Фанфики цена ошибки - Исправление ошибок и поиск оптимальных решений проблем

Цена ошибки

Фандом: Гарри Поттер
Название фанфика: Цена ошибки
Автор или переводчик: ЛисенокСнейп
Беты, соавторы:
Пэйринг и персонажи: Северус Снейп, Драко Малфой, Гермиона Грейнджер, ГГДМ, ГГСС,
Рейтинг: NC-17
Категория: Гет
Жанры и предупреждения: Юмор, Драма, Фэнтези, POV, Hurt/comfort, AU, ER (Established Relationship), Попаданцы,
Размер: Миди.
Статус: в процессе

Саммари: Автор снейджеров долго писала свой фанфик, виляя чувствами главной героини – та то любит одного, то другого. Решившись на эксперимент, она сделала выбор в пользу Малфоя, посчитав, что неправильно любить только один пейринг, да и вообще – какая разница! Это же просто персонаж. После того, как автор выложила новую главу, она попадает в тело Гермионы Грейнджер в своем фанфике. И что делать, если ты влюбляешься не по собственному сценарию?

ЧИТАТЬ | СКАЧАТЬ.txt | СКАЧАТЬ.fb2 | СКАЧАТЬ.epub | СКАЧАТЬ.pdf

Внимание! На сайте могут быть материалы, не предназначенные для прочтения лицами моложе 18 лет! Они отмечены рейтингом NC-17. Если вам не исполнилось 18 лет, закройте страницу с отметкой NC-17.

Текст книги «Цена ошибки (СИ)»

Автор книги: TsissiBlack

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

– Простите, что? – переспросил Стив.

– Недостаточно средств на счету, – кассир приподняла тонкие брови. – Есть другая карта? – окинув его заинтересованным взглядом, она чуть смягчилась, но совершенно точно не узнала в нем Капитана Америку. Люди вообще редко его узнавали в гражданской одежде, солнечных очках и надвинутой на самые глаза бейсболке. Очков, конечно, на нем сейчас не было, но все остальное в наличии. Он протянул еще одну карту, не понимая, что происходит. Он тратил мало, наличка, снятая в банкомате пару дней назад, подошла к концу, но та пара сотен и близко не соответствовала размеру его зарплаты.

– И тут пусто. Надо меньше тратить, красавчик, – улыбнулась кассир и переставила его пакет обратно в корзинку. – Следующий.

Стив вышел на крыльцо супермаркета и растерянно оглянулся. Бензина в баке было в обрез до базы или до дома. Если он вернется домой сейчас, он, конечно, добежит утром до базы за час – бухгалтерия все равно уже закрыта.

Сев на мотоцикл, он снял его с подножки и следующие пятнадцать минут думал о том, куда он мог потратить несколько десятков тысяч долларов, начисленных ему за два с половиной месяца, проведенных в Вашингтоне. В Нью-Йорке точно все было в порядке. Он покупал билет на самолет, и ему хватало. Мотоцикл был дорогим – шестнадцать тысяч. Компенсацию в несколько миллионов, выплаченную ему за семь десятков лет во льду, и ренту за награды экономисты Тони положили на счет, проценты должны были поступать… куда-то. Пока он не решит купить дом. Так сказал Тони. Стив сам настоял – ему должно было хватить зарплаты. Должно же было? Десять тысяч в месяц – огромная сумма. Две с половиной он платил за кондоминиум, в котором жил (еще три ему компенсировал “работодатель” по контракту, плюсуя их к зарплате). Бензин, продукты, раритетные пластинки – еще тысяча-полторы. Одежду он покупал редко…

– Мистер Роджерс, – миссис Уайтхауз встретила его на подъездной дорожке, и ее вид ему не понравился. – Я долго делала скидку на то, что вы – человек занятой, но я послала вам три письма. Три, мистер Роджерс.

Стив не получал писем. В Нью-Йорке он получал огромное количество корреспонденции, девяносто процентов из которой было рекламным мусором, остальные десять – счетами, которые все равно оплачивались автоматически. При переводе бухгалтерия заверила его, что в Вашингтоне все будет так же. Риэлтор ЩИТа подобрал ему жилье, он расписался в договоре и внес залог. На тот момент, значит, все было в порядке.

– Мэм? Разве автоплатеж…

– Я не получаю ничего уже второй месяц. Письма вы игнорируете. Дома вас застать почти невозможно. Или сегодня же вы гасите задолженность, или я вас выселяю.

– До завтра… – Стив мог только надеяться, что бухгалтерия во всем разберется.

– Сегодня, мистер Роджерс. У вас два часа.

Она удалилась, круто развернувшись на каблуках, а Стив остался стоять на подъездной дорожке около мотоцикла, в баке которого бензина не осталось совсем.

Банкомат показал отрицательный баланс. Отрицательный. Он два месяца жил в долг. При его скромных запросах и идеальной кредитной истории скудного кредитного лимита было достаточно, но всему приходит конец.

Он не знал, что делать. Все новые друзья остались в Нью-Йорке. Можно было позвонить Тони, но при мысли о том, что ему придется час дозваниваться до него, а потом объяснять, что произошло, выслушивать подколки, чтобы занять несколько тысяч, которые и так должны быть у него – он же их заработал, – желание набирать знакомый номер отпало. Наташа была вне доступа, Тор сам не разбирался в мидгардских технологиях, а в Вашингтоне у Стива никого не было.

Только сослуживцы, многих из которых он знал только по фамилиям. Группа, секретариат, Фьюри с Хилл, Коулсон. Кстати, о них.

За Коулсона ответил секретарь, сообщив, что тот отбыл в Нью-Йорк по делам. Фьюри еще вчера улетел на заседание Совета, и беспокоить его по личному вопросу Стив не решился.

Конечно, у него была комната на базе, но туда еще нужно было добраться – стоянка у кондоминиума тоже теперь ему не принадлежала, как и жилье. Поднявшись к себе, Стив быстро собрал вещи, уместившиеся все (кроме граммофона) в небольшой сумке, и спустился к мотоциклу. До базы было хороших километров пятьдесят – он будет толкать мотоцикл до утра. Оставлять обожаемую машину без присмотра не хотелось, денег на эвакуатор и такси не было, идти некуда, ночевать негде – не на мотоцикле же спать?

Он даже подумал о ночлежке, ломбарде, но отбросил эти варианты – золота у него не было, мотоцикл было жалко, а образ Капитана Америки в шесть часов вечера пятницы никому не был нужен – все расползались по домам, барам и другим уютным и не очень местам. Только его никто нигде не ждал.

Сняв мотоцикл с подножки, Стив покатил его в сторону базы. В животе урчало – есть хотелось все сильнее, но что-что, а голод он терпеть привык еще в юности. Его организм идеален. Он справится.

– Эй, мужик, проблемы? – несколько байкеров скинули скорость и покатились в его темпе рядом – бородатые, все в коже, все вряд ли моложе пятидесяти, но с молодыми, едва одетыми девочками за спиной.

– Бензин закончился, – невольно улыбнулся Стив, и те, скользнув взглядами по граммофону и сумке, переглянулись.

– А идти тебе есть куда?

– Туда и иду, – ответил Стив.

– Держи, мужик. Это не тебе, а твоему коню. Попутного ветра.

Реакция у Стива была отличной, но когда ему в нагрудный карман сунули двадцать долларов и умчались, он растерялся. Настолько, что даже спасибо не сказал.

Двадцатки хватило на полный бак, и до базы Стив доехал быстро. Вернувшись в кабинет, он обшарил все карманы и ящики стола, насобирал еще десять долларов мелочью и направился к автомату, купил себе крекеры к кофе, сел на диванчик в холле и выдохнул. Он не на улице. С детства он боялся остаться без крыши над головой, последние гроши отдавая не за еду и лекарства, а за комнатушку. Сейчас он был уверен, что справится, что недоразумение разрешится, но неприятное чувство бесприютности вернулось. Не страх, конечно, а какая-то неприкаянность, не дававшая почувствовать себя в безопасности.

– Вернулся, что ли? – Стив не заметил, как подошел Рамлоу, сунул пять долларов в аппарат, и тот выплюнул ему пачку сигарет. – Вроде отчеты сдали, вечер тяпницы… то есть пятницы. Все по барам, по бабам, к женам под теплый бок, и только Капитан Америка остается на страже. Кэп – ваши уверенность и безопасность.

– Прекрати, Рамлоу, – настроение у Стива невольно поднялось, он всегда любил людей, умеющих улучшать настроение, а потому подвинулся, давая ему место.

– Да ладно тебе, – Рамлоу закурил, не обращая внимания на запрещающую табличку и, проследив за направлением взгляда Стива, улыбнулся. – Я всегда тут курю, датчик дыма случайно вышел из строя, так что шоу мокрых маечек отменяется. Хотя я бы глянул. И поучаствовал.

Стив, фыркнув, допил кофе и поднялся, радуясь, что не выбросил старый плед, доставшийся ему вместе с кабинетом. О том, что он будет есть уже через несколько часов, думать не хотелось.

– Случилось что? – Рамлоу выпускал дым аккуратными колечками, сложив губы буквой “о”, но смотрел без привычной насмешки, цепко и серьезно.

– Ничего, с чем бы я не справился.

Рамлоу откинулся на спинку дивана, заложил руки за голову и перекатил сигарету из одного уголка рта в другой.

– Нахрена самому-то стараться, да еще в пятницу? – резонно спросил он. – Тем более я граммофон видел.

В уме и умении сопоставлять факты Рамлоу было не отказать, оправдываться было глупо, и Стив честно ответил:

– У меня кончились деньги. Не спрашивай, как. Мне зарплата на карту обычно приходила. Я не проверял, сколько там, пока мне не отказались проводить платеж в супермаркете. За квартиру, оказывается, два месяца не плачено. Бухгалтерия до понедельника не появится, а…

– А в Вашингтоне у тебя есть только служба и любовь к Родине. Даже девчонку, небось, не завел, к которой срулить можно, – подсказал Рамлоу и добавил: – Идем.

– Что?

– Что? Переночуешь у меня. Не стеснишь, квартира на две спальни, холодильник забит, клининг-служба как раз уборку сделала, даже на бейсбол успеем.

– Мне не… Я справлюсь, правда.

– Уверен, что да. Но тебе не обязательно. Кончай, Кэп, выделываться. Тут жрать нечего, налички у меня с собой не густо, а карту я не дам даже тебе, уж прости. Да ты и не возьмешь. Погнали, Кэп. Пицца, пиво и бейсбол. Баб не обещаю, но вот все остальное – да.

Он поднялся, потягиваясь и демонстрируя волосатый живот, сладко зевнул и погремел ключами перед носом.

– Душ, пицца и бейсбол.

Стив кивнул. Пусть он сейчас нарушает субординацию, одалживается, но он страшно не хотел провести двое суток впроголодь на коротком для него диване под тонким пледом.

Рамлоу, отстучав какую-то ритмичную мелодию на руле, завел машину и, подмигнув Стиву, лихо вырулил с пустой стоянки, на ходу настраивая радио.

– Я люблю рок, – поделился он, почти не глядя на дорогу, – но тебе настрою что-то менее мозговыносящее. Ретро ФМ?

– Я не привередлив, – признался Стив, потому что до сих пор не разобрался во всех направлениях современной музыки. Как и в банковской системе, видимо.

– О! – ухмыльнулся Рамлоу. – Классика в современной обработке.

