Это хуже чем преступление это ошибка смысл

ХУЖЕ ЧЕМ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

Всем известна фраза, принадлежащая французскому политическому деятелю революционно-наполеоновской эпохи Антуану Буле де ла Мёрт (но часто приписываемая Талейрану или Фуше): «Это больше /хуже, чем преступление, это ошибка». Мысль в ней заключена глубокая: есть деяния непростительные и невозможные для свершения по причине всеобъемлемости, продолжительности, а зачастую и необратимости их негативных последствий. И в основе этих действий чаще всего лежит человеческая глупость, неосмотрительность, легкомыслие. Преступник, как правило, знает, на что идёт и что ему грозит, а совершающий ошибку – нет.

В 1918 г. П.Б.Струве так писал о случившемся в России, точнее с Россией: «Русская революция оказалась национальным банкротством и мировым позором». Почему позором? А потому, что это невиданный по своей нелепости провал, полное человеческое банкротство, грандиозная по своим неизмеримым последствиям ошибка. Что-то много даже худшее, чем сумма всех совершенных в её результате преступлений. Произошло нечто такое, что происходить ни под каким видом не должно было – нечто абсолютно немыслимое, абсолютно недопустимое.

Совсем недавно эту же мысль, в своём заострённом стиле, актуализировал Д.Е.Галковский: «Я думаю ошибка гораздо глубже. Ошибка советской культуры и советских людей просто в том, что они есть. Зачем беседовать с покрытыми чешуёй гермафродитами, живущими на пищевой смеси, выталкиваемой им в распоротый живот? Это как чушки в колбах из последнего «Чужого» — взять лом да и разбить склянки, чтобы собой реальность не засоряли».

Советские люди по-прежнему не понимают своей ошибочности, ошибочности всего т.н. «советского выбора» и того, что получилось в его результате на территории исторической России. Они продолжают в нём упорствовать, оправдывая и защищая то, что хуже, чем преступление. Люди-ошибки, государство-ошибка, история-ошибка. Собственно, только с признания ошибки, с называния вещей своими настоящими именами, т.е. с установления честных отношений с реальностью и может начаться исправление как индивидуальной, так и коллективной жизни, а в нашем случае — восстановление здесь нормальной жизни. Это в своё время называли «покаянием», чем многих отталкивали и вводили в недоумение – а в чём мне каяться?

Начать надо с признания самого факта ошибки, совершённой в 1917 г., а затем перестать рассматривать её в качестве легитимирующего отправного пункта, определяющего весь нынешний государственно-правовой и общественный уклад, т.е. пересмотреть весь путь последних 95 лет и вынести ему однозначное и окончательное определение Исторической Ошибки. Это и будет историческим покаянием в точном смысле слова – исправлением ума, прояснением взгляда на реальность. Хватит обманывать себя и других.

Все эти Мединские, Рогозины, Стариковы, чьи бы взгляды и интересы они не выражали, кем бы не управлялись – представляют эту Ошибку, являются её адвокатами, т.е. упорствуют в защите абсолютного исторического проигрыша и тупика. Конечно, можно довести Ошибку до логического конца, до полного небытия, т.е. просто умереть в этом тупике. Объективно они к этому и призывают. Но все ли обитатели РФ этого хотят?

Это больше, чем преступление: это ошибка

Хуже, чем преступление

В феврале 1804 года в Париже был раскрыт монархический заговор против Первого консула Наполеона Бонапарта. Арестованные заговорщики сообщили, что во Францию должен прибыть кто-то из принцев – членов королевской семьи. 7 марта Наполеон получил известие, что у самой границы Франции, в герцогстве Баденском, находится младший отпрыск дома Бурбонов – 32-летний Луи Антуан де Бурбон-Конде, герцог Энгиенский.

В ночь с 14 на 15 марта французские драгуны вторглись на территорию нейтрального герцогства Баденского, захватили герцога Энгиенского и доставили в Венсенский замок под Парижем. Уже 20 марта он был приговорен военным судом к смерти, а на другой день расстрелян и зарыт во рву Венсенского замка. Между тем его полная непричастность к заговору была очевидна.

Впрочем, первоначальной была форма: «Это больше, чем преступление…» («C’est рlus qu’un crime…») И лишь потом появилось: «Это хуже, чем преступление…» («C’est pire qu’un crime…»)

«Это больше, чем преступление, это ошибка», – сказал один из самых преданных прислужников тирании, когда совершилось убийство герцога Энгиенского.

    Заметим, что в момент убийства герцога Пишон находился в США в качестве французского посла; в Париж он вернулся осенью 1804 года.

В посмертно изданных «Мемуарах» Фуше (1822) фраза также приписана ему. Это, впрочем, мало о чем говорит, поскольку мемуары эти – неподлинные; в тогдашней Франции производство подложных мемуаров было настоящим промыслом.

Убийство герцога Энгиенского вызвало сильное негодование во всех классах народа. Фуше при мне говорил:

– Это был напрасный пушечный выстрел.

Нередко знаменитая фраза приписывалась министру иностранных дел Талейрану. Талейран (вместе с Фуше) поддержал план похищения герцога Энгиенского, но, вероятно, не ожидал, что Бонапарт сразу же его расстреляет.

В эссе Шарля Сент-Бёва «Господин Талейран» (1869) рассказывалось, что друзья предложили Талейрану подать в отставку в знак протеста; он, однако, ответил:

– Если, как вы говорите, Бонапарт и виновен в преступлении, это еще не причина, чтобы мне оказаться виновным в глупости.

В том же эссе Сент-Бёв назвал автором фразы о «преступлении и ошибке» Антуана Буле де ла Мерта (1761–1840) – юриста, который при Наполеоне был членом Государственного совета. Эти слова будто бы слышал «из собственных уст» Фуше аудитор Государственного совета Жан Франсуа Дудон (1778–1857). Однако сам Сент-Бёв услышал эту историю не от Дидона, так что достоверность ее сомнительна.

Прожив на Св. Елене два года, Наполеон признал справедливость изречения о преступлении и ошибке. Прочитав приписанные ему слова «Я не совершал преступлений», он сказал:

В изгнании экс-император только и говорил, что о случайностях и ошибках, которые помешали ему создать мировую империю. Но в перечне этих ошибок расстрел герцога Энгиенского не значился. В своем завещании Наполеон взял на себя всю ответственность за это дело:

«Я велел арестовать и предать суду герцога Энгиенского; этого требовали интересы и безопасность французского народа».

Вопрос о виновности герцога здесь обойден; в сущности, Наполеон – уже на краю могилы – заявлял: «Это, возможно, было преступлением, но не ошибкой».

Человек есть то, что он читает

Ныне это изречение обычно приписывается Иосифу Бродскому – и в русской, и в иноязычной литературе. Бродский привел его в своем англоязычном эссе, посвященном англо-американскому поэту Уистену Хью Одену («Поклониться тени», 1983).

По чтению можно узнавать и определять человека. Ибо каждый из нас есть то, что он читает; и каждый человек есть то, как он читает; и все мы становимся незаметно тем, что мы вычитываем из прочтенного, – как бы букетом собранных нами в чтении цветов»

(«О чтении», 1958)

    Однако история этой мысли гораздо старше. Изречение «Человек есть то, что он читает» («Der Mensch ist, was er liest») существовало в Германии уже в 1870-е годы. Оно перефразирует высказывание «Человек есть то, что он ест» («Der Mensch ist, was er isst»), появившееся в рецензии Людвига Фейербаха на книгу Якоба Молешотта «Учение о питании» (1850).

Изречение «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, кто ты» справедливо, но еще лучше я узнал бы тебя, если бы ты сказал мне, что ты перечитываешь.

(«Мемуары внутренней жизни», 1959)

     Неожиданную трактовку этой мудрости предложил Илья Ильф в своих «Записных книжках»: «Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, у кого ты украл эту книгу».

Говорят, что человека можно узнать по людям, с которыми он водится; но, конечно, еще лучше можно узнать человека по книгам, с которыми он беседует.

    Страстная книгочейка Марина Цветаева остерегала: «Каждая книга – кража у собственной жизни. Чем больше читаешь, тем меньше умеешь и хочешь жить сам» (из дневников).

Ей возражает американский эссеист Логан Пирсолл Смит: «Я слышал, что жизнь – неплохая штука, но я предпочитаю чтение» («Запоздалые мысли», 1931).

Св. Иероним, переводчик Библии, восклицал: «О, если б я имел книги всех авторов, дабы косность ума вознаграждалась прилежанием в чтении!» («Письма», 83).

Что писатели не слишком любят читать, было известно и раньше. Фразу: «Я не читаю книг – я их пишу» – мы находим в лондонском юмористическом журнале «Панч» от 11 мая 1878 года. А в середине XX века появился афоризм Эмиля Кроткого: «Ничего не читал. Он был не читатель, а писатель». Отсюда, возможно, и родилось знаменитое «Чукча не читатель, чукча писатель».

Но только ли писатели ничего не читают?

1. Никто ничего не читает.

2. Если читает – не понимает.

3. Если читает и понимает – забывает.

(Интервью Станислава Лема в варшавском еженедельнике «И.т.д.».)

В «Письмах незнакомке» Андре Моруа (1956) приведено очень близкое по форме изречение, приписываемое актрисе Симоне Синьоре: «Публика не слушает; а если слушает, то не слышит; если же слышит, то не понимает».

Это сходство не случайно. Прообраз обоих высказываний – знаменитое в истории философии утверждение греческого софиста Горгия (IV в. до н. э.): «Ничто не существует; (…) если и существует, то оно не познаваемо (…); если оно и познаваемо, то (…) непередаваемо» (перевод А. Лосева).

1. Никто не читает ту книгу, которую написал автор, и никто не может прочесть дважды ту же самую книгу.

2. Если двое читают одну книгу, это не одна и та же книга.

    Жалобы на то, что никто ничего не читает, появились давно. Английский писатель Сэмюэл Джонсон уже в 1783 году заметил: «Люди, вообще говоря, не слишком охотно читают книги, если у них есть какое-нибудь другое развлечение» (в беседе с Джеймсом Босуэллом).

В нашей культуре чтение – причем чтение «высокой» литературы – долгое время было занятием высшего сорта, чуть ли не таинством. Можно без особой натяжки сказать, что человек не читающий считался у нас не вполне человеком.

Теперь нечитающих едва ли не больше, чем читающих. Говоря словами афориста Аркадия Давидовича, «писатель пописывает, читатель посматривает телевизор». Или раскладывает пасьянсы в планшетнике, сидит в фейсбуке, говорит по мобильнику. Да и читающие читают вовсе не то, что хотелось бы Ильину или Бродскому.

И тут уже ничего не попишешь.

http://flibustahezeous3.onion/b/541330/read#t170

Одна из самых знаменитых политических формул: «Это — хуже, чем преступление. Это — ошибка». Так говорят, когда какое-либо действие (сделанное, допустим, из лучших побуждений) приводит к трагическим последствиям. Иногда на много лет
такая ошибка становится предметом ожесточённых споров политиков и историков.

Катастрофическая ошибка (или не ошибка) произошла 16 декабря 2021 года, когда на сайте Кировского районного суда (Ростов-на-Дону) появился приговор по делу №1-82/2021. Подсудимый Забалуев получил 5 лет лишения свободы за взятки. Почти
сразу в дело вмешался Кремль. И понятно, почему.

Забалуев, да и весь Ростовский суд не представляют интереса для мировой политики, а вот приговор моментально оказался на первом месте в мировых новостях. Из него следует, что из России на Украину в ДНР и ЛНР регулярно отправлялись караваны грузовиков с продовольствием. Но — внимание! — это была не гуманитарная помощь, а снабжение российских частей, дислоцированных на территории ДНР и ЛНР.

Вот фрагмент приговора:

«Поставки продовольствия в ДНР и ЛНР осуществлялись со склада, расположенного по адресу.., периодичность поставок — 1 раз в две недели. Колонна формировалась более чем из 70 машин грузоподъемностью около 40 тонн и общим объемом более 1 300 тонн. В ассортимент поставляемого продовольствия входили мука, консервы, свежие овощи. Суммарная стоимость продовольствия на одну поставку составляла более 130 млн рублей. Данное продовольствие предназначалось для отправки в воинские части Вооруженных Сил РФ, дислоцирующихся на территории ДНР и ЛНР».

«Это — хуже, чем преступление, это — ошибка» — из этой формулы очевидно: или — или. Или ошибка, или преступление. А разве не может быть и то, и другое вместе? Кто-то по ошибке сбивает пассажирский самолёт, а потом оказывается, что это — преступление. Или, например, адмирал преждевременно покидает район учений в Баренцевом море — это ошибка.
А потом становится понятно, что адмирал совершил преступление, пытаясь скрыть взрыв на атомной подводной лодке. Циничная фраза «Она утонула» осталась в истории как приговор.

По поводу приговора Ростовского суда пресс-секретарь президента сегодня же утром на брифинге заявил:
ПЕСКОВ. Наверное, речь идет об ошибке тех, кто писал этот текст. Потому что это невозможно. Никаких вооруженных сил РФ на территории самопровозглашенных республик нет. Не было и нет. ВС РФ есть на территории Российской Федерации.
Через минуту Песков повторил (уже без всяких «наверное»): «Ни о каких поставках, что вы процитировали, речи идти не может. Это ошибка тех, кто составлял этот документ».

Приговор занимает десятки страниц с именами, датами, ценами, перечислением обстоятельств и др., и пр. Совершенно исключено, что за несколько минут кто-либо может разобраться в длинном и сложном документе. Даже если этим бы занялись все подчинённые Пескова…

Даже девять женщин, забеременев в один день, не смогут родить одного ребёнка через месяц. Кремль постоянно заявляет об абсолютной независимости российских судов от властей вообще и от президента России в частности. Но теперь, после того, как «уста президента» заявили, что в приговоре — ошибка, придётся либо переделывать приговор, либо сказать, что Песков совершил ошибку, называя приговор ошибкой.

Независимо от того, что последует дальше, эти ошибки дорого обойдутся нашей стране. Сейчас приговор поспешно удалён с сайта Ростовского суда. Это жалкая и бессмысленная попытка сделать вид, будто ничего не случилось.

Александр Минкин, журналист
Эхо Москвы

Рыбный день

В свое время, пожалуй, у России были и умные враги, которые лгали и извращали положение в России и СССР осмысленно, понимая, что именно они лгут и зачем. Теперь, ввиду катастрофического оглупления населения, на руководящие или ключевые посты в антироссийской пропаганде валом идут люди крайне убогие в культурном отношении. (Под культурой человека я понимаю его способность использовать знания, накопленные человечеством). Достаточно посмотреть на тех, кто готовит речи и пресс-конференции Путину и Медведеву. Поэтому их ложь сегодня можно считать их искренним заблуждением, их ошибкой.

Я хочу в данной работе рассмотреть академический вопрос — почему ошибка хуже преступления, и надо ли нам сильно огорчаться оттого, что все больше и больше глупцов всплывают в пропагандистской проруби режима Russia? Но сначала несколько примеров того, как глупцы лгут, уверенные, что вещают некие истины.

Начну с довольно сложного примера, требующего либо глубоких знаний подробностей, либо житейской сообразительности. Вот некий Леонид Каганов, пошарив по «святому источнику истинных знаний» – Википедии, — написал небольшой материал «33 ошибки массового поражения», в котором разобрал «закоренелые заблуждения» сограждан. Заблуждения касаются очень «животрепещущих» вопросов, типа сколько витамина С в лимоне, кто написал строки «Белеет парус одинокий» или что такое Биг Бен. Как говорится: никакой политики – только бизнес!

Но каким бы этот Каганов был интеллектуалом, если бы не плюнул в СССР? Он бы сам себя не узнал. И плюнул он так:

«Рыбный день в советских столовых вводили из соображений здоровья.

Да, забота о здоровье подчас принимала в СССР угрожающие масштабы. Однако рыбный день с ней не связан. В 30-е годы в стране из-за коллективизации начался упадок свиноводства. 12 сентября 1932 года наркомснаб Микоян подписал указ о восполнении дефицита мяса за счет рыбы, ведь озера и моря счастливо избежали раскулачивания. Во всех столовых был введен рыбный день: хек и мойва по четвергам заменили мясо. Обедать рыбой было непривычно. Больше всех страдал сам кавказец Микоян, если верить его мемуарам: «Вначале было противно даже трогать ее, но потом понравилось». Впрочем, отрицать пользу рыбы станет лишь человек с дефицитом фосфора в мозгу. Так что кое-какой оздоровляющий эффект все же был».

Ну спасибо вам, Лёня, за «кое-какой оздоровляющий эффект», однако вы, судя по этому опусу, вызванному явным дефицитом фосфора в мозгу, рыбку-то не сильно уважаете.

Начну с попутного вопроса – с того, что рыбные ловли в промышленных масштабах во всей царской России велись артелями, то есть колхозами, однако, исключая казаков, принадлежали рыбные ловли не артелям, а рыбным промышленникам. Эти промышленники эксплуатировали артели, посему большевики этих «кулаков» в рыбном хозяйстве и упразднили в первую очередь (гораздо раньше, чем кулаков в свиноводстве), в связи с чем остались в рыбной промышленности одни колхозы. Но это попутно.

Однако главное заблуждение – то, что рыбу в СССР навязывали населению из-за отсутствия мяса, — остается. Это заблуждение очень старое, его в своей пропагандистской войне с СССР в виде уймы анекдотов про «рыбный день» забрасывал в Советский Союз Запад.

На самом деле рыбный день появился не в 30-х, а уже в мое время, причем он никак не исключал рыбу в столовых в остальные дни и мясо в четверг. Это действительно была пропаганда рыбы. Да, скорее всего Микоян что-то предпринимал и в 30-е годы, по крайней мере, мой отец, призванный в армию в 1934 году, вспоминал, что в армии рыба уже была, а перед тяжелыми походами им на завтрак давали селедку и требовали запить ее не только чаем, но и большим количеством воды. (Это для того, чтобы в походе не мучиться от жажды.) Но не Микоян в 1932 году был автором идеи о рыбном дне в России, а академик Данилевский в 1909 году.

Военный министр царской России того времени А. Редигер вспоминал:

«В начале 1909 года начальник Военно-медицинской академии академик Данилевский закончил одну крупную работу, предпринятую по его инициативе: о питательности и усвояемости разных сортов дешевой рыбы. История этой работы такова: после улучшения в конце 1906 года быта нижних чинов, причем им было дано чайное довольствие, прибавлено четверть фунта мяса в день и увеличены деньги на приварок. Нижние чины должны быть сыты, и я могу считать, что сделал все нужное для хорошего питания вверенных мне полутора миллиона людей. При одном из своих докладов, во время случайно возникшего разговора о продовольствии нижних чинов, Данилевский меня совсем разочаровал в этом отношении; он мне указал, что питательных веществ теперь дается достаточно, но они даются солдату в плохо усвояемом виде, поэтому питание все еще является неудовлетворительным: пища однообразна и мясо всегда отпускается вареным, а в таком виде оно труднее всего переваривается. Поэтому для рационального питания необходимо ввести большее разнообразие в пищевой режим солдат, давать им мясо преимущественно в жареном виде, а главное — почаще заменять мясо другими, равнопитательными продуктами, как то: рыбой, куском сыра и т.п.; часть же черного хлеба необходимо заменять белым, удобоваримым. Это заявление Данилевского было для меня большим разочарованием; о каком-либо новом отпуске денег на дальнейшее улучшение довольствия нечего было и думать — Совет министров безусловно отказал бы в нем».

Вообще-то сообщенные Редигером сведения и меня сначала озадачили. Я же привык, что в СССР не было рыбы (осетровых я в продаже не встречал) дороже мяса. Горбуша была 1-70, каспийский залом стоил 1-10, а простая сельдь – 90 копеек, камбала – 60 и хек (мерлуза), одна из любимейших рыб японцев, стоил 40 копеек за килограмм. Речную рыбу я не помню, поскольку при наличии старших братьев, больших любителей-рыболовов, не было причин ее покупать, но уверен, что и речная рыба стоила не дороже рубля.

(Отвлекусь на воспоминания юности. У старшего брата был друг, еще более заядлый рыболов, Валера Пушкин, а у того отец был вообще профессионал – на крючок и блесну ловил в Днепре любую рыбу в больших количествах, и, как мне кажется, нелегально ею приторговывал. Так вот, семья Пушкиных для собственного питания покупала хек, поскольку старший Пушкин именно его считал наилучшей рыбой. Не помню точно все достоинства хека в представлении Пушкина-старшего, осталось в памяти только то, что у хека нет костей).

Но вернемся к сравнению. В Советском Союзе только баранина стоила 1-10, а свинина 1-80 и говядина 1-90. То есть рыба была заведомо дешевле мяса.

Но тогда почему Редигер утверждает, что введение в рацион солдат рыбы потребует дополнительных денег, которых у царской России не было? Если рыба дешевле мяса, то это вызвало бы экономию! Посмотрел соответствующую литературу и понял, почему Данилевский возмутил военного министра России.

1913 год. Москва, город удобный по доставке рыбы как живой, так и мороженой. Цены в пересчете с фунтов и пудов за кг (1-го сорта): говядина – 58 копеек, свинина – 48. А осетрина стоила 1-43, севрюга – 1-20, судак – 68, лещ – 60 копеек. Сельди соленые простые – 56 копеек.

Петербург. Пусть Балтика и не богата рыбой, но город-то удобный по доставке всех видов продукции. Цены на мясо за кг: говядина – 59 копеек, свинина – 51. Лещ живой – 81, щука живая – 83 копейки. Карась мороженный – 53, судак мороженый – 66, салака мороженая – 43 копейки.

Если учесть, что цена мяса дана не за живой вес, а собственно за мясо, а рыбу еще надо чистить и потрошить, то цена даже за самую простую рыбу намного превышала стоимость мяса! Вот почему Редигер и пришел в ужас от мысли снабжать солдат еще и рыбой.

И ничего особенного в этом нет, ведь и сегодня во всей Европе цена рыбы в полтора-два раза выше цены свинины, в США эта разница еще больше.

А ведь основная масса русских крестьян (основная масса населения) даже мясо ела очень редко, продавая для выплаты налогов и поборов практически весь выращиваемый скот.

По статистическим данным царской России, в городах Европейской России численностью более 50 000 человек душевое потребление мяса составляло 67,0 кг в год, в деревнях и более мелких городах – 4,8 кг, в среднем по Европейской России – 11,2 кг, в среднем по империи – 11,8 кг. (Стоит сравнить с 75 кг на душу в среднем по РСФСР).

В 1909 году полковник Багратион, отвечавший за комплектование русской армии, сообщил результаты обследования призывников: «40 проц. новобранцев почти в первый раз ели мясо по поступлении на военную службу». То есть рыба в России по своей цене была чуть ли не запредельным деликатесом.

Таким образом, «рыбный день» это не показатель того, что в СССР не хватало мяса, это показатель того, как социалистическое государство может опустить цены на продовольствие только тем, что уберет посредников, наживающихся на этой торговле, и разовьет свои собственные индустрию и сельское хозяйство. Добавлю, что в пятерке самых развитых стран (США, СССР, ФРГ, Япония, Великобритания) Советский Союз занимал второе место по улову рыбы (40 кг на душу) после Японии и почти вдвое опережал стоящие по этому показателю на третьем месте США.

Ну и для общего развития лиц, развенчивающих «закоренелые заблуждения СССР», сообщу результаты исследования официальной науки России.

«По данным Всемирной организации здравоохранения годовое потребление человеком мясной продукции должно составлять приблизительно 78 кг, по данным Российской академии медицинских наук – 81 кг. С учетом импорта потребление мяса на одного человека в России снизилось с 75 кг в 1990 году до 42 кг в 1999 году. Для сравнения, потребление мяса на человека составляет: в США – 115 кг, во Франции – 106 кг, в Германии – 98 кг.

Аналогичная ситуация складывается сегодня и с рыбной продукцией.

При норме годового потребления около 21,7 кг уровень обеспеченности населения России достигает лишь 11,8 кг. Производство мяса на душу населения в России снизилось сегодня до 30 кг, или в 2,3 раза по сравнению с 1990 г.

Снижение потребления мяса связано как с сокращением его производства, так и с повышением цен.

…Поставка импортного мяса и мясопродуктов возросла с 14% в 1990 году до 39% к началу 2005 года. По международным критериям при импорте в страну более 30% продовольствия наступает угроза продовольственной безопасности» (http://processes. open-mechanics.com)

Бедные сталинские колхозники

Есть у меня на сайте комментатор, белорусский оппозиционер, понятное дело, поливающий помоями Лукашенко, но в комментариях к одной из моих статей он взялся и за Сталина: «ДЗЯКУЙ Сталiну грузiну, што абуў нас у рэзiну! Это поговорка белорусских крестьян. Они были вынуждены ходить в обуви, сделанной из автомобильных камер». Надо сказать, что таких поговорок и Запад набросал в СССР в ходе холодной войны много, да и хрущевский агитпроп их навыдумывал, скажем: «Пришел Маленков – поели блинков». Однако повторять такие поговорки может только человек, который, во-первых, не имеет никакого отношения к сельскому хозяйству, и во-вторых, не являющийся белорусом, поскольку белорусы знают, что разорили их и обули в резину немцы, а не Сталин.

Далее комментатор, пообещав дать «объяснение «мудрой» политики Сталина», дает длинные цитаты из произведений своего гуру — С. Рибаса, к примеру:

«Еще 20 февраля 1953 года, при обсуждении вопроса о плачевном состоянии животноводства, Сталин предложил увеличить налоги на деревню на 40 миллиардов рублей. Он явно считал деревню безграничным ресурсом, тогда как положение на селе было близко к катастрофическому. Маленков знал об этом лучше всех: он курировал сельское хозяйство. Уровень экономического давления на деревню (сельхозналог) с 1940 по 1951 год вырос в пять раз. Вместе с тем к 1952 году советские люди питались лучше, чем в 1940 году. Хотя за продуктами стояли очереди, а магазинов было мало, люди не голодали. Однако государственные финансы не выдерживали огромных расходов. Надо было пересматривать всю бюджетную политику и более того — сокращать расходы в Восточной Европе, на армию, ядерные исследования, ВПК в целом и тяжелую промышленность…

Дело в том, что наряду с ростом промышленности шла деградация сельского хозяйства. Восьмого августа 1953 года Маленков, выступая на сессии Верховного Совета СССР с докладом «О неотложных задачах в области промышленности и сельского хозяйства и дальнейшем улучшении благосостояния народа» объявил о значительном уменьшении налогов на село, поддержке личных подсобных хозяйств (в селах, поселках, небольших городах) и, самое главное, — изменении в экономической политике, увеличении объемов финансирования легкой промышленности. Были повышены закупочные цены: на скот и птицу более чем в 5,5 раза, молоко и масло в 2 раза и т.д».

Сам комментатор итожит: «Сталин — такой же «икономист», как и наш Лука. Тот заставлял рабочих и служащих покупать гособлигации внутреннего займа, и лысый тоже начал своих дурить, потому что иностранные инвесторы не ведутся на цыгана-лохотронщика. Сталин грабил деревню, и Лука делает то же самое, чтобы в убыток продать».

В общем, по таким комментаторам совершенно понятно, почему у Лукашенко, бывшего директора совхоза, белорусская оппозиция не может вызвать ничего, кроме рвотного омерзения. Настолько эти люди далекие от того, о чем «авторитетно» блеют. Ну задали бы себе вопрос.

Крестьяне до войны и сразу после войны составляли 2/3 населения СССР, то есть они составляли 2/3 рынка СССР. Если у них забирали бесплатно все, что они вырастили, денег у них не было, то кто съедал все, что они производили, и кто покупал все товары промышленности СССР, которая и до войны была на втором месте в мире и первом в Европе?

Однако заблуждение в том, что Сталин разорял крестьян (видимо, развлекался так) займами и налогами, а благодаря сменившему Сталина на посту главы правительства СССР Маленкову крестьяне, наконец, «поели блинков», — остается. И на это заблуждение надо ответить.

Начну с того, что, разумеется, во время войны было трудно всем, однако крестьян всё же надо разделить на тех, колхозы которых война не задела, и тех, кто пережил оккупацию немцев и их отступление, сопровождавшееся практикой «выжженной земли». Ведь страна потеряла не только более 26 миллионов человек, она потеряла и треть всех тех материальных богатств, которые накопила с времен Рюрика. Положение граждан на освобожденных от оккупации территориях было настолько тяжелым, что в 1943 г., с началом освобождения оккупированных районов, правительство СССР под руководством Сталина еще раз снизило выдачу хлеба по карточкам для всех. Снизило, чтобы направить сэкономленный хлеб в эти районы и не дать умереть с голоду тем же украинским и белорусским крестьянам.

Итак, о сталинских налогах и поборах.

Давайте немного посчитаем, поскольку правда истории, как известно, записана в бухгалтерских книгах. Вместе с моим комментатором о горькой судьбе советского колхозника плачут в журнале «Вопросы истории» (N2/2002) доктор исторических наук Безнин и кандидат этих же наук Димони: «Расчет обобщающих показателей уровня эксплуатации колхозного крестьянства – задача будущих исследований. В целом можно говорить о высочайшем его уровне в период существования системы повинностей в «классическом» варианте – до середины 1950-х гг., что позволяло государству форсированно развивать экономику, но в конце концов исчерпало возможности развития ее аграрной сферы и способствовало необратимым процессам раскрестьянивания».

Правда, поскольку Безнин и Димони считают себя учеными, то плачут они, опираясь не на болтовню Рибаса, а на 141 архивный и литературный источник, и вынуждены давать множество чисел. Давайте их обсудим.

В те годы средний городской житель должен был отработать 274 дня в году (остальное – воскресенья, праздники и отпуск), за 273 дня могли и осудить. А сколько работал колхозник?

До колхозного строя, как пишет О. Платонов, средний крестьянин работал в своем хозяйстве 92 дня в году. Колхозники делили доход колхозов по трудодням. Трудодень – это не рабочий день, а определенный объем работы, норма: скосить определенную площадь, прополоть или вспахать. Передовики зарабатывали в день десятки трудодней. Тем не менее, упомянутые ученые сообщают, что даже при таком счете в 1939 г. был установлен минимум того, что нужно было отрабатывать в колхозе, – от 60 до 100 трудодней в год. Отработал их, и можешь месяцами сидеть на базаре, считаясь полноправным строителем коммунизма. Еще раз напомню, что в это время в городе могли осудить и за 20 минут опоздания на работу.

Началась война, рабочих рук стало остро не хватать на полях, а не на базарах, и минимум трудодней был увеличен аж до 100-150 трудодней в год. При Сталине шли дебаты, многим казалось, что это всё же как-то маловато, но правительство порекомендовало колхозам увеличить норму до 150 трудодней для женщин и 200 трудодней для мужчин только после смерти Сталина. Между прочим, даже война не заставила всех колхозников поднатужиться: только за 5 месяцев 1942 г. тех колхозников, кто не отрабатывал минимум трудодней, отдали под суд числом 151 тысячу, из них 117 тысяч были осуждены. Осужденные обязывались работать в своем же колхозе, но с них 6 месяцев удерживалось 25% трудодней в пользу колхоза.

И после войны не всех крестьян могли заставить отрабатывать смешную для рабочих норму. За лето 1948 г. только из РСФСР были высланы в отдаленные районы 12 тысяч колхозников за уклонение от работы. Высылались они по решению колхозного собрания. На самом деле средняя выработка на одного колхозника, скажем, в 1945 году была не 150, а 344 у мужчин, и 252 трудодня у женщин, поэтому не стану утверждать, что крестьянский труд легкий, да и в процентах все эти прогульщики и тунеядцы составляют мизерные числа, но ведь и эти-то числа тоже надо знать, прежде чем впадать в истерику, не так ли?

Теперь по поводу поборов с колхозников. В разных местностях были и местные повинности, к примеру, требовалось отработать на ремонте дорог или торфозаготовках, но государство требовало от крестьян исполнить всего две обязанности. Со своего личного участка (а при Сталине эти участки могли достигать 2 га при минимум одной корове с приплодом и одной свиноматки с приплодом) колхозник должен был заплатить денежный налог и часть продукции продать, подчеркиваю – продать государству, но по государственной цене, т.е. той, которая была уже в 10 раз выше мировой, но все же ниже базарной. Насколько это требование несправедливо? Ведь рабочие все 100% своей продукции продавали по госценам!

Какую же часть произведенной продукции государство требовало продать ему по госцене? Безнин и Димони подсчитали, что в 1948 г. средний крестьянский двор продавал государству по госцене 9% молока, 16% шерсти, 38% овчин и козлин. В 1950 году продавал 5 кг мяса из каждых 21,7 кг полученных, и 11 яиц из каждых 63,6 шт. Кажется немного, но представьте, у скольких крестьян душа болела, когда они прикидывали, что могли бы получить, продай они это количество не государству, а на базаре? Не всякий такую обиду забудет. Мои родичи об этом никогда не вспоминали, а вот знакомые Рибаса и моего комментатора – помнят.

Теперь о денежном налоге – о том, который не давал крестьянам поесть блинков. Ученые, чтобы показать степень сталинской эксплуатации, утирают слезу: «Получить хоть какие-то деньги в деревне было не просто – большая доля колхозов вообще не выдавала их на трудодни». Правильно: зачем поручать колхозному бухгалтеру продавать свою долю продукции колхоза, чтобы получить от него деньги, если сам можешь ее продать на базаре и сам получить деньги? Ведь всё, что производилось колхозом, после обязательных продаж государству делилось на трудодни: от зерна до фруктов. У колхозника пенсия была 20 рублей? А муку, мясо, сахар и прочее, что он натурой получал из колхозной кладовой, вы подсчитали?

Давайте оценим денежный налог во времена, удостоившиеся особо горького плача. В 1947 году по РСФСР этот налог составил 374 рубля в год с хозяйства. В том году картофель на рынках Москвы стоил 6 рублей за кг, Куйбышева – 5, Свердловска – 6, Харькова – 6,5. Полагаю, что в Белоруссии картофеля на приусадебном участке сажали соток 20, крестьянин не имеет права получать с сотки менее 3-х мешков (иначе ему надо срочно научиться писать книги, в которых учить других сельскому хозяйству). Итого: 60 мешков. По цене картофеля в Москве, продав на базаре чуть больше одного мешка, можно было оплатить годовой налог со всего хозяйства.

Мясо стоило в Москве 63 рубля за кг, в Куйбышеве – 50, в Харькове – 50. Продав 8 кг из 80 кг туши тёлки, тоже можно было оплатить весь налог за год и не трогать картофель. Молоко стоило в Москве 18 рублей литр, в Свердловске – 18, в Харькове – 12, продажа на базаре трёх вёдер молока (или продукции из молока) выручала деньги на оплату всего годового налога, а мясо и картофель можно было съесть самому. Но корова за год обязана дать не менее 150 ведер. Ужасная сталинская эксплуатация! Как бы колхозники жили без Маленкова!

Теперь по поводу займов, которые беспощадно драли с крестьян при Сталине. Перед войной сельское население СССР насчитывало 133 млн. человек и составляло 68% всего населения, т.е. более двух третей. У меня нет под рукой числа крестьянских дворов после войны, поэтому я приму, что в среднем дворе до войны жило 6 человек, а в ходе войны число их сократилось на 10% (полностью погибшие или переехавшие в город семьи). Отсюда будем считать, что в СССР покупка госзаймов предлагалась 20 млн. крестьянских дворов.

В ходе войны выпускались военные займы, и поскольку крестьяне составляли 2/3 населения, то было бы неудивительно, если бы они подписались на две трети всего объема. Но на 2/3 суммы займов подписались городские жители, а крестьяне подписались всего на треть – на 27 837 млн. рублей. На двор приходится 1400 рублей за 4 года войны. Много?

Рыночные цены в войну были выше цен предвоенного 1940 года: в 1941 г. – в 1,1 раза; в 1942 г. – в 5,6 раза; в 1943 г. – в 10,2 раза; в 1944 – в 8,2 раза; в 1945 г. – в 4,3 раза. Безнин и Димони пишут, что в 1947 г. цены на хлеб и молоко были ниже цен 1942 г. в 15 раз, на картофель – в 26 раз, на мясо – в 10 раз (цены 1942 г. ученые стесняются назвать). Подсчитаем: в 1942 г. молоко стоило около 270 рублей за литр, картофель около 150 рублей за кг, мясо около 600 рублей за кг. И заметьте, цены 1942 года — это еще не самые высокие цены войны. Тогда получается, что средний крестьянский двор одолжил государству на всю войну либо 2,5 кг мяса по ценам 1942 г., либо 10 кг картофеля, либо около 6 литров молока.

Во время войны не было случая, чтобы рабочие, даже стахановцы или изобретатели, смогли бы купить самолет или танк. Они боевую технику покупали и дарили фронту вскладчину. А колхозники могли это сделать в одиночку, пасечник Головатый купил даже два истребителя. Откуда деньги? Да всё оттуда же – с военного базара. Как вспоминал в «Дуэли» ветеран военные восторги крестьянина: отвезешь в Иркутск мешок овощей, привезешь мешок денег. Но таких, как Головатый, было немного. Зато была масса вопящих, что у них нет денег подписаться на заём.

Рибас исходит пеной по поводу отмены карточек в 1947 г., но не объясняет, чем он недоволен. А может быть, я угадаю?

В декабре 1947 г. были не просто отменены карточки, одновременно был проведен и обмен денег хитрым образом. В день обмена была выдана зарплата полностью и новым рублем, то есть рубль не был деноминирован, а старые рубли, находившиеся на руках, начали обменивать на новые купюры по курсу 1:10. На сберкнижках первые 3 тысячи менялись 1:1, а следующие – 1:3. При таком обмене, конечно, очень пострадали те, кто хранил большие деньги в чулках. Хотя обменных пунктов на селе было мало, и основная масса крестьян ездила менять деньги в город, тем не менее в сельской местности была обменена почти половина всех денег СССР! Особенно пострадали Узбекистан и Грузия, но, думаю, и остальным «безденежным» крестьянам было о чем сожалеть.

Вот и посудите, чем же это Сталин способствовал «необратимым процессам раскрестьянивания», как пишут многомудрые ученые. Тем, что не давал крестьянской монополией на продовольствие душить город? А кто и в какой стране в те времена это позволял? Это сегодня можно импортным зерном и «ножками Буша» душить и город, и село, и уничтожить продовольственную безопасность государства, а при Сталине – извините!

Если говорить о раскрестьянивании, то следует вспомнить, что при Сталине героями лучших фильмов и лучших книг были рабочие, крестьяне, инженеры. А после него? Какие-то якобы интеллигентные личности, которые, попав даже в сиську пьяными в другой город, отхватывают себе там, пусть и немного потасканную, но всё ещё прекрасную полячку. И многим ли после такого фильма захочется испытать творческую радость от удавшегося урожая или удачно сделанной вещи?

Вот Рибас восхищается Маленковым за отмену налога с колхозников. А откуда Маленков деньги взял, чтобы платить тем, кто раньше на эти налоги жил (учителя, врачи, офицеры и т.д.)? Что – при Сталине Маленков воровал, а, дождавшись его смерти, вынул деньги из кармана и крестьян облагодетельствовал?

При Сталине страна отстраивалась после войны и строилась. Что это значит? Это значит, что миллионы рабочих возводили заводы, а продукции этих заводов еще не было. Но ведь этих рабочих надо было тоже кормить! Вот деньги для этого и брались займами и налогами, в том числе и у крестьян. А к началу 50-х заводы начали давать товары, и под эти товары Минфин стал печатать рубли, в связи с чем необходимость в налогах с крестьянства пропала, тем более что рассчитывать эти налоги было чрезвычайно хлопотно. (Надо было рассчитать по госценам доход со всего, с чего он может быть получен – от коровы до вишневого дерева.) При чём тут Маленков? Комментатор предлагает мне вместе с ним ругать Сталина, и я рад бы исполнить его просьбу, но ведь я при этом буду чувствовать себя крайним придурком. Не слишком ли это дорогая плата за хорошие отношения с комментатором?

И, кстати, о выдающемся экономисте Маленкове, который накормил крестьян блинами. Через три года его работы на посту Предсовмина о его деятельности высказались его товарищи по партии: «На июльском 1957-го пленуме ЦК новые партийные лидеры, клеймя «антипартийную группу», припомнили её участникам положение в стране в те годы: «Тов. Маленков… Вы довели до огромного падения сельское хозяйство! Ведь даже в Ленинграде и в Москве, в крупнейших центрах нашей страны, молока, овощей и картошки в достатке не было! В других городах и хлеба не было», – возмущался Ф.Р. Козлов, в начале 50-х секретарь Ленинградских горкома и обкома. Не менее удручающую картину рисовал А.М. Пузанов, занимавший тогда пост главы Совмина РСФСР: «Не говоря о мясе, молоке и масле, недоставало хлеба даже в крупнейших городах и промышленных центрах. Кто не помнит до сих пор те тысячные очереди, которые очень часто образовывались с вечера!». Он же сообщал, что даже в «образцовом коммунистическом городе» Москве хлеб продавался с примесью около 40% картофеля, причём не более килограмма в одни руки. «А за хлебом какие у нас были очереди! Во всех городах не было хлеба!» – рассказывал о ситуации в Белорусской ССР К.Т. Мазуров, в те годы персек Минского горкома».

Ю.И. МУХИН

Как политика Жозефа Фуше считают примерным учеником флорентийского секретаря Никколо Макиавелли, отличившимся отсутствием щепетильности, редким хладнокровием, презрением к чужим жизням и склонностью к терроризму. Он был старшим сыном в семье, но не мог продолжать дело отца из-за слабого здоровья и, окончив монастырскую школу в городе Нанте, четыре года учился в семинарии Парижа. Получив духовное образование, Жозеф устроился преподавать физику и математику в коллеже.

Он подружился с адвокатом Максимилианом Робеспьером, и эта дружба определила судьбу каждого из них. Старший сын моряка Фуше был азартен, крайне честолюбив, придерживаясь в поступках правила «Сильный всегда прав». Он приветствовал штурм Бастилии 14 июля 1789 года, ссудил своему другу деньги на новый костюм и билет для поездки в Версаль, чтобы тот смог участвовать в разработке проекта государственного устройства Франции.

«Неподкупный» не забыл про своего товарища, и в 1792 году Фуше избрали депутатом Конвента. Там он сначала примкнул к жирондистам, но затем перешёл к якобинцам, убедившись в их силе, и выступил с гневной обличительной речью, требуя казни Людовика XVI без права апелляции. Впоследствии Фуше не раз жалел, что так неосторожно призывал с трибуны к беспощадному террору.

Якобинцы оценили рвение радикала из Нанта и назначили его проконсулом родной провинции. Там Фуше, получивший духовное образование, проявил себя как ярый атеист, обличая церковную власть и отрицая существование бога. Вместо крестов он требовал ставить на могилах плиты с надписью: «Смерть — это вечный сон». Спектакли атеизма проходили без гильотин, но в октябре 1793 года его послали усмирять Лион после роялистского восстания, и здесь он проявил себя как беспощадный палач-террорист, расстреливая горожан из пушек картечью: «Правда всегда на стороне сильного».

После кровавого террора в Лионе Фуше вернулся в Париж и был избран председателем клуба якобинцев. Поняв, что народ стал осуждать казни на гильотине и настроения изменились, Фуше выступил с речью, обличая своего «неподкупного» друга. Максимилиан Робеспьер, возмущённый предательством, добился удаления Жозефа из клуба якобинцев и собирался предпринять против него суровые меры.

В момент смертельной опасности Фуше проявляет редкое хладнокровие: он обходит ночью членов Конвента и организует переворот, подговорив умеренных избавиться от радикалов. Ужас гильотины всех объединяет, и Баррас, Фрерон, Вадье, Тальен, а также Коло д’Эрбуа, усмирявший вместе с Фуше Лион, становятся во главе заговора, лишают Робеспьера слова и сажают в тюрьму, но его освобождают по требованию парижан и делегатов Коммуны. Якобинцы решили использовать силу для подавления мятежа, но заговорщики хорошо подготовились, и два вооружённых отряда Барраса расправились с «неподкупным» и его сторонниками.

Фуше после 9 термидора припоминают кровавый террор в Лионе, подвергают аресту, но освобождают по общей амнистии. Палача Лиона находит Баррас, один из организаторов переворота, и бывший «радикальный революционер» становится доверенным лицом банкиров, решая за проценты любые вопросы в Директории. Его назначают министром полиции, и на этой должности проявляются дремавшие доселе его способности: оперативность, страсть к интригам, поразительная изворотливость.

Жозеф Фуше закрыл Якобинский клуб, где собирались недовольные Директорией парижане, и организовал в своём ведомстве секретный отдел по сбору информации: кто из чиновников получал взятки, в каком размере, кто был опасен в борьбе за власть, у кого какие проявились слабости. Фуше вовремя заметил, что военные готовы сменить либералов и завербовал в свои платные агенты жену Наполеона Жозефину. Усмиритель Лиона помогал совершить переворот 18 брюмера 1799 года, но на всякий случай заготовил документ о подавлении мятежа — он никогда не забывал, что правда находится на стороне сильнейшего.

В правительстве Наполеона Жозеф руководит полицейским ведомством и создаёт многоуровневую шпионскую сеть. Чтобы избавиться от влиятельного министра, Наполеон упразднил само ведомство и наградил Фуше так, что тот стал одним из самых богатых и крупных землевладельцев Франции. Его назначают сенатором, но он всё так же в курсе всех событий. Когда усмиритель Лиона узнал, что министр иностранных дел Талейран посоветовал Наполеону расправиться с герцогом д’Энгиенским, то дал жёсткую оценку его действиям: «Это больше, чем преступление, это политическая ошибка».

Крылатая фраза стала известна Наполеону, и он, не желая больше ошибаться, восстанавливает министерство полиции. Фуше присягает на верность императору, мечтающему о мировом господстве, сознавая обречённость его курса, и начинает готовить заговор. Наполеон даровал Фуше титул — теперь он герцог Отрантский, но, узнав, что министр полиции вступил в борьбу за власть, объявил ему, что больше в его услугах не нуждается.

Усмиритель Лиона станет свидетелем крушения империи Наполеона и будет с радостью встречать Бурбонов, но, узнав, что Наполеон сбежал с острова Эльба, опять переметнётся на его сторону и дождётся прибытия Бонапарта в Париж. Сто дней герцог Отрантский будет фактически управлять страной, после Ватерлоо примет отречение Наполеона, организует второе восхождение на трон короля, но Людовик XVIII на этот раз откажется от услуг человека, выступавшего за казнь его брата, и сделает изгнанником.

Жизнь «профессионального предателя», беспринципного карьериста, который был брошен друзьями и молодой женой, сбежавшей с любовником, закончится в Триесте в 1820 году.

Крылатая фраза пережила своего автора и всё так же популярна среди политических деятелей, поклонников культа силы, считающих, что «политическая ошибка хуже, чем преступление».