления
величин, уметь проверить вычисления.

Значения
меньше – больше, ближе – дальше, раньше
– позже и т. п. должны быть подтверждены
в тексте.

Включённая
в словесный текст, цифра входит в систему
существующих в нём смысловых связей,
её надо уметь вписать в него. Цифра,
неумело включённая в текст, создает
лишь иллюзию точной информации. Редактор
не только оценивает реальное значение
каждой цифры, но и соотносит его со
значением других элементов текста: дата
должна быть не только проверена, но и
соотнесена с обозначением события и
отдельных реалий, числа осознаны в ряду
определённых закономерностей. Это
поможет избежать досадных ошибок и
неточностей, которые всегда вызы­вают
резкую и справедливую реакцию читателей. 

Обилие
цифр и дат никогда не идёт на пользу
газетной публикации. Перегружать ими
текст нельзя, необходимость каждой
должна быть очевидна. Даты, не связанные
по смыслу с предметом публикации, не
следует включать в текст.

Существенно,
чтобы перевод количественных понятий
в разряд конкретных представлений был
по силам читателю. Прежде всего, это
касается обозначения больших количеств
и приблизи­тельных величин. Когда в
погоне за эффектом авторы злоупотребляют
ими, кроме самого общего представления,
запёчатлённого в сознании как много,
мало, хорошо, плохо, читатель никакой
другой информации из текста не извлекает.
Редактору следует помнить, что имена
существительные со значением числа,
такие как тысяча, миллион, миллиард,
которыми мы пользуемся для обозначения
больших количеств, мыслятся, прежде
всего, как предметно-собирательные
значения множества, и конкретизации их
в тексте следует уделить специальное
внимание.

И,
наконец, приём конкретизации цифры,
очень важный для работы над публицистическим
материалом. Он заключается в том, чтобы,
пусть в общих чертах, представить
реальное значение цифры. Затруднения
неизбежно возникнут, если цифра включена
в текст необдуманно, механически
перенесена в него из статистического
отчёта. 

Типы ошибок (фактические, логические, речевые)

Фактические ошибки

Нарушение требования достоверности в передаче фактического материала вызывает фактические ошибки, представляющие собой искажение изображаемой в высказывании ситуации или отдельных ее деталей.

К фактическим ошибкам можно отнести различного рода фактические неточности: неверно указанные годы жизни писателя или время создания художественного произведения, неверные обозначения топонимов, ошибки в употреблении терминологии, неправильно названные жанры, литературные течения и направления и т. д. Например, в работах 2008 года присутствовала типичная фактическая ошибка: экзаменуемые плохо припоминали фамилию одной из героинь романа И.А. Гончарова «Обломов»: вместо указания на Пшеницыну в экзаменационных работах можно было обнаружить, например, Хозяйкину. Экзаменуемые часто путают не только имена героев, но названия произведений (так, часть экзаменуемых 2008 г. не могли точно указать названия глав романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»).

Фактические ошибки можно разделять на грубые и негрубые. Безусловно, если экзаменуемый утверждает, что автором «Евгения Онегина» является Лермонтов, или называет Татьяну Ларину Ольгой – это грубые фактические ошибки. Если же вместо «Княжна Мери», выпускник написал «Княжна Мэри», то эта ошибка может оцениваться экспертом как фактическая неточность или описка и не учитываться при оценивании работы.

Вследствие плохого знания текста произведения экзаменуемые неправильно интерпретируют поступки и слова персонажей, события, «вкладывая» в текст отсутствующий в нем смысл; ошибочно или неполно определяют роль анализируемого фрагмента в художественном произведении; неверно выделяют структурные элементы текста (часть, главу и т.д.); искажают сюжет и проч. Например, в одной из работ утверждалось, что счастью Катерины и Бориса (пьеса А.Н. Островского «Гроза») помешали родители Бориса. К сожалению, немало примеров, показывающих отсутствие какой-либо ориентированности в тексте. Одно из заданий по пьесе Д.И. Фонвизина «Недоросль» требовало от экзаменуемых перечисления положительных персонажей комедии. У ряда учащихся получались весьма неожиданные комбинации: наряду с Милоном, Правдиным и Стародумом назывались (по принципу «что помню») Скотинин, Простакова, Вральман (не помогала даже наличие «говорящих» фамилий). Незнание текстов приводит к построению неудачных или ложных сопоставлений при выполнении заданий, требующих привлечения литературного контекста. В одном из вариантов экзаменационной работы был предложен вопрос: «Какие стихотворения русских поэтов носят характер лирической исповеди и какие мотивы сближают их со стихотворением С.А. Есенина «Письмо матери»? Некоторые экзаменуемые шли по пути перечисления поэтов наудачу, разумеется, не забывая Пушкина (в расчете на его «всеохватность») и попадали впросак, поскольку «материнской» темы поэт не коснулся в своей лирике (есть лишь такой адресат, как няня).

Итак, к типичным фактическим ошибкам относятся:

1) искажение историко-литературных фактов;

2) искажение имён собственных;

3) ошибки в обозначении времени и места события;

4) ошибки в передаче последовательности действий, в установлении причин и следствий событий и т.п.

Логические ошибки

Экзаменуемые, затрудняющиеся в понимании специфики и логики поставленного вопроса, обычно демонстрируют неумение логично и аргументированно строить собственное монологическое высказывание, неумение делать обобщения.

Контроль за соблюдением основных законов логического мышления – обязательный этап анализа сочинения. Лучшие работы экзаменуемых отличает четкость суждений, непротиворечивость, последовательность изложения мыслей и обоснованность тезисов и выводов.

Логические ошибки, по определению Д. Э. Розенталя, – это неразличение «близких в каком-либо отношении обозначаемых понятий. Нередко экзаменуемый не различает причину и следствие, часть и целое, смежные явления, родовидовые, видовые и другие отношения». (Например: «Так как Обломов – человек ленивый, у него был Захар – его слуга»).

Вариантность смысловой организации текста не безгранична: законы правильного мышления определяют ясное развитие мысли. Логическая доброкачественность информации, которую несёт текст, определяется её достоверностью, точностью и непротиворечивостью.

Каждая мысль текста при повторении должна иметь определенное, устойчивое содержание (предмет рассуждения не должен меняться произвольно в ходе повторения, понятия – подменяться и смешиваться).

Сбивчивость мышления, недостаточная осведомлённость могут привести к присутствию в сочинении двух противоположных суждений об одном и том же предмете, поданных экзаменуемым как истинные.

Точность подбора тезисов, чёткость их формулировки, конструктивная ясность текста способствуют логической определённости изложения, позволяют достичь последовательности развития мысли.

Сочинение должно быть доказательным (всякая истинная мысль должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана). При соблюдении этого требования все мысли, высказанные в тексте, вытекают одна из другой. Таким образом, в сочинении все мысли должны быть внутренне связаны друг с другом, вытекать одна из другой, обосновывать одна другую. Истинность суждений должна быть подтверждена надёжными доказательствами.

К характерным логическим ошибкам экзаменуемых относятся:

1) нарушение последовательности высказывания,

2)отсутствие связи между частями предложения,

3)неоправданное повторение высказанной ранее мысли,

4)раздроблениемикротемы другой микротемой,

5)несоразмерность частей высказывания,

6)отсутствие необходимых частей высказывания,

7)перестановка частей высказывания и т.п.

Речевые ошибки

Речевые ошибки следует отличать от ошибок грамматических, которые состоят в ошибочном словообразовании, ошибочном образовании форм частей речи, в нарушении согласования, управления, а также в нарушении связи между подлежащим и сказуемым, ошибочном построении предложения с деепричастным или причастным оборотом, однородными членами, а также сложных предложений, в смешении прямой и косвенной речи, в пропусках необходимых слов и нарушении границ предложения.

(См. Оценка знаний, умений и навыков учащихся по русскому языку. Пособие для учителя. – Москва.: Просвещение, 1986. С. 81).

Эти ошибки, несомненно, снижают качество работы, и грубейшие из них могут быть отнесены к речевым.

К изложению литературного материала прямое отношение имеют речевые и стилистические ошибки. Стилистические ошибки являются одним из видов речевых ошибок. Их разграничение важно для работ высокого качества. К речевым ошибкам лексического характера следует отнести:

1) употребление слова в несвойственном ему значении;

2) нарушение лексической сочетаемости;

3) употребление лишнего слова (плеоназм);

4) употребление рядом однокоренных слов (тавтология);

5) употребление слова (или выражения) иной стилевой окраски;

6) нарушение видо-временной соотнесённости глагольных форм;

7) бедность и однообразие синтаксических конструкций;

неудачный порядок слов (та же работа, с. 87).

Еще раз подчеркнем, что разновидностью речевых ошибок являются стилистические. «Стилистические смешения, – как указывает В.И. Капинос, – это особая группа речевых недочётов, которые разрушает единство стиля высказывания» (та же работа, с. 86).

К стилистическим ошибкам следует относить:

1) употребление иностилевых слов и выражений;

2) неудачное использование экспрессивных, эмоционально-окрашенных средств;

3) немотивированное применение диалектных и просторечных слов и выражений;

4) смешение лексики разных исторических эпох.

Соблюдение единства стиля – самое высокое достижение пишущего. Поэтому стилистические смешения В.И. Капинос справедливо предлагает называть стилистическими недочётами.

ошибки, связанные с нарушением логической правильности рассуждений. Л. о. состоят в том, что утверждается истинность ложных суждений (либо ложность истинных суждений), или логически неправильные рассуждения рассматриваются как правильные (либо логически правильные рассуждения – как неправильные), или недоказанные суждения принимаются за доказанные (либо доказанные – за недоказанные) или, наконец, неверно оценивается осмысленность выражений (бессмысленные выражения принимаются за осмысленные либо осмысленные – за бессмысленные); эти аспекты познават. ошибок могут различным образом сочетаться друг с другом (напр., принятие бессмысленного суждения за осмысленное обычно бывает связано с убеждением в его истинности). Л. о. изучались уже Аристотелем, к-рый в соч. «Опровержение софистических аргументов» проанализировал их виды. На этой основе в традиционной логике, начиная с трудов схоластов, было разработано подробное описание Л. о. В соответствии с выделяемыми в традиционной логике частями доказательства Л. о. были подразделены на ошибки в отношении (1) оснований доказательства (посылок), (2) тезиса и (3) формы рассуждения (демонстрации, или аргументации).

К числу Л. о. типа (1) относится прежде всего Л. о. ложного основания, состоящая в том, что в качестве посылки доказательства принимается ложное суждение (эта Л. о. наз. также основным заблуждением, лат. название – error fundamentalis; лат. названия логич. ошибок получили распространение, начиная с работ схоластич. логиков); поскольку из ложных суждений по законам и правилам логики могут быть выведены в одних случаях ложные, а в других – истинные следствия, постольку наличие в числе посылок ложного суждения оставляет открытым вопрос об истинности доказываемого тезиса. Частным случаем этой Л. о. является такое использование (в качестве посылки доказательства) нек-рого суждения, требующего для своей истинности определ. ограничит, условий, при к-ром это суждение рассматривается безотносительно к этим условиям, что приводит к его ложности.

Другой случай этой Л. о. состоит в том, что вместо нек-рой нужной для данного доказательства истинной посылки берется более сильное суждение, являющееся, однако, ложным (суждение А наз. более сильным, чем суждение В, если из А, в предположении его истинности, следует В, но не наоборот).

Другой вид Л. о. типа (1) – это Л. о. н е д о к а з а н н о г о о с н о в а н и я; она состоит в том, что в качестве посылки используется недоказанное суждение, в силу чего недоказанным оказывается и тезис доказательства. К числу Л. о. этого вида относится т.н. предвосхищение о с н о в а н и я или «предрешение основания» (лат. название – petitio principii), суть к-рого состоит в том, что за основание доказательства принимается суждение, истинность к-рого предполагает истинность тезиса. Важным частным случаем petitio principii является круг в доказательстве. Наиболее грубый случай круга дает Л. о., к-рая наз. idem per idem («то же через то же»), состоящая в том, что суждение «доказывается» посредством (по существу повторением) его же самого.

Л. о. типа (2) состоят в том, что доказываемый тезис в ходе доказательства подменяется нек-рым др. суждением, причем таким, что доказательство этого суждения не влечет доказательства тезиса. В основе этой Л. о. лежит неверное отождествление фактически доказанного суждения с тем тезисом, к-рый должен был быть доказан. Эта Л. о. наз. п о д м е н о й т е з и с а (или игнорированием тезиса, или отступлением от тезиса; лат. название – ignoratio elenchi). При Л. о. этого вида обычно имеется определ. связь между тезисом и подменившим его суждением (напр., сходство их грамматич. формы, сходство по содержанию и т.п.), в силу чего оказывается возможным их ошибочное отождествление. Так, в ряде случаев доказываемый тезис подменяется нек-рым более слабым суждением (суждение А слабее суждения В, если А следует из В, но не наоборот); в таких случаях говорят, что суждение, к-рое фактически доказано, является лишь частью тезиса. Естественно, что доказательство «части тезиса» не означает доказательства этого последнего. О совершающих такую Л. о. говорят: «Кто слишком мало доказывает, тот ничего не доказывает». К этому же типу Л. о. можно отнести и т.н. чрезмерное доказательство, к-рое состоит в подмене тезиса более сильным суждением, причем таким, что из него, помимо тезиса, следует и нек-рое ложное суждение (что свидетельствует о том, что это более сильное, чем тезис, суждение ложно). О совершающих такую Л. о. говорят: «Кто слишком много доказывает, тот ничего не доказывает». В др. случаях тезис, в к-ром говорится о ч.-л. с ограничением к.-л. условиями, подменяется тезисом, рассматриваемым безотносительно к этим условиям. Важным частным случаем подмены тезиса является т.н. аргументация к ч е л о в е к у (argumentum ad hominem), состоящая обычно в том, что обоснование истинности тезиса подменяется рассуждением о достоинствах или недостатках человека, защищающего этот тезис.

Самую большую группу составляют Л. о. типа (3). Грубая Л. о. этого вида – ошибка «н е с л е д у ет» (non sequitur); она состоит в том, что доказываемый тезис (обычно с помощью слов: «итак», «значит», «следовательно» и т.п.) присоединяется к рассуждению, относительно к-рого полагают, что оно доказывает тезис, но к-рое, однако, лишь внешне похоже на его доказательство, фактически же не имеет отношения к существу дела. Другой вид этой ошибки – не менее грубый – состоит в воздействии на чувства людей, воспринимающих доказательство, с целью убеждения их, помимо логич. аргументации, в истинности тезиса. Эта Л. о. наз. аргументацией к публике (argumentum ad publicum).

Менее грубый характер носят Л. о., состоящие в нарушении правильного хода доказательства на к.-л. его шаге. Такие Л. о. возникают в результате неверного отождествления или различения понятий и суждений, используемых в доказательстве, нарушения правил умозаключений, ошибок при операциях с понятиями и т.п. К числу Л. о., связанных с неверным отождествлением и различением, относится омонимия, а также амфиболия (отгреч. ἀμφίβολος – двусмысленный) – Л. о., возникающая в результате неясности или многосмысленности грамматич. конструкции выражения языка, в частности в результате того, что нек-рое грамматич. предложение или оборот речи употребляется в одном и том же рассуждении в различных значениях. К Л. о. этого вида может также вести неправильное различение языковых выражений, являющихся на деле синонимами, и вообще подмена терминов в ходе рассуждения, неверное отождествление значений выражений и т.п. К Л. о. этого же рода относится ошибка, проистекающая из отождествления суждения, в к-ром высказываемое относится к каждому предмету нек-рого класса (разделит, смысл), с суждением того же содержания, но в к-ром высказываемое относится к классу в целом (т.е. к классу как отд. предмету; собират. смысл); в этом случае, в зависимости от направленности рассуждения, говорят или об ошибке «от разделительного смысла к собирательному», или об ошибке «от собирательного смысла к р а з д е л и т е л ь н о м у». Аналогично отожде-ствление высказывания о частях к.-л. предмета с высказыванием об этом предмете как целом, выливается в Л. о., называемые ошибками «о т разделенного к составному» и «от составного к разделенному». К этому же виду Л. о. относится ошибка, в основе к-рой лежит отождествление суждения, истинного при нек-рых ограничивающих условиях («истинного относительно»), с таким же по содержанию суждением, но рассматриваемым безотносительно к этим условиям («истинного безотносительно»), проявляющаяся в ошибочном умозаключении » от истинного относительно к истинному безотносительно»; эта ошибка иначе наз. ошибкой «о т с к а з а н н о г о с условием к сказанному без у с л о в и я».

К числу Л. о. типа (3) относятся, далее, любые нарушения правил вывода в дедуктивных умозаключениях, а также ошибки в индукции, ошибочное применение аналогии и т.п. Таковы, в частности, Л. о., состоящие в нарушении установленных в традиционной логике правил обращения категорич. суждений, правил заключений по схеме логического квадрата; правил простого категорич. силлогизма (сюда относится, напр., «учетверение терминов», лат. название – quaternio terminorum); правил, относящихся к умозаключениям с условными и разделит, посылками (напр., ошибочные умозаключения «от истинности следствия условного суждения к истинности его основания» и «от ложности основания к ложности следствия»); ошибки в энтимемах и пр. Популярная индукция может приводить к ошибке поспешного обобщения. Эта ошибка наз. также заключением «о т с л у ч а й н о г о » (fallacia accidens), т.к. состоит в том, что, обнаружив, что нек-рое свойство налицо во всех наблюдавшихся предметах нек-рого класса, и не встретив противоречащих случаев, полагают, что оно является необходимым для всех предметов этого класса и, следовательно, принадлежит всем им; на деле же это свойство может принадлежать лишь нек-рым (не всем) предметам класса и быть в этом смысле в данном классе случайным. В рассуждениях о причинах явлений встречается Л. о. ложного вывода о причине; напр., когда от констатации определенной последовательности двух событий во времени переходят к заключению о том, что то из этих явлений, к-рое предшествует другому, является его причиной (эта Л. о. наз. «п о с л е э т о г о , значит по причине этого»: post hoc, ergo propter hoc). Л. о., связанные с нарушением правил оперирования с понятиями, – это ошибки при определении понятий и при делении их объема; нарушение правил определения и деления может вести к формулировке ложных суждений, к-рые, будучи использованными в рассуждении, лишают его доказат. силы. Бывают также Л. о., состоящие в допущении в процессе рассуждения логич. противоречий в к.-л. их форме (см. Противоречие в логике).

В традиц. логике все Л. о. подразделяются на непреднамеренные Л. о. – паралогизмы и преднамеренные – софизмы.

Учение традиц. логики о Л. о. охватывает все осн. виды логич. дефектов в содержат, рассуждениях людей. Средства совр. формальной логики позволяют лишь уточнить характеристику многих из них. В связи с развитием математич. логики понятие Л. о. находит естественное распространение на случаи ошибок, связанных с построением и использованием рассматриваемых в ней исчислений; в частности, всякая ошибка в применении правил образования или преобразования выражений исчисления может рассматриваться как Л. о.

Источником Л. о. в мышлении являются различные причины психологич., языкового, логико-гносеологич. и иного характера. Появлению Л. о. способствует прежде всего то, что многие логически неправильные рассуждения внешне похожи на правильные. Немаловажную роль играет также и то, что в обычных содержат, рассуждениях не все их шаги – суждения и умозаключения, в них входящие, – обычно бывают выраженными в явной форме. Сокращенный характер рассуждений часто маскирует неявно подразумеваемые в нем ложные посылки или неправильные логич. приемы. Важным источником Л. о. является недостаточная логич. культура, сбивчивость мышления, нечеткое понимание того, что дано и что требуется доказать в ходе рассуждения, неясность применяемых в нем понятий и суждений. Сбивчивость мышления бывает тесно связана с логич. несовершенством языковых средств, применяемых при формулировке тех или иных суждений и выводов. Источником Л. о. может быть также эмоциональная неуравновешенность или возбужденность. Питательной средой для Л. о., особенно для ошибки ложного основания, являются те или иные предрассудки и суеверия, предвзятые мнения и ложные теории.

В борьбе с Л. о. немаловажное значение имеет использование средств л о г и к и; эти средства дают должный результат в тех областях, где фактич. материал позволяет осуществить предписываемое формальной логикой уточнение формы рассуждений, выявление опущенных звеньев доказательств, развернутое словесное выражение выводов, четкое определение понятий. В этих областях применение логики является эффективным средством устранения сбивчивости, непоследовательности и бездоказательности мышления. Дальнейшее развитие средств логики – уже в рамках математич. логики – привело к оформлению строгой теории дедуктивного вывода, к логич. формализации целых разделов науки, к разработке искусственных (напр., т.н. информационно-логич.) языков. Вместе с тем выяснилось, что чем сложнее область исследования, тем сильнее проявляется неизбежная ограниченность формально-логич. средств. Средства логики сами по себе, как правило, не гарантируют правильности решения науч. и практич. вопросов; при всей их необходимости они дают должный эффект лишь в комплексе всей практич. и познават. деятельности человечества. Стоящая перед каждым человеком задача развить свой ум так, чтобы максимально предохранить себя от заблуждений и Л. о. в теоретич. и практич. деятельности, решается посредством усвоения и активного применения науч. мировоззрения и диалектико-материалистич. филос. метода, применения специальных методов исследования, использования современных приборов для вычисления, измерения и контроля, накопления знаний и практич. опыта, воспитания воли и внимания, развития памяти, навыков логич. мышления, повышения общей культуры и т.п.

Лит.: Асмус В. Ф., Учение логики о доказательстве и опровержении, [М. ], 1954, гл. 6; Уемов А. И., Логические ошибки. Как они мешают правильно мыслить, М., 1958.

Б. Бирюков, В. Швырев. Москва.