– Слухи о моих образованности и тонком вкусе несколько преувеличены, – признался Стив, но Рамлоу уже вырулил на оживленный проспект и принялся довольно мелодично насвистывать.

– Надеюсь, что не все слухи, – как бы между делом заметил он и, не давая Стиву задуматься над тем, что имел в виду, продолжил: – Анчоусы или курица с ананасом?

– Пицца?

– Ага.

Стив прикинул, сколько ему надо, чтобы действительно наесться, и уже пожалел, что согласился принять неожиданное гостеприимство Рамлоу.

– Знаешь, я…

– Или мясная? Давай так, – Рамлоу свернул в какой-то переулок и сходу припарковался у респектабельного дома с коваными перилами подъезда. Что ж, он жил ближе, чем Стив… чем когда-то жил Стив. Он и не заметил, как они приехали. – Две мясных, одна мясо и двойной сыр, три с анчоусами и три курица-ананас. Картофельный салат я настрогаю сам, пиво есть, завтрак найдем из чего соорудить. Можем заехать за мороженым.

– Рамлоу…

– Брок. Слушай, Кэп.

– Стив.

– Слушай, Стив, у меня в жизни был период, когда я пил и засыпал, где придется. Молодой и дурной был. Первая командировка, кровь-кишки-распидорасило, все дела. Терапию по боку пустил. Все остальное по боку мне пустить не дали. Того человека в живых уже нет, но с тех пор я сам никогда мимо пройти не могу. Так что расслабься. Не хочешь считать это дружеской взаимопомощью – отдашь потом. Закроем твои долги за квартиру, пока на тебя в суд не подали, накупим мяса и сварганим барбекю. В понедельник нагнешь тех, кто там чего-то в твоих счетах перепутал, и вернешь мне деньги, хотя я не вижу особой проблемы…

– В пяти… в десяти тысячах, которые я задолжал за жилье?

Рамлоу присвистнул, но, скорее, весело, и ухмыльнулся.

– Риэлторам, подсунувшим тебе такую дорогую хату, в которой ты все равно почти не бываешь, я бы лично яйца отстрелил. Так вот, вернешь, если тебе это поперек. А пока не напрягайся. Я в курсе твоих потребностей. А счета надо оплатить. У тебя есть квитанции? Можно через интернет перевести, а чеки потом распечатать. Хату тебе это не вернет, если ты уже сам так гордо ушел вместо того, чтобы дождаться судебного разбирательства. И хрен бы с ней, с такой дорогой хатой, поживешь у меня.

– Рамлоу.

– Брок, – поправил тот и, достав телефон, вышел из машины, на ходу набирая номер доставки пиццы. – Добрый ночер, – в трубку произнес он. – Что-то по голосу не узнаю. Мари, ты простудилась, что ли? Ага. Нет, мне не как обычно, у меня сегодня гости и бейсбол. Так что три мясных, две курица-ананас, две с анчоусами, одну даблчиз. Все это на пышном корже. Не-а, дорогая, пиво я у вас больше не беру, потому что я привередливый жадный мудак, а оно у вас невкусное и дорогое. Соусы? Острый и сырный, того и того побольше. Да, мальчишник. Спасибо, дорогуша, передай курьеру, что если все это будет холодным, то чаевых он может не ждать, – он отключил связь и подмигнул Стиву. – Пойдем, пицца будет минут через двадцать, успеешь сполоснуться.

Ванная у Брока была просто огромной, если и меньше спальни, то ненамного. Навороченная душевая кабинка с голосовым управлением, целый батальон разных бутылок на полках, стопки полотенец и еще какие-то не вполне понятные вещи, о назначении которых можно было только догадываться.

– Держи, – Брок вручил Стиву чистый черный халат и голубое полотенце. – Шампуни любые бери, одноразовые станки тут, – Стив увидел рядом с “гостевыми” станками бутылку, на которой было написано “for anal sex” (прозрачного геля в ней оставалось чуть больше половины) и попытался скрыть смущение. Хозяин бутылки если что и заметил, то никак не дал этого понять, продолжив: – Зубные паста и щетка…

– У меня все есть, спасибо. Я же из дома, а не из…

– А не из клуба, обдолбанный и на все готовый? – оскалился Брок. – Жаль, но что поделаешь. Присоединиться не предлагаю – пиццу скоро привезут, так что осваивайся. С кабинкой разберешься? Вот тут нажми, и на панели высветится список программ. Все, пошел.

Он вышел, плотно притворив за собой дверь, а Стив быстро разделся и принялся настраивать воду. Почему нельзя было просто включить ее и отрегулировать температуру, он не понял и принялся просматривать программы. “Утро”, “Контраст”, “Вечер”, “Пиздец”, “Мальчики”, “Дрочка”, “Секс” – дальше Стив не читал. Выбрал “Вечер” и встал под горячие тугие струи, пытаясь отогнать мысль о том, как Брок вот так же стоит тут, упираясь руками в стенку, пытаясь смыть с себя усталость длинного дня.

Именно поэтому он не любил ни с кем сходиться. Аналитический склад ума постоянно выхватывал бытовые мелочи и против его воли вплетал в образ Рамлоу, делая его Броком раз и навсегда. Стив знал, что больше не сможет задвинуть его в общий ряд и никак не выделять. Будет помнить и о программе “Дрочка”, и о смазке рядом с гостевыми одноразовыми станками. Это было странно, и что-то в Стиве отчаянно сопротивлялось такому вот “личному”, лезшему изо всех щелей. Его больше удивляло, как сам Брок свободно пустил его на свою территорию, без особого стеснения показав изнанку.

Халат ему оказался впору, и Стив отогнал мысли о том, какого размера у Брока обычно были эти “из клуба, обдолбанные и на все готовые”… люди. Мужчины? Это, в конце концов, было не его дело.

– Так, – Брок повернулся от большого разделочного стола, продолжая вслепую виртуозно нарезать вареный картофель, – отлично. Ты с курицей справишься? Нужно нарезать вареную грудинку кубиками в треть дюйма. Да, я чокнутый педант в этом. Так что? Я тоже быстро смою сегодняшний пиздец. Пиццу привезли, заправим салат и заляжем.

– Справлюсь, – ответил Стив. Треть дюйма – это, конечно, серьезно, но у него идеальный глазомер. – Спасибо, – добавил он совсем другим тоном.

– Забей, – Брок вытер руки, хлопнул его по плечу и, насвистывая, направился в ванную.

А Стив взялся за салат.

***

– Да, блядь! Тачдаун!

Бейсбол оказался невыносимо скучным, а вот футбол – достаточно динамичным и агрессивным, к тому же одна из команд квартировалась в Нью-Йорке, как и Мстители, так что Брок предложил болеть за нее.

Стив и раньше отмечал, что Рамлоу иногда излишне эмоционален, но в неофициальной обстановке он превращался просто в сгусток эмоций и широких жестов. Итальянская кровь в самом лучшем ее проявлении.

– Вот это зад, прости, Стив, но блин, ты видишь то же, что и я? Двадцать восьмой номер красных?

Вратарь действительно был… рельефным, чисто эстетически Стив это понимал. Хотя кого он обманывал – и не эстетически задница двадцать восьмого номера была достойна увековечивания в мраморе.

– Бьюсь об заклад, монетка от нее отскочит, как от стены, – отпив пива, заметил Рамлоу, и взгляд у него стал мечтательным. – Я надеюсь, у тебя нет проблем с этим? – вдруг спросил он.

– С этим?

– Ну в твое время, сдается мне, геев не жаловали? Если тебе так будет спокойнее, я би.

– Би.

– Да. Играю за обе команды. Но жопа вратаря – это просто чума.

– Чума.

– Слушай, – Брок откусил изрядный кусок пиццы, запил пивом и усмехнулся. – Не напрягайся насчет меня. Гость – особа священная. Пока сидишь на этом диване, ты не мой начальник, я не твой подчиненный, но и лезть к тебе в штаны без разрешения я не планирую.

Стив отметил это “без разрешения”, но с удивлением понял, что отношение к Рамлоу не изменилось. Ни после признания, ни после комплиментов заднице, ни после того, как он увидел смазку. Наверное, переломным моментом был тот, у кофейного автомата. Тогда он впустил его в личное пространство и заранее смирился с тем, что сам окажется в чужом.

– Моя мать говорила, что в чужой монастырь нехорошо лезть со своими правилами. Так что… – он отсалютовал ему бутылкой пива, – ты тоже расслабься. Я не собираюсь петь гимн. Во всяком случае, в твоем душе и без разрешения.

Рамлоу странно на него взглянул, а потом расхохотался до того заразительно, что Стив тоже невольно поддался веселью, хотя, если уж начистоту, поводов у него в последнее время было маловато.

– Ох, – отдышавшись, Брок откинулся на спинку дивана и утер воображаемые слезы. – Никогда бы не заподозрил у тебя наличие чувства юмора. За это надо выпить. Да! – завопил он, когда вратарь-фаворит взял сложный мяч. – Жопа, вперед! Прекрасный вечер, – тише заметил он. – На всю сотню.

Нью-Йоркцы выиграли, Стив помог Броку убрать последствия их вечернего пиршества, вынес мусор и устроился в мягком кресле у торшера со скетчбуком, чувствуя непривычное умиротворение. Брок, развалившись на диване, копался в своем ноутбуке, периодически улыбаясь – явно с кем-то переписывался, и Стив поймал себя на том, что не может рисовать ничего, кроме его улыбки.

***

– Эй, – сонный Брок с отпечатком подушки на лице выглянул из ванной, когда Стив вернулся с пробежки. – А ты ранняя пташка, да?

– Я тебя разбудил?

Брок выдавил на зубную щетку какую-то навороченную пасту непривычного черного цвета и ухмыльнулся.

– Не-а, меня сложно разбудить, особенно в субботу. Круассанов не купил случайно?

– У меня… – Стиву стало неловко, и он тут же рассердился на себя за это, потому что в сложившейся ситуации не было его вины.

– Черт, туплю. Прости. Я сейчас. В холодильнике должны быть яйца. А наличка в шкатулке на полке около твоего граммофона. Или патефона?

– Патефон – разновидность граммофона, чаще без трубы.

– Значит, граммофона.

– Я схожу за круассанами. Я потом верну…

– Ой, да. Не забудь вычесть бабки за те, что съем я. С шоколадом. Кофе не бери, у меня машина.

– Хорошо, – Стив оглядел Брока с ног до головы, стараясь не слишком задерживаться на волосатой груди, тщательно проработанных ногах и натянутом спереди белье, скорее подчеркивающем, чем скрывающим солидный стояк. – С шоколадом.

Стив взял из шкатулки стодолларовую купюру, подхватил ключи со столика в прихожей и снова вышел на улицу. Утро было чудесным – он отлично выспался на нереально твердом, но удобном матрасе под невесомым и теплым одеялом. От белья пахло каким-то парфюмом, оно было чистым, мягким и… черным. Стив никогда не видел полностью черного белья, но это не помешало ему моментально уснуть и всю ночь не видеть кошмаров.

У Брока было тепло. Его дом имел частную отопительную станцию, и Брок, видимо, плевать хотел на счета, потому что, стоило температуре в комнате опуститься до девятнадцати по цельсию, как он включил отопление. “Я теплолюбивый, – хмыкнул он в ответ на вопросительный взгляд Стива, – все, что ниже двадцати одного градуса – не для меня. Могу переносить, но не хочу”.

Сам Стив привык к сквозняку, тянущему по полу, к тому, что отопление – это для зимы, и то если повезет. В сентябре он не включал его никогда. Ему и в голову такое не приходило.

Круассаны продавались в булочной на углу. Красивая молодая девушка оглядела его с ног до головы, кокетливо прикусила губу и добавила от себя небольшую булочку с кремом, завернутую в отдельный бумажный пакет, на котором был написан номер телефона.

– О, – дернул бровями Брок, – Люси. Как она тебе?

– Дамочка из кондитерской?

– Блондинка, вся в кудряшках. Сосет богически.

– Брок.

– Ладно, понял, о леди хорошо или ничего. Так я и о хорошем. Говорю же – в рот берет с полной самоотдачей.

– Не заинтересован, – немного резче, чем собирался, ответил Стив.

– Ха, – Брок откусил сразу половину круассана и нажал кнопку на кофемашине, предварительно опустив хоботок трубки в пакет с молоком, а Стив вдруг подумал, что хорошо, что тот успел одеться, пока его не было. – Я ж и не предлагаю. С этим она справляется без меня. Так, – он заглянул в холодильник, – ветчина, яйца, немного бекона… шоколадный топпинг-то у меня откуда? А, вспомнил, но не расскажу – еле из шерсти его тогда выполоскал, ну нафиг игры с едой в постели. Суперсолдатский омлет из дюжины яиц, на беконе? Или… – он порылся в шкафу рядом с холодильником, – французские вафли? Топпинг пригодится и мороженое тоже.

– И то, и то, – Стив проголодался, и раз уж он все равно твердо решил вернуть Броку деньги, то голодать не видел смысла.

– Вау, – присвистнул Брок. – Люблю мужиков с хорошим аппетитом. Тогда яичница на тебе, а я займусь вафлями.

Стив так вкусно не завтракал с тех пор… с войны. Там Говард умудрялся жить на широкую ногу даже за линией фронта, и Стива иногда вовлекало в водоворот роскоши, который тот вечно устраивал вокруг своей сиятельной и гениальной персоны. Тони, может, и был гениальнее отца, но в вопросах вкуса к жизни сильно от него отставал. Наверное, потому, что выросшие в достатке обычно не умеют радоваться простым вещам вроде толстых вкусных золотистых вафель, обильно политых маслом, взбитыми сливками и чертовым топпингом, потеки которого Стив старался не представлять на Броке.

– М-м-м, – простонал тот. – Сто лет не ел вафель, для себя одного лень.

– А для тех, кто купил топпинг?

Брок облизал губы и откинулся на стуле, сыто погладив себя по животу.

– Еще чего. Не люблю совместные завтраки. Вообще утра. Неловкость, попытки вспомнить имя и не загнуться от тошноты. Ну нафиг.

Стив отвел взгляд от его перепачканных маслом губ и подумал, что это странно – провести ночь с кем-то совсем чужим и на утро не иметь возможности спокойно позавтракать вместо того, чтобы выдумывать, как выпроводить любовника. Или любовницу.

– Мне не понять, – мирно заметил он, и Брок пристально на него взглянул, без обычной усмешки.

– Мне без разницы, Роджерс. Без обид, но не все настолько высокоморальны, чтобы ждать всю жизнь одну-единственную и заняться с ней любовью в первую брачную ночь при свете свечей, подарив друг другу невинность.

– Речь не о морали, – спокойно ответил Стив. – А об элементарном комфорте. Внутри.

Брок отложил вафлю и скрестил руки на груди.

– Испытывать желание заниматься сексом – это нормально, Стив.

– Знаешь, – Стив пытался подобрать слова, гадая, почему хочет объясниться, – я не… не осуждаю. Люди отчего-то странно воспринимают меня, считая, что я не человек в обычном смысле этого слова.

– Да? Может, это потому, что ты безупречен? Все эти твои плакатные позы, непримиримость во взгляде, несгибаемость, неумение отступать – не очень-то… человеческие качества. Как и твоя вера в лучшее, в любовь до гроба и…

– Я обычный, – с усилием ответил Стив. – В мое время было полно таких ребят, сейчас считающихся ископаемыми, какими-то инопланетянами.

– Ерунда. Сейчас тоже полно хороших парней. Может, менее наивных, конечно. Проблема в том, что я к ним не отношусь.

– Разговор свернул куда-то не туда, – попытался улыбнуться Стив. – Я просто не хочу, чтобы ты смотрел на меня, а видел мой щит.

– Если бы я видел только твой щит, мне бы и в голову не пришло вчера заводить с тобой разговор. У идеального Кэпа не может быть проблем. Он давным-давно разобрался с современными технологиями, въехал в современную действительность, выучил китайский и научился лечить геморрой рукоположением.

– Руко – чем?

– То есть все остальное возражений не вызывает? – ухмыльнулся Брок, принимаясь собирать посуду и совать ее в посудомойку.

– Я действительно разобрался в действительности, но ровно настолько, чтобы научиться платить картой и пользоваться интернетом, не задаваясь вопросом, как это работает. Китайский я понимаю, но говорю плохо. И с действительностью тоже не все гладко. Но вафли очень вкусные. Спасибо.

– На здоровье. Я сейчас на тренировку – сжигать нажранное. Ключи у тебя есть, деньги на бензин в шкатулке, если встретишь любовь всей жизни, повесь на ручку двери галстук. У тебя есть галстук, Роджерс?

– Что? Какой галстук?

– Все время забываю, что студентом ты не был. Когда в комнате живет трое парней и один из них привел девчонку, чтобы, ну, знаешь, заняться сексом-не-обязательно-по-любви, он вешает на ручку галстук, мол, погуляйте, парни, занято.

– Я бы не…

– Я пошутил. Конечно, ты не. Я просто пошутил, окей?

– Окей, – вздохнул Стив. Давно пора было привыкнуть к тому, как просто в этом веке люди относятся ко всему, даже к возможности прийти в собственный дом и, обнаружив на ручке двери галстук, “пойти погулять”. – Когда ты вернешься?

Брок запихнул последнюю тарелку поверх всех остальных (Стив отчего-то подумал, что так нельзя, но промолчал) и оглянулся через плечо.

– Не знаю. К четырем? Ну, если, сам понимаешь, не случится ничего приятного. Или не очень.

Стив погадал, имеет ли Брок в виду случайный секс с кем-то вроде той блондинки из булочной или у него паранойя, но кивнул.

– Я прогуляюсь. Если тебе нужно, ну… знаешь, чтобы дома никого не было…

Брок повернулся к нему и картинно закатил глаза.

– Ну да, отели и сортиры все вдруг закроются. Я буду к четырем. Приготовим паэлью. Ты как насчет испанской кухни?

– Если это не бычьи яйца…

– Боже, Кэп сказал “яйца”, – Брок демонстративно закрыл глаза ладонью и рассмеялся. Он очень заразительно это делал, потому Стив тоже улыбнулся. – Нет. Это рис, шафран, овощи, курица или морепродукты. Готовится в сковороде. Я тебя научу.

– Спасибо, – искренне ответил Стив. – К четырем.

– Заметано. Деньги не забудь, а то буду искать тебя с собаками по всему городу.

Он через минуту снова появился на пороге кухни с небольшой сумкой.

– Или хочешь со мной?

– Нет, – после коротких раздумий ответил Стив. – Но спасибо.

– Было бы за что. Бывай.

Он ушел, а Стив со вздохом втянул едва заметный запах его туалетной воды и поднялся, сладко потягиваясь. У него был незаконченный набросок смеющегося Брока. Это было странно – он уже забыл, когда карандаш буквально жег руки, требуя приложить его к бумаге и рисовать. А рисовался только Брок.

Очнулся он только на пятом наброске. На часах была половина четвертого, и Стив отчего-то ощутил себя бездельником и домоседом, потому что хотя и любил оставаться в четырех стенах у полного холодильника, редко себе это позволял. Ну, или обстоятельства складывались не в его пользу.

А у Брока дома ему нравилось. Тепло, спокойно, уютно. Кресло удобное и свет падает как нужно. Это было странно, но на шумную улицу совершенно не хотелось, и Стив, выпив чаю с горой бутербродов, снова взялся за карандаш, чтобы очнуться уже от звука открываемой двери. Зашуршали пакеты, и Стиву показалось, что это самый домашний звук, который ему доводилось слышать. Когда-то, так же шурша нехитрыми покупками, домой возвращалась мать, а потом Баки.

– Есть кто живой? – крикнул из прихожей Брок, и Стив вышел к нему как был – в тренировочных штанах и с грязными от грифеля пальцами. – Отнеси на кухню, будь человеком, я заездился до состояния вареного картофеля.

Стив молча забрал у него пакеты и принялся раскладывать их содержимое, периодически спрашивая у Брока, что куда. Они перекрикивались через гостиную, потом через шорох воды в душе (дверь Брок не закрыл) а потом убавили громкость, потому что Брок пришел на кухню. В одних коротких шортах и с полотенцем на шее. С мокрых растрепанных волос капала вода. Без идеальной укладки тот показался Стиву смешным и домашним, и он оборвал эту мысль, мимоходом удивляясь, как быстро стал считать своим совершенно чужого человека.

– Кофе? – спросил Стив, и Брок, окинув его странным взглядом, кивнул. – Я могу и сам приготовить. Под твоим чутким руководством, конечно.

– Я сейчас, – Брок жадно глотнул кофе и, высунув язык, принялся махать на него ладонью.

– Не спеши. Обжегся?

– Ага. Поцелуешь?

Стив замер, не донеся сковородку до плиты, пытаясь обнаружить в голове хоть одну мысль, чтобы как-то ответить, желательно сведя все к шутке, но Брок, видимо, сообразив, что и кому он сказал, втянул язык и прикрыл глаза ладонью.

– Прости, – после неловкой паузы произнес он. – Ты так… хорошо смотришься на моей кухне, что я зарываюсь, забывая, как ты тут оказался. Проехали?

Стив, так и не найдя слов, просто молча кивнул и включил возмутительно плоскую черную стеклянную плиту. Перед глазами стояли губы Брока, которые Стив сегодня столько раз нарисовал, что, казалось, знал их лучше, чем если бы они действительно… были любовниками?

Стив никогда всерьез не задумывался о том, чтобы вступить в связь с мужчиной. Говард, когда они оставались наедине, иногда вдруг оказывался слишком близко, смотрел пристально, так, что до костей пробирало, но Стив всегда списывал это на чисто научный интерес Пигмалиона к Галатее. Но и тогда от этих взглядов, от двусмысленных шуточек, которых у Говарда был, казалось, миллион на все случаи жизни, Стива окатывало изнутри сладким ужасом, как перед мертвой петлей на русских горках. Он знал, что ничего не будет, даже если Говард что-то такое и имел в виду в силу своей развращенности. Теперь же секс с мужчиной был вариантом нормы. В этом быстром, ярком времени все жадно тянулись ко всем, все равно оставаясь одинокими. Это было странно, но Стив принял реалии новой жизни, как краевые условия своего уравнения, и учился в них существовать.

– Дай я, – мягко попросил Брок, которого Стив, задумавшись, подпустил со спины. – Смотри. Масло. Лучше оливковое…

Он стоял так близко, что Стив чувствовал запахи его шампуня и кондиционера для белья. Смотрел, почти не слушая, как тот закуривает, врубая вытяжку, перекатывает сигарету во рту, как щурит один глаз, чтобы его не выедал дым, и нарезает, растирает, крутит мельничку со специями, замачивает рис, продолжая говорить, как двигаются его темные мягкие губы, сжимая фильтр сигареты, а в уголках глаз собираются морщинки. Он замер, наверняка глупо приоткрыв рот, и смотрел, смотрел, как жена Лота на оставленный позади город.

Влажные волосы Брока завивались крупными кольцами, смолянисто-черными, тяжелыми, за ухом красовалась крупная родинка, на плечах подсыхали прозрачные капли воды, и Стиву вдруг захотелось собрать их губами, попробовать кожу на вкус.

Источник

========== Глава-1 ==========

Старый, поблекший тролль устало сидит в древнем, потрескавшемся деревянном кресле перед камином, неподвижным взглядом уставившись на весело пляшущие в нём огоньки. Хотя старым его можно было бы назвать с очень большой натяжкой. Ему всего сорок лет, но выглядит он сейчас на все шестьдесят. Ещё молодого, крепкого тролля жутко старят совершенно белые, седые волосы; сгорбленная спина, которую он даже не пытается выпрямить; множество мелких морщинок, избороздивших уголки глаз, но самыми страшными на его лице являются глаза… Они словно мёртвые, пустые, как будто лишённые жизни, в них нет огня, лишь одна чёрная, беспросветная мгла…

Когда-то он был светло-синим троллем с тёмно-синими волосами, а теперь краски жизни навсегда покинули его, и некому их возвратить обратно, ведь он был последним… Последним троллем в этом лесу, а возможно, и во всём мире… Все, кого он когда-либо знал, все, кого он любил, были давным давно мертвы… Бергены съели всех, всех, кроме него… Ему повезло выжить тогда, когда однажды, в один злополучный день, они случайно обнаружили их деревню и поймали всех, кто там был. Алмаз… Купер… Здоровяк… Синелька и Сатинка… Звуки… Розочка… Всех, кого он любил, бергены унесли с собою, в свой город, и больше он никогда их не видел…

Он тогда весь день копался в своем бункере, чиня сломанный лифт, а когда, уже поздно вечером, возвратился в деревню, его там ждало страшное зрелище: разгромленные и растоптанные множеством огромных ног домики, без единой живой души. Напрасно он метался среди хаоса и разрушений, безумно крича, переворачивая всё, что попадалось под руку, в надежде найти хоть одного выжившего… Их не было… Как и не было его Розочки… Она погибла в тот день вместе с остальными троллями и вместе с нею погиб их так и не успевший родиться малыш, которого Розочка уже девятый месяц носила под сердцем…

В тот день он, синий тролль, носивший имя Цветан, умер… Вместе с его женой и ребёнком умерла его душа, и за все эти годы она так и не смогла возродиться… Он вновь стал серым, уже навсегда, его волосы белы как снег, а глаза больше никогда не засияют радостью жизни… А ведь ничего этого могло бы и не быть, если бы он тогда не струсил… Цветан прикрыл глаза и мучительно застонал от нахлынувших на него воспоминаний. Кряхтя как старик, он медленно поднялся с кресла и подошёл к такому же древнему, как и кресло, шкафу и, выдвинув верхний ящик, осторожно, словно священную реликвию достал оттуда донельзя потёртую и полинявшую от времени композицию из скраббукинга, изображавшую зелёного тролля, стоящего на дорожке из сказочной радуги. По бокам дорожки стояли два красивых цветка, а завершало композицию большое жёлтое солнце с написанным на нём вверху его именем «Цветан».

Серый тролль ласково, с нежностью провёл по композиции ладонью, от чего та с негромким хлопком раскрылась, и весёлый, тоненький голосок пропел коротенькую мелодию: «На праздник свободы от бергенов!»

Эту поделку из скраббукинга Розочка подарила ему перед тем, как они вдвоём отправились в Бергентаун, спасать попавших в плен друзей. Он тогда растоптал её на глазах у друзей, а потом тайком подобрал и восстановил в своем бункере. Как давно всё это было… Цветан почувствовал, как на глаза ему, помимо его воли, накатили слёзы. С тех пор прошло уже двадцать лет, а он всё помнил до мельчайших подробностей. Он помнил, как они с Розочкой тайком прокрались в Бергентаун, как встретили там девушку-бергена по имени Тихоня, работающую служанкой во дворце, как помогли ей устроить свидание с королем Хрящем, в которого она была с детства безумно влюблена, как пытались спасти Ручейка, который их впоследствии предал, отдав на съедение бергенам всю их деревню.

Он помнил, как все они стояли на дне кастрюли, без красок жизни, обречённые на смерть, и помнил себя, поющего Розочке свою первую песню… Он помнил, как Тихоня, вместо королевского стола, привезла их за ворота города и отпустила всех на свободу, пожертвовав собою ради них. И он помнил, как Розочка хотела вернуться обратно в город и помочь девушке обрести любовь и счастье со своим королём, а он ей тогда этого не позволил… Почему?! Почему он это сделал? Что помешало ему тогда пойти вместе с нею и рискнуть? Цветан до боли сжал зубы… Он знал ответ на этот вопрос…

Страх… Дикий, безумный страх перед бергенами, который мучил его всю его жизнь, страх быть съеденным, страх потерять того, кто тебе дорог…

Он испугался в тот день, испугался, что может потерять всё, что обрёл. Испугался, что может потерять её…

И вот последствия этой трусости… Он действительно потерял всё, а ведь этого могло бы и не быть, послушай он тогда Розочку… Цветан мучительно закрыл глаза, и воспоминания тех дней вновь захлестнули его сознание, унося его в далёкое прошлое, на двадцать лет назад…

========== Глава-2 ==========

Глухой скрежет и лязг… Гигантская кастрюля ощутимо вздрагивает, крышка начинает приподниматься, и бледный свет падает на сбившихся в кучу, замерших от ужаса троллей.

— Ну всё, Мистер Динклс, будем прощаться, — всхлипывает Здоровяк, крепко прижимая к себе своего домашнего любимца.

Сердце словно проваливается в чёрную, бездонную пустоту, и Цветан со смешанным чувством страха и боли смотрит на Розочку.

«Всё. Это конец!» — проносится в голове жуткая мысль. Сейчас все они погибнут страшной, мучительной смертью, и вместе с ними погибнет и она… Ну почему, почему всё должно случиться именно так?! Почему он теряет всё именно тогда, когда только что приобрёл?

В этот момент крышка кастрюли падает на землю, и в открывшемся проёме показывается голова Тихони.

— Розочка! — взволнованно говорит она.

— Тихоня?! — удивлённо восклицает розоволосая девушка. — Что ты делаешь?!

Молодая служанка опускает руку в кастрюлю, подставляя Розочке ладонь. Та перебегает на ладонь, не переставая изумлённо смотреть на девушку-бергена.

— Я не хочу, чтобы вас съели! — Тихоня рывком наклоняет тяжёлую кастрюлю, давая возможность сидящим в ней троллям выбраться наружу. — Давайте! Бегите! Скорей! Бегом! Бегом! Убегайте!

— Но, Тихоня! — Розочка с ужасом смотрит на служанку. — Если ты сейчас пойдёшь в замок без нас, тебе не поздоровится!

— Я знаю, — спокойно отвечает та. — Ничего. Это ерунда, Розочка.

Девушка-берген опускается на колени и, оперевшись на руки, низко склоняется перед розоволосой так, чтобы той было лучше её видно.

— Ты показала мне, что значит быть счастливой! — нежно глядя на маленькую девушку-тролля, произносит Тихоня. — А без тебя я бы никогда этого не узнала… И за это я тебя люблю…

— Я тоже тебя люблю… — потрясённая до глубины души словами служанки, отвечает Розочка.

Из-за приоткрытых дверей замка раздаётся громогласный рёв десятков глоток, кричащих только одно слово:

— Тролли! Тролли! Тролли!

К этому жуткому хору присоединяется властный, мерзкий, привыкший повелевать голос Поварихи:

— Тетёха! Где тебя носит, жалкая замарашка! Вези быстрее королю троллей!

Тихоня вздрагивает и, вскочив на ноги, бежит к двери замка, на ходу оглядываясь на Розочку.

— Вам надо спешить! Убегайте скорее!

— Пойдём с нами, — умоляюще просит Розочка

— Чтобы вас было легче найти?! Ну уж нет! А вы бегите!

— Но, Тихоня! — Розочка подбегает к двери и хватается за дверной косяк, не давая двери закрыться. Она с мольбою смотрит на служанку, словно прося её: «Ну, пожалуйста, пойдём с нами! Прошу тебя…»

И тогда девушка-берген протягивает руку и осторожно, но твёрдо выталкивает Розочку за пределы двери. Розочка с всхлипыванием обнимает палец служанки и, вздрагивая от плача, так и держит его, не желая отпускать. Тихоня полными слёз глазами смотрит на розоволосую девушку, в них отражается целая буря чувств. Это и нежность, и любовь, и скрытая боль… Затем она мягко убирает руку, освобождаясь от Розочкиных объятий, и, закрывая за собою дверь, тихо произносит:

— Прощай, Розочка…

Двери с глухим стуком захлопываются, оставляя троллиную принцессу беспомощно стоять в полном одиночестве…

Неизвестно, сколько бы она ещё здесь так простояла, если бы не подбежавший Цветан, схвативший её за руку и потянувший за собой в сторону одного из тоннелей, ведущих к выходу из Бергентауна.

Там уже полным ходом идёт эвакуация. Разноцветные маленькие существа, один за другим, смело прыгают в чёрное отверстие туннеля, где тонким цветным ручейком, друг за другом со всех ног бегут к зияющему впереди выходу. Цветан с Розочкой вместе руководят этим бегством, поторапливая отстающих, помогая старикам и маленьким детям спускаться, держа их за руки.

Когда кроме неё с Цветаном не остаётся больше никого, Розочка, вместо того, чтобы спуститься к остальным троллям, вдруг останавливается и, мгновение поколебавшись, решительно направляется в сторону города, высоко подняв над собою горящий факел. Цветан, уже было собравшийся прыгнуть в туннель, видит намерение Розочки вернуться в Бергентаун, и его лицо искажается от нахлынувшего на него ужаса.

— Розочка! — Цветан с мольбой тянет к ней руку. — Пойдём со мной! Не надо этого делать… Не ходи туда, прошу тебя…

— Но Тихоня теперь пропадёт из-за нас! — Розочка с волнением смотрит на синего парня. — Это неправильно! Она тоже заслуживает счастья, как и мы! — розоволосая принцесса поворачивается в сторону Бергентауна, и тихо произносит: — Как и все они…

Цветан крепко хватает её за руку, не давая идти дальше.

— О чём ты говоришь, Розочка! — в его глазах ужас и страх. — У бергенов нет чувств! Вернувшись туда сейчас, ты погибнешь! Единственное, чем ты сможешь сделать их счастливее, это стать их едой!

— Я в это не верю! — кричит Розочка. — У каждого в душе есть счастье, надо только его помочь найти!

— У всех, кроме бергенов! — жёстко отвечает Цветан. — Розочка… — он с выражением боли смотрит на неё. — Они такие, какие есть, ты не в силах их изменить.

— Но Тихоня не такая! Она доказала мне, что счастье есть даже у них! А значит, надежда есть!

— Тихоня — единственная такая из всех бергенов! — не выдержав, кричит на девушку Цветан. Потом, видя готовые показаться на глазах слёзы, он обнимает её и крепко прижимает к себе, ласково гладя её розовые волосы.

— Розочка, — нежно глядя в её большие прекрасные глаза, произнес синий парень. — Прости меня, пожалуйста… Просто я очень тебя люблю, и самое страшное для меня в жизни — это потерять тебя… Если ты сейчас пойдёшь в город бергенов, назад ты уже не вернёшься… Народ потеряет свою единственную Королеву, отец — дочь, а я лишусь своей любимой… Поэтому, ещё раз тебя прошу… Нет, умоляю! Не ходи туда… Пожалуйста…

— Но, как же Тихоня?.. — неуверенно говорит Розочка. — Мы должны ей помочь!

— У Тихони всё будет в порядке, — стараясь, чтобы его голос звучал убедительно, отвечает Цветан. — Король Хрящ не даст её в обиду!

— Но ведь король не знает, что это она леди Блести Сверкай! — не соглашается с ним девушка.

— Он узнает! — Цветан с улыбкой смотрит на принцессу. — Тихоня с Хрящем любят друг друга, она обязательно расскажет ему, кто она такая! У них всё будет хорошо, поверь!

— Правда? — Розочка с надеждой смотрит на парня. — Цветан, ты и в самом деле думаешь, что помощь им не нужна, что король с Тихоней справятся без нас?

— Да! Правда! — Цветан целует девушку в губы и нежно берёт её руки в свои. — Я уверен, они смогут найти своё счастье и без нас. Ты и так сделала для них всё, что могла. Ты помогла Тихоне, а она нам. Вы в расчёте, и тебе нечего стыдиться!

— Наверное, ты прав, Цветан… — вздохнув, отвечает Розочка. — Мы там действительно уже ничего не сможем сделать… Теперь их счастье в их собственных руках…

Она в последний раз бросает взгляд на светящийся огнями город.

— Прощай, Тихоня… — шепчет она. — Надеюсь, ты будешь счастлива со своим королём.

Она смахивает с глаз вновь появившееся слезинки и, вздохнув, решительно прыгает вслед за Цветаном в тёмный провал туннеля.

========== Глава-3 ==========

Тележка, с нагромождённой на ней большой кастрюлей, с визгливым скрипом вкатывается в большой королевский зал, под ликующий рёв толпы, дождавшейся, наконец, желанный деликатес. Тихоня, низко опустив голову, медленно катит её по направлению к центральному столу, за которым сидит король Хрящ. Её сердце сжимается от ужаса при мысли, что ждёт её сейчас, когда обнаружится, что троллей нет, но она нисколько не жалеет о содеянном. Она должна была спасти друзей и не могла поступить иначе…

Повариха, видя въезжающую кастрюлю, торжествующе поднимает руки, и толпа, сидящая за праздничными столами, принимается с удвоенной силой стучать вилками и скандировать кровожадное:

— Тролли! Тролли! Тролли!

Король Хрящ, чувствуя волнения толпы, хватает стоящий у него на столе миниатюрный женский ботиночек на роликах жёлтого цвета, и кричит:

— Стойте!

Затем, жалостливо глядя на Повариху, он умоляюще просит её:

— Повариха, может, подождём Леди Блести Сверкай, а?

Та с притворной участливостью отвечает:

— Вне всякого сомнения, сир!

Затем поворачивается к сидящей толпе и жёстким тоном произносит:

— Итак, слушайте! Никто троллей не получит, пока не прибудет дама Короля!

Вокруг раздаётся возмущённый рёв:

— Это возмутительно! Что за безобразие! Нет, ну вы это слышали?!

Тихоня при этих словах тяжело вздыхает. Откуда её любимому королю знать, что его дама, которую он так ждёт, стоит прямо здесь, перед ним, рядом с кастрюлей, в поношенной, залатанной во многих местах униформе жалкой служанки… Он никогда не поверит, что она и есть та самая девушка Леди Блести Сверкай…

Тихоня видит, как Повариха что-то говорит Хрящу, от чего тот сильно смущается и, поставив ботиночек на стол, потерянно мямлит:

— Да. Пожалуй, начнём…

Зал снова взрывается ликующими криками, и Повариха, воздев руки к потолку, торжествующе кричит:

— Ну что, народ! Есть тут желающие отведать троллей?!

Ответом ей служит громогласный рёв десятков зубастых ртов, предвкушающих начало пира.

Повариха поворачивается к уныло сидящему королю.

— Король Хрящ! — ликующе начинает она. — Есть лишь одно средство сделать вас счастливым и есть лишь один берген, способный вам это дать!

Она театральным жестом сдёргивает с кастрюли крышку и радостно восклицает:

— Бон аппетит!

Глядя на совершенно пустое дно кастрюли, Повариха в изумлении таращит глаза, а затем ошеломлённым голосом кричит:

— Их нет!

— Их нет?! — как эхо повторяет за нею потрясённая толпа.

— Их нет?! — в изумлении повторяет король Хрящ.

Повариха со злобой бросает крышку кастрюли на место и, с ненавистью глядя на сжавшуюся от страха Тихоню, яростно шипит:

— Тетёха! Это ты! Ты их съела! Ах ты жаба ненасытная!

Толпа, со звоном бросая на столы вилки и ножи, заходится воплями ярости и злобы, всюду видны сжатые кулаки и искажённые лютой ненавистью лица.

— Она испортила нам Тролльдень! Зададим ей!

— Стража, схватить её! — приказывает Повариха солдатам.

Солдаты со всех сторон наставляют на неё острые жала пик, и Тихоня, зажмурившись от ужаса, замирает в ожидании страшной расправы, закрыв лицо руками.

— Стойте! — вскрикивает король Хрящ. Солдаты подчиняются, по прежнему держа острия пик возле лица девушки, ожидая дальнейшей команды.

— Скажи, — обращается Хрящ к служанке, — зачем? Зачем ты это сделала?! Зачем ты их всех съела?!

— Я не ела их, Ваше Величество… — дрожащим голосом тихо отвечает Тихоня.

— Не ела? Тогда куда они делись?! — Хрящ в изумлении глядит на девушку.

— Я… — слова даются Тихоне с трудом. — Я… их… отпустила…

— Отпустила?! — не веря своим ушам, пораженно говорит Хрящ. — Но… Но, зачем?!

Тихоня хочет что-то ответить, но её попытка тонет в бушующих безумной яростью криках:

— Она издевается над нами! Сейчас мы тебя проучим!

— Нет! — Повариха делает властный жест, и толпа вмиг смолкает, удивлённо смотря на неё. — Её участь мы решим позже! — поясняет она рассвирепевшим бергенам. — А пока что, стража, бросьте её в темницу!

Повариха кивком головы показывает на съёжившуюся от ужаса девушку, и солдаты, схватив её за руки, грубо волокут почти потерявшую от пережитого сознание Тихоню в сторону двери. Толпа провожает их яростными воплями, кое-где самые ретивые пытаются даже ударить девушку, грозя ей сжатыми кулаками и крича от ненависти.

Повариха подходит к растерянно сидящему за столом Хрящу, зачем-то прижавшему к груди маленький женский ботинок.

— Ах, прошу прощения, сир, за испорченный праздник, — с нескрываемой досадой произносит Повариха. — Кто бы мог подумать, что эта замарашка вытворит такое…

— Да… Да… — потерянно отвечает молодой король, с тоскою глядя на жёлтый ботиночек. — Ты права, Повариха… Праздник испорчен, а я так и не дождался Леди Блести Сверкай… Она так и не пришла…

— Не переживайте так, сир, — с притворным участием говорит Повариха. — Ваша Повариха не оставит своего короля в беде! Идите лучше спать, Ваше Величество, а я пока подумаю, как всё это исправить. Утро вечера мудренее.

— Да… Наверное, я так и сделаю… — тяжело вздохнув, соглашается король. — Спасибо, Повариха…

Хрящ забирает со стола маленький женский ботиночек с роликами и, нежно прижав его к груди, хочет было уже идти, как вдруг останавливается на полпути, будто что-то вспомнив…

— Повариха! — с волнением спрашивает старуху молодой король. — А что будет с той служанкой?

— О, не волнуйтесь, сир! — Повариха расплывается в угодливой улыбке. — Мы обязательно придумаем, как наказать эту замарашку! Вам совершенно не стоит об этом беспокоиться!

Видя колебания короля, Повариха легонько подталкивает его к двери.

— Идите, идите, Ваше Величество. Вам сейчас нужно отдохнуть. Все заботы я беру на себя.

Хрящ, понурившись и что-то невнятное промямлив, направляется в сторону королевской спальни. Повариха провожает его торжествующим взглядом и идёт на кухню, рядом с которой находится каморка Тихони.

«Эта грязная замарашка наверняка соврала, сказав, что отпустила троллей! — злобно думает она, шагая по коридору. — Здесь что-то нечисто, нужно как следует проверить каморку Тетёхи… Я нутром чую, что она что-то скрывает».

Добравшись до кухни, она открывает дверь, ведущую в маленькую комнатку Тихони и, зайдя туда, изумлённо столбенеет от увиденного… Ещё не веря своим глазам, она подходит к кроватке служанки и, хрипло дыша, горящими от злобы и ненависти глазами смотрит на разложенные на матрасе вещи, принадлежащие девушке.

Глазам предстаёт красивый, цветастый комбинезон, белый ремешок с золотою пряжкой и, самое главное, маленький жёлтый ботиночек для катания на роликах, точно такой же, какой был у короля… Повариха потрясённо выдыхает:

— Леди Блести Сверкай… Так вот почему мне тогда она показалась такой знакомой! Невероятно… Но откуда у неё были такие роскошные волосы?

Тут же внезапная догадка пронзает мысли старухи: «Так ей помогали тролли! Это с их помощью у этой жалкой служанки появились такие красивые волосы! Так вот почему она их отпустила… Теперь всё стало на свои места!»

Повариха трясущимися руками собирает лежащие на кроватке вещи Тихони и заворачивает их в тряпку.

«Если король узнает, что Тихоня и есть та девушка его мечты, он обязательно на ней женится, и тогда прощай власть!» — лихорадочно думает старуха. И тогда она станет королю ненужной и, чего доброго, и тролли ему будут не нужны, а это означает, что она, Повариха, станет никем! И её могут опять выгнать из города, на этот раз уже навсегда… Этого нельзя допустить! И она этого не допустит!

Жестокая ухмылка появляется на её лице.

Эту замарашку нужно срочно убрать! Тогда король Хрящ никогда ничего не узнает, и она так и будет править всеми в этом городе… Навсегда!

Зловеще хохоча, она тщательно припрятывает свёрток с одеждой Леди Блести Сверкай и со злобной улыбкой решительно направляется в сторону королевской спальни.

Повариха точно знает, что скажет сегодня королю, и от этой мысли её распирает леденящий душу смех, эхом отдающийся в пустом, гулком коридоре…

========== Глава-4 ==========

Король Хрящ понуро сидел на краю кровати, невидящими глазами смотря на маленький жёлтый ботинок для катания на роликах, который держал у себя в руках. Настроение у него было хуже некуда, и виною тому были даже не сбежавшие тролли и даже не испорченный из-за этого праздник.

Она, которую он так ждал, которую так хотел увидеть, и о которой он мечтал всю свою жизнь, так и не пришла…

Он даже никогда и представить себе не мог, что может так влюбиться…

Эта маленькая девушка с чудесными сияющими волосами так запала в его сердце, что он больше ни о чём не мог думать, кроме как о ней.

Сегодня, на празднике, Хрящ вдруг с удивлением понял, что ему не нужны были даже тролли… Он почти даже и не думал о них. Всё, чего он действительно сегодня хотел, это просто увидеть её, взять её руки в свои и просто глядеть в её прекрасные глаза. Ну почему?! Почему она не пришла? Что случилось? Она же обещала!

Молодой король вдруг почувствовал, что от переизбытка охвативших его чувств он сейчас заплачет, и он, наверное, так бы и сделал, если бы не внезапно раздавшийся громкий стук в двери его королевской спальни. Хрящ вялым голосом пригласил стучавшего войти и, когда двери распахнулись, с удивлением увидел входящую в спальню Повариху.

— Какие-то новости, Повариха? — безразличным тоном поинтересовался у неё Хрящ.

— Ах, вы как всегда проницательны, сир! — угодливо ответила старуха, сложив руки на груди. — Я действительно пришла к вам с новостями, и они по поводу этой служанки.

— Что с нею случилось? — мрачно спросил Хрящ. — Она тоже сбежала, как и эти тролли?

— Ах нет, сир! Она-то как раз сидит в камере, куда её бросили! Я пришла к вам по поводу наказания для этой замарашки, так жестоко испортившей всем нам, а главное, Вам праздник.

— Ну и как же ты намерена её наказать за это, Повариха? — молодой король угрюмо смотрел на старуху, так некстати потревожившую его покой. — Что ты для неё придумала?

Повариха с притворной печалью закатила глаза и, тяжело вздохнув, с фальшивой горечью в голосе проговорила:

— Ах, Ваше Величество, я долго думала над этим и, признаться, это решение далось мне очень нелегко… Взвешивая все за и против, я с глубокой горечью в душе поняла, что поступок этой служанки не имеет для себя никаких оправданий и снисхождений и заслуживает только одного наказания.

— Да? — скучным голосом поинтересовался Хрящ. — Интересно, и какого же?

— Смертной казни! — с жуткой улыбкой ответила старуха.

— Что? — король с ужасом смотрел на Повариху. — Казнить? Но… Почему… Почему ты так решила?

— Ну, я вам сейчас всё объясню, Ваше Величество! — оскалилась та. Старуха бесцеремонно села на кровать рядом с королём и, доверительно положив руку тому на плечо, начала перечислять:

— Ну, во-первых, эта грязная замарашка намеренно испортила всем праздник, который жители Бергентауна ждали столько лет! Во-вторых, она отняла у всех нас единственный день счастья, который так важен для нас и который мы так любим и чтим! В-третьих, она проявила полное неуважение к вам, король Хрящ, подставив вас перед вашими подданными! Вы — король, возродивший Тролльдень, и вы обещали каждому жителю города по троллю в праздник, а из-за неё вы не выполнили своего обещания, тем самым выставив себя перед своими подданными полным ничтожеством. Надеюсь, вы ещё не забыли, как закончил ваш отец?

— Д-да… — потупив глаза, промямлил Хрящ. — Он был изгнан из города, почти сразу после тебя, за то, что позволил троллям сбежать.

— Вот именно, Ваше Величество! — торжествующе подтвердила Повариха. — И теперь ваша репутация тоже под угрозой, не забывайте об этом!

— Да… Я понимаю, Повариха, что всё, что сделала она, это, конечно, очень плохо… — Хрящ жалобно посмотрел на старуху. — Но… Повариха, может, всё же есть какой-то другой способ наказания, а? Ну, давай, дадим этой служанке несколько лет тюрьмы, пускай посидит, подумает над своим поступком? Казнить — это всё же, мне кажется, уже слишком.

— Ах, Ваше Величество, вы так добры! — с притворным восхищением воскликнула Повариха. — Вы самый великодушный король на свете, и я просто восхищаюсь вами! Но в данном случае… — тут лицо старухи приобрело жестокое выражение. — Доброта здесь не уместна, и вам, Король Хрящ, придётся проявить твердость и несгибаемую волю, как и полагается настоящему Королю.

— Это почему? — со страхом в голосе спросил Хрящ.

— Потому, что, — жёстко ответила Повариха, — поступок этой маленькой дряни, наплевавшей на всех нас, не имеет себе равных во всей истории Бергентауна и приравнивается к Государственной Измене! А вы знаете, Ваше Величество, что это означает?

— Н-н-нет… — заикаясь, произнес король. — А что это означает?

— А это означает, Ваше Величество, — медленно, мрачно глядя на Хряща, ответила Повариха, — что если король, допускающий государственную измену, а потом ещё и щадящий преступника, король, ничего не предпринимающий для поддержания собственного авторитета, будет так править и дальше, то такого короля свергнут с престола его же собственные подданные! А вы ведь, надеюсь, не понаслышке знаете, какие у вас подданные, король Хрящ? — с мерзкой улыбкой добавила старуха. — В общем, думайте, Ваше Величество! У вас сейчас только два варианта. Проявите мягкотелость — и я не дам гарантии за ваше будущее. А если проявите твердость и характер — станете Великим королём! Что вы выберете?

Повариха испытующе смотрела на молодого короля. У того на лице сейчас отражалась целая буря чувств. Хрящ не знал, что ему делать в той ситуации, что сейчас обрисовала ему старуха. Ему было безумно жаль эту девушку, но так же было страшно потерять корону и быть свергнутым как и его отец. Видя его колебания, Повариха решила достать из рукава свой последний козырь. Низко наклонившись над парнем, она с фальшивой жалостью в голосе проговорила:

— Ах, сир, как я вас сейчас понимаю. Мне, признаться, и самой жалко эту служанку, но, учитывая её вину, иного способа наказать её я не вижу. К тому же, — тут голос старухи приобрёл злобное выражение, — вам не кажется, Ваше Величество, что именно из-за неё вы потеряли свою даму сердца?

— Леди Блести Сверкай?! — поражённо вскричал молодой король. — А причём здесь она?

— А при том, Ваше Величество, — старуха гадко ощерилась, — что ваша дама сердца, если вы конечно не забыли, обещала прийти к вам на праздник! А как она могла прийти к вам на праздник, если его не было? Вы не находите здесь совпадения?

— А ведь верно… — потрясённо проговорил Хрящ. — Служанка выпустила троллей и из-за этого праздник не состоялся. А раз Тролльдень был испорчен, то и Леди Блести Сверкай не пришла на него. Так вот почему я её сегодня так и не увидел…

Лицо молодого короля гневно исказилось. Он с выражением невыносимой боли уставился на маленький жёлтый ботиночек, стоящий перед ним.

— Вы правы, Повариха… — наконец, после недолгого молчания, глухо произнёс Хрящ. — Это государственная измена и она не заслуживает снисхождения… Эта служанка должна понести наказание за своё преступление перед своим королём и перед своим народом! Подайте мне бумагу! — зеленоволосый парень с горящими от гнева глазами посмотрел на Повариху. — Я напишу указ о завтрашней показательной казни! Пусть ни у кого больше в дальнейшем даже не возникнет сомнения в том, что король Хрящ способен на милосердие к преступникам!

— О, писать ничего не нужно, Ваше Величество, — угодливо склонилась Повариха. — Всё давно уже готово. Вам нужно всего лишь подписать указ.

С этими словами старуха достала из внутреннего кармана поварской куртки лист бумаги, на котором был написан указ о приговоре к исключительной мере наказания за государственную измену служанке Тихоне, самой же Поварихой и составленный. Король Хрящ, бегло прочитав, с мрачной решимостью подписал его и, поставив в правом нижнем углу печать, отдал его Поварихе.

— Мудрое решение, сир, — подобострастно глядя на короля, раскланялась Повариха. — Решение, достойное Настоящего Короля! Вас ждёт великое будущее, Ваше Величество!

— Очень на это надеюсь, — тихо ответил Хрящ. — А теперь иди, Повариха. Я очень устал, и мне нужно побыть одному.

— Конечно, сир! Не смею вас больше беспокоить! — старуха, низко кланяясь, попятилась к выходу и, закрыв за собою двери, оставила сидеть Короля Хряща в угрюмом одиночестве.

«Всё идет отлично!» — злорадно потирая руки, думала Повариха, шагая по скудно освещённому коридору. Первая часть жестокой задумки удалась, теперь нужно приступить ко второй части коварного плана. А для этого ей был нужен самый страшный берген, живущий в этом дворце после неё, и она знала, где его найти. Зловеще улыбаясь, Повариха свернула из коридора, по которому шла, в другой, практически ничем не освещённый, ведший в самую жуткую комнату во всем дворце. Комнату королевского палача…

========== Глава-5 ==========

Зайдя в комнату палача, Повариха с любопытством огляделась. Даже она бывала здесь нечасто. Комната была довольно просторной, даже большой, не каждый во дворце мог этим похвастать. Все стены были увешаны разного рода старинными жуткими приспособлениями для пыток и разнообразным оружием, начиная от больших зазубренных ножей и заканчивая огромным, двуручным топором с очень широким лезвием. В углу комнаты стоял большой камин с узорчатой решеткой, в котором весело потрескивал оранжевый огонь, распространяя вокруг себя волны удушающего жара.

Сам хозяин этого места стоял сейчас возле большого точильного круга, на котором он как раз правил до бритвенной остроты один из своих огромных двуручных топоров. Палач был довольно колоритной фигурой. Огромного, почти двухметрового роста берген, с длинными когтистыми руками и жуткими глазами на зверской физиономии, одетый в облегающий кожаный костюм с металлическими заклёпками. Увидев стоящую у порога старуху, палач расплылся в притворной радушной улыбке на всю свою большую зубастую пасть.

— Госпожа Повариха! Вы всё так же очаровательны, как всегда! Чем обязан столь приятному визиту?

— Ах, оставьте вашу лесть, господин палач, она здесь совершенно неуместна, — проворчала старуха, зайдя в комнату и усевшись на один из двух грубых деревянных табуретов, стоявших в комнате. — Я зашла к вам по делу, а не для того, чтобы выслушивать ваши неуклюжие комплименты.

— О, ну раз такое дело, я внимательно вас слушаю, госпожа Повариха, — палач отвесил лёгкий поклон, и, отложив в сторону отточенный до бритвенной остроты топор, уселся на второй табурет, с любопытством глядя на старуху.

— Ну, во-первых, — начала Повариха, — у меня для вас есть хорошая новость! Завтра вас ждёт работа! Король Хрящ подписал указ о казни служанки, совершившей государственное преступление! Вы, наверное, уже слышали о сорванном празднике?

— Ну разумеется, госпожа Повариха! — осклабился палач. — Вы, полагаю, говорите о служанке, выпустившей троллей, предназначавшихся на Тролльдень, не так ли?

— Совершенно верно, господин Палач, — с ухмылкой подтвердила старуха. — Эта маленькая дрянь своим беспрецедентным поступком заслужила смертную казнь, которую вам предстоит осуществить завтра на городской площади, при всём народе! Вот, если сомневаетесь, указ короля, с его подписью и печатью!

Повариха достала бумагу и протянула ее палачу. Тот внимательно её прочитал и, пожав плечами, с жуткой улыбкой вернул обратно старухе.

— Желание нашего короля для меня закон! — весело проговорил палач. — Если Его Величество желает смертной казни, он её получит! Но, госпожа Повариха, — тут палач хитро посмотрел на старуху, — вы говорили, что это “во-первых”. У вас есть что-то и “во-вторых”? Может, какая-то просьба личного характера?

Палач выжидающе смотрел на Повариху, скрестив на груди могучие ручищи и прищурив один глаз. Та сразу немного смутилась и, зачем-то воровато оглядевшись по сторонам, тихим голосом проговорила, глядя палачу прямо в глаза:

— Да… Господин Палач… Такая просьба есть… И я хочу, чтобы этот разговор остался только между нами.

— Слушаю вас, Повариха, — улыбаясь, ответил палач. — Не беспокойтесь, все разговоры между мною и моими клиентами остаются в строжайшей тайне! Я дорожу своей репутацией.

— Очень хорошо, господин палач! — старуха растянула губы в мерзком подобии улыбки. — Тогда у меня лично к вам будет одна просьба весьма деликатного характера… Мне нужно, чтобы эта служанка ни до казни, ни во время казни не могла проронить ни слова, и это надо сделать так, чтобы никто ничего не смог заподозрить. Всё должно выглядеть естественно, без увечий и прочего насилия, чтобы всё смотрелось так, будто она ни с кем не желает говорить. Вы меня понимаете, о чём я говорю, господин Палач?

— Кажется, понимаю, госпожа Повариха, — палач оскалил зубы в понимающей ухмылке. — Вы желаете, чтобы эта служанка не проговорилась кому-то во время казни о чём-то весьма важном, чего тому совсем не обязательно знать, не так ли?

Палач, улыбаясь, смотрел на Повариху, ожидая от неё ответа.

— Вы всё правильно поняли, господин Палач! — старуха мерзко оскалилась в ответной улыбке. — Именно этого я и хочу!

— Ну, тогда вы обратились по адресу, госпожа Повариха! У меня как раз есть одно старинное фамильное средство, рецепт которого наша семья передаёт из поколения в поколение! Средство проверенное и действует мгновенно, но это очень дорого стоит… Согласны ли вы на моё предложение купить его? — палач испытующе смотрел на старуху.

— Деньги для меня в данной ситуации не имеют значения! — Повариха достала из кармана поварской куртки увесистый кошель, набитый золотыми монетами. — Я готова у вас купить это чудесное средство! Сколько вы за него хотите?

— О, госпожа Повариха! — палач с плотоядной улыбкой глядел на кошель. — Только для вас это средство обойдётся сегодня в пустяковую сумму. Для такой особы как вы я сделаю хорошую скидку! Всего лишь сто золотых монет — и оно ваше!

Услышав названную сумму, Повариха вытаращила от возмущения глаза, но, глядя на наглую рожу палача, только скрипнула от досады зубами и, протягивая кошель в подставленную лапу, мрачно проговорила:

— Хорошо. Вы заслужили эти деньги, господин Палач. Но мне потребуется ваша помощь с этим средством!

— Ну разумеется, госпожа Повариха, — палач, довольный, засунул кошель с золотом в висящую на поясе небольшую сумку. — Я с удовольствием вам помогу. К тому же, в конце концов, это моя работа.

Палач встал с табурета и, подойдя к стоящему у стены деревянному комоду, достал оттуда небольшую стеклянную бутылочку, наполненную до краёв какой-то чёрной жидкостью.

— Вот, — палач с гордостью показал бутылочку Поварихе. — Наша старинная семейная ценность! Сжигает и парализует голосовые связки на целых три дня! Жертва полностью теряет способность говорить, и при этом никаких видимых увечий!

— Замечательно! — старуха радостно потёрла руки. — Не терпится его испробовать! Берите скорее это ваше чудодейственное средство, господин Палач, и идёмте в камеру к этой замарашке. У нас с вами впереди еще много дел.

— Как пожелаете, госпожа Повариха, — угодливо склонился палач и, минуту спустя, они уже шагали по полутёмному коридору в направлении тюремной камеры, куда была брошена ничего не подозревающая Тихоня…

========== Глава-6 ==========

Тихоня лежала на жёсткой деревянной кровати, застеленной тоненькой, набитой соломой подстилкой неопределённого цвета, поджав под себя ноги и обняв руками такую же жиденькую тряпичную подушку из мешковины. Сил плакать уже не было, последние слёзы девушка выплакала ещё час назад, и теперь она лишь изредка всхлипывала, неподвижным взглядом уставившись на ржавую металлическую дверь камеры, с узеньким окошком вверху, забранным решёткой.

В голове служанки творился полный каламбур. Ну как так всё-таки могло случиться? Ещё вчера она со своим любимым королём кружилась на роликовых коньках в весёлом танце в «Капитане Старфункеле», а сегодня брошена в эту холодную и мрачную камеру, словно какая-то преступница… И что ждёт её дальше она не знает, ведь её король даже не догадывается, что та девушка, которую он так ждал сегодня на праздник, это она… Да и откуда ему об этом знать, если она сама пришла на праздник не в костюме Леди Блести Сверкай, а в униформе обыкновенной прислуги?..

Наверное, стоило тогда вернуться в свою каморку у кухни и, одевшись как Леди, прийти к королю такой, какая она есть… Пускай даже без чудесных сверкающих волос, ведь дело совсем не в них. Если король её полюбил тогда, на свидании, полюбит и такой, какая она есть, простой девушкой с большим любящим сердцем. Правы были тогда тролли, нельзя всю жизнь кем-то притворяться, надо просто быть самим собой, и если тебе суждено быть любимой, ты будешь ею, несмотря ни на какие волшебные волосы… Поздно она всё это поняла…

Горестно вздохнув, Тихоня приподнялась с кровати и, сев на краешек, глубоко задумалась. Нет, не всё ещё потеряно! Она больше не будет такой робкой и застенчивой! Хватит! Из-за своего этого характера она все эти годы не могла сказать своему королю самого главного, того, что любит его больше всего на свете, больше жизни… Но теперь она не будет молчать! Она расскажет ему всё, признается во всех своих чувствах к нему, и будь, что будет!

Девушка радостно улыбнулась этим своим новым мыслям и эмоциям, ранее ей неведомым, но приносящим такое чувство, словно она хотела взлететь ввысь, к облакам, словно птица, свободно паря над миром. Всё, что нужно сделать, это просто позвать охранявшего её камеру солдата и попросить, чтобы тот сказал королю, что она хочет с ним встретиться и сказать ему что-то очень важное! Решительно встав, Тихоня хотела уже подойти к двери, как вдруг в замочной скважине что-то заскрежетало, замок громко щёлкнул, дверь с противным скрипом распахнулась и в камеру, омерзительно улыбаясь, вошла Повариха.

Громко вскрикнув, девушка испуганно попятилась назад и, сев на кровать, схватила лежавшую там подушку, прижав её к себе обеими руками, словно пытаясь отгородиться ею от страшной старухи.

Продолжая мерзко скалиться, Повариха плотно закрыла за собою дверь и, встав посредине камеры, уперла руки в бока, со злобною усмешкою уставившись на замершую от страха Тихоню.

— Что? Не ждала меня, Тетёха? — старуха горящими ненавистью глазками буравила испуганную девушку. — Или, быть может, мне следует называть тебя Леди Блести Сверкай?

Торжествующе глядя на почти парализованную ужасом Тихоню, Повариха с ухмылкой сказала:

— Да! Я всё знаю о тебе, замарашка! Признаюсь честно, я не ожидала от тебя такого. Ты меня удивила, а это, поверь, не так легко сделать. Кто бы мог подумать, что под образом Леди Блести Сверкай скрывается такая недотёпа как ты! Тебе удалось обвести вокруг пальца даже меня, и не зайди я сегодня к тебе в каморку, твое желание быть вместе с королем Хрящем вполне возможно бы осуществилось! Бедняга Хрящ… Он так сегодня страдал из-за того, что его девушка не пришла на праздник… И будем надеяться, — с зловещей улыбкой добавила старуха, — что и никогда больше не придёт! Уж я об этом позабочусь.

От последних слов Поварихи, Тихоню внезапно захлестнула такая волна злости и ненависти к мерзкой старухе, что страх, минутою ранее овладевший ею, куда-то сразу пропал, и девушка, вскочив с кровати, яростно закричала:

— Тебе ни за что и никогда не удастся разлучить меня с моим любимым королём! Я всё расскажу ему! И кто я такая, и как давно я уже люблю его, я ничего не буду больше скрывать! Я покажу ему наряд Леди Блести Сверкай, расскажу ему о нашем свидании, и Хрящ поверит мне! А тебя я больше не боюсь, Повариха, убирайся отсюда вон!

— Ну, я даже и не сомневалась, что ты попробуешь показать королю свой наряд! — скрестив руки на груди, спокойно ответила на эту гневную тираду девушки Повариха. — Я уже позаботилась о нём, спрятав подальше от любопытных глаз! С твоей стороны было крайне не предусмотрительно оставлять его лежать на своей кровати в каморке!

Услышав это, Тихоня на секунду замерла, но потом, решительно сжав кулачки, гневно вскричала:

— Тебе это всё равно не поможет! Я расскажу королю все подробности нашего свидания, того, что знают только он и Леди Блести Сверкай! К тому же, у него остался мой второй ботинок на роликах, который я тогда обронила, убегая от тебя! Я надену его, и король Хрящ поймет, что я и есть та девушка, которую он ждал! Не смотря на все твои козни, мы будем счастливы вместе!

— А вот в этом я очень сильно сомневаюсь, моя дорогая! — злобно усмехнувшись, проговорила старуха. Достав из внутреннего кармана куртки сложенную вчетверо бумагу, Повариха нарочито медленно развернула её и, повернув содержимым в сторону девушки, продемонстрировала надпись на ней.

— Вот, для начала прочитай, Тетёха, что здесь написано! — оскалилась она. — Думаю, тебе это понравится!

Тихоня, недоуменно поглядывая на старуху, внимательно прочитала текст, крупным шрифтом написанный на бумаге, и когда до неё дошёл смысл содержимого, она отшатнулась, громко вскрикнув от нахлынувшего ужаса.

— Смертная казнь?! Нет! Этого не может быть! Король Хрящ не мог подписать это! Это ты! Ты его заставила подлостью и обманом сделать это!

— Ну, я и не спорю! — философски пожала плечами Повариха. — Король Хрящ так не хотел подписывать этот указ, но мне, в конце концов, удалось убедить его! — с гадкой улыбкой добавила старуха. — Завтра ты будешь казнена как государственный изменник, принародно, на городской площади. И король будет присутствовать при этом! Ты не находишь это забавным, Тетёха?

Тихоня, с ненавистью глядя на мерзкую старуху, медленно проговорила:

— Я всё равно завтра всё расскажу королю! Он поверит мне, а не тебе! Я это знаю и чувствую сердцем! Ты проиграешь, Повариха!

— О, моя дорогая, — весело ответила старуха. — Поверь, я вполне ожидала от тебя такого поворота, и потому, чтобы такого не случилось, — тут голос Поварихи понизился

до злобного шипения, — Приняла кое-какие меры!

Повариха, не сводя злобных глаз с девушки, подошла к двери и три раза легонько постучала в неё, давая кому-то сигнал войти. Дверь тут же распахнулась и в камеру, полностью заслонив собою проём, протиснулась громадная туша королевского палача. Оглядев Тихоню с ног до головы, палач весело подмигнул ей и оскалил огромную пасть в ехидной ухмылке.

— Привет, крошка, — громила неспешной походкой пошёл прямо на девушку, попутно правой рукой доставая из кармана стеклянный пузырёк с какой-то чёрной жидкостью.

Тихоня в страхе пятилась от него назад до тех пор, пока спиною не упёрлась в холодную каменную стену камеры. В ужасе переводя взгляд то на старуху, то на палача, девушка дрожащим голосом пролепетала:

— Что… Что вы хотите со мною сделать?.. Чего вам нужно?

— О, ничего особенного, дорогая! — Повариха с садисткой улыбкой наблюдала за Тихоней. — Мы с господином Палачом всего лишь хотим, чтобы ты выпила жидкость из этой бутылочки. Не бойся, замарашка, это не яд!

— Я ничего пить не буду! — Тихоня затравленно смотрела на своих мучителей. — Убирайтесь отсюда оба! Я сейчас позову стражу! Стража!

Девушка успела крикнуть только раз, прежде чем палач с поразительной для его габаритов скоростью метнулся к ней и зажал ей рот своею огромной ручищею. С лёгкостью сломив слабое сопротивление, он, словно стальными тисками, зажал девушку правою рукою, а левую, с зажатой в ней склянкой с чёрной жидкостью, приставил к её рту, пытаясь протолкнуть её сквозь плотно сжатые зубы Тихони.

— Ну, ну, — ласково приговаривал палач. — Будь умницей! Это ведь совсем не страшно! Просто открой ротик и выпей это. Не нужно сопротивляться, просто открой рот и глотай, а иначе я сломаю тебе зубы и всё равно затолкаю эту чёртову бутылку тебе в глотку!

Палач с силой надавил на сжатые губы Тихони. Не выдержав жуткой боли, девушка всё же открыла рот, и тотчас чёрная тягучая жидкость полилась через горлышко бутылки. Тихоня с приглушённым стоном мучительно глотала вонючую, мерзко пахнущую, обжигающую воду до тех пор, пока бутылочка полностью не была опустошена, и палач, убрав её ото рта девушки, заботливо не засунул её обратно в карман.

— Умница! — похвалил её палач, разжав свои стальные тиски. Девушка, тяжело дыша, упала на колени, выкатив от боли глаза и схватившись обеими руками за горевшее огнём горло.

Голосовые связки словно охватило всепожирающим пламенем, глаза застилали потоки слёз, Тихоня пыталась позвать на помощь, но вместо слов из полыхающего жуткой болью горла вырвался только тихий, еле слышный стон.

— Ну, что я вам говорил, госпожа Повариха? — палач довольно показал на девушку. — Как вы видите сами, средство проверенное, действует мгновенно, и результат на лицо! Всё, как я вам обещал, а я слов на ветер не бросаю!

— Вижу, господин Палач, — старуха довольно потирала руки. — Ваше средство и впрямь чудодейственно! Теперь я спокойна! Завтра, на казни, эта замарашка ничего не сможет рассказать королю, а значит, всё пройдет так, как я хочу! С вами приятно иметь дело!

— С вами тоже, госпожа Повариха, — расплылся в улыбке громила. — Всегда обращайтесь за помощью, если что. Помогу, что называется, чем смогу.

— Я это учту, — осклабилась в ухмылке старуха. — А теперь нам пора. Завтра у меня, да и у вас много дел, нужно как следует выспаться.

— Вы правы, Повариха, — палач отвесил старухе легкий поклон и, бросив на прощанье странный взгляд на всё ещё не пришедшую в себя от боли девушку, вышел из камеры.

— Пока, Тетёха! — злобно процедила старуха на прощанье. — Увидимся завтра, на казни.

Повариха закрыла за собою дверь камеры, и по коридору ещё долго раздавался её злорадный хохот, эхом отдававшийся в пустых, мрачных коридорах королевской тюрьмы…

========== Глава-7 ==========

Всю ночь у троллей весело кипела работа по постройке и обустройству деревни на новом месте, что нашёл для них Розовый король. После побега из Бергентауна они удалялись от города как можно дальше до тех пор, пока Розовый король не остановился и не воскликнул:

— Вот здесь! Здесь мы вновь построим нашу цивилизацию и возродим нашу деревню и она будет ещё лучше и краше! Здесь бергенам нас ни за что и никогда не найти!

Все восторженно закричали, везде виднелись сияющие радостью глаза и лица счастливых троллей. Розовый король, улыбаясь, поднял руку и торжественно объявил:

— Но это ещё не всё! У меня для вас сегодня есть ещё одна радостная новость!

Он жестом пригласил из толпы стоящих там Розочку с Цветаном, и когда они подошли, встал между ними, по-отечески обняв обоих за плечи.

— Вы все знаете мою дочь, принцессу Розочку! — торжественным голосом начал Розовый король. Ответом ему был дружный радостный рёв сотен ртов, кричащих только одно слово: «Да-а-а!», — А так же, — продолжил свою торжественную речь троллиный король, — вы все не понаслышке знаете нашего верного друга и просто хорошего парня Цветана!

Розовый король сделал небольшую паузу, давая повторному радостному рёву немного поутихнуть.

— Так вот, — старый тролль сияющими глазами смотрел на разноцветную толпу. — Я с превеликой радостью и счастьем в сердце хочу объявить всем вам об их завтрашней свадьбе, на которую приглашаются все, без исключения! Счастья и любви вам, дети мои!

— О, папа, — Розочка нежно обняла старика, чмокнув его в щёку. — Спасибо тебе большое!

В ответ Розовый король нежно прижал к себе дочь, и на его глазах показались слезы, которых старый тролль совсем сейчас не стеснялся. Цветан просто стоял и, улыбаясь, глазами полными любви смотрел на Розочку. Та, заметив это, ласково освободилась от объятий отца и, подойдя к парню, просто взяла его руки в свои. Цветан привлёк девушку к себе и их губы, наконец, встретились, давая волю давно нахлынувшим чувствам. Они так и стояли, при ярком свете луны, слившись в страстном поцелуе, под восторженный рёв толпы, искренне радующейся этому новому, счастливому союзу двух влюблённых сердец, бившихся в этот миг, как одно целое…

***

Тихоня неподвижно сидела на кровати, низко опустив голову, пустым, безразличным взглядом смотря на причудливые щели и выбоины в каменном полу. Горло продолжало жечь невидимое пламя, девушке сильно хотелось есть и особенно пить, но в камере не было даже воды, а солдат лишь презрительно хмыкнул, глядя на все её немые попытки объяснить ему, что ей нужно. В сердце девушки царила давящая тоска, ей хотелось кричать от ужаса при мысли, что завтра она будет казнена при всём народе и, главное, при её любимом короле, но крика не было… Горящее огнём горло не давало ей шанса даже простонать, не то, что крикнуть, и Тихоня с ужасом думала о том, как ей объяснить всё её королю, если жуткое снадобье палача не даёт ей сказать даже слова? Что теперь делать, как ей теперь быть, неужели всё потеряно и она проиграла?

А так хотелось жить! Так хотелось хоть раз обнять его, почувствовать его тепло и ласку, посмотреть в его глаза и хоть раз назвать его своим любимым… Но, почему?! Почему получилось всё именно так? Чем она это заслужила? Ведь всё, чего ей в жизни хотелось, это только быть с ним… Неужели она просит так много?

В этот момент поток мыслей девушки прервал скрежет поворачиваемого в замке ключа и глухой скрип отворяемой стальной двери камеры. Вздрогнув от этого звука, Тихоня быстро подняла голову, и ей захотелось дико закричать от нахлынувшего на неё безраздельного страха при виде знакомой фигуры, заслонившей собою весь дверной проём.

Палач аккуратно закрыл за собою дверь и, вновь подмигнув ей, уселся рядом с девушкой, с немым ужасом смотрящей на него снизу вверх.

— Привет, крошка, — весело проговорил громила. — Вот, шёл мимо, дай, думаю, загляну к своей подопечной, проверю, как там у неё дела. Как горло? — участливо спросил Тихоню палач. — Болит?

Девушка продолжала молча смотреть на своего мучителя, так что тому пришлось самому себе отвечать на свой вопрос.

— Ну конечно, о чём это я! — хлопнул он себя по лбу. — Конечно же болит, я же знаю действие снадобья, сам, как-никак, его владелец. И пить, наверное, тоже очень сильно хочется, да?

Палач улыбнулся, глядя на девушку, и достал из кармана небольшую плоскую металлическую фляжку с ребристым колпачком. Отвинтив крышку, он протянул флягу Тихоне со словами:

— На. Выпей воды. Это поможет смягчить боль. Да и жажду утолишь заодно.

Видя колебания девушки, громила рассмеялся:

— Да не бойся ты, не отравлю я тебя. Пей. Там вода, слово даю! А я, как ты уже, наверное, поняла, слов на ветер не бросаю…

Тихоня, боязливо глядя на палача, всё же взяла флягу и, недоверчиво понюхав, сначала отпила маленький глоток, а потом, поняв, что во фляге и в самом деле просто вода, жадно припала к ней, с наслаждением глотая холодную, освежающую раскалённое горло влагу.

Палач, с каким-то странным выражением, похожим на удовольствие, смотрел, как девушка пьёт, и весь процесс просто молча улыбался, не сводя с неё глаз. Почти полностью опустошив флягу, Тихоня сдержанно кивнула палачу в знак благодарности, протягивая её обратно. Тот усмехнулся, забирая флягу, и, внезапно посерьёзнев, вдруг спросил её:

— Ты, наверное, сейчас гадаешь, зачем я пришёл сюда, верно? — Палач, глядя на смутившуюся девушку, зубасто улыбнулся. — Так вот, не буду ходить вокруг, да около, а скажу тебе сразу, что да, пришёл я сюда действительно не случайно. Я просто хочу тебе сегодня открыть две моих самых сокровенных тайны, тайны, которые я ещё никому и никогда не говорил… Ты будешь первой, кто о них узнает, Тихоня. Так вот, — палач мгновение помолчал, выбирая фразу. — Слушай. Тайна первая. Ты, конечно, можешь мне и не верить, но всё дело в том, что мне совершенно не нужны тролли, чтобы быть счастливым. Я уже давно понял, что счастье вполне может быть и без них. Меня, например, делает счастливым моя работа! — палач жутко улыбнулся, глядя на вновь сжавшуюся от страха Тихоню. — Мне она очень нравится и другой мне не надо. И тайна номер два, — громила, со странным блеском в глазах, не отрываясь смотрел на девушку. — Видишь ли, крошка, вторая тайна заключается в том, что мне очень нравишься ты…

Громадный берген почти вплотную придвинулся к Тихоне, будто мрачная скала нависая над ней. Девушка испуганно вжалась в каменную стену, словно пытаясь раствориться в ней, с ужасом глядя на жестокое лицо палача.

— Я уже давно безумно в тебя влюблён, Тихоня, — палач горящими глазами, словно удав, пожирал девушку. — Я давно понял, что ты особенная, не такая, как все! Знала бы ты, сколько времени я мечтал об этой встрече. Сама понимаешь, при моей профессии я не очень избалован женским вниманием, особенно таким, как твоё! Ты всегда меня на дух не переносила, всегда норовила убежать с моего пути, воротила нос при моём приближении, старалась пройти как можно быстрее мимо меня, как будто я прокажённый какой-то! А я всегда втайне любовался тобою, мечтая о тебе и только о тебе… И вот надо же! Не было счастья, да несчастье помогло!

Палач злобно усмехнулся и продолжил свою гнусную исповедь:

— Отпустив троллей, ты совершила ошибку и, попав сюда, в эту камеру, ты оказалась на моей территории! Теперь я здесь главный, и пройти мимо меня так просто уже не удастся! — громила вдруг внезапно переменил злобный тон, и мягким, почти ласковым голосом проговорил: — Впрочем, парень я не злопамятный, и готов всё тебе простить, всё твое равнодушие по отношению ко мне! Я не знаю, что у вас там за дела с Поварихой, и за что она тебя так невзлюбила, но, скажу тебе честно, я не хочу твоей смерти… Скажу тебе больше, я даже готов договориться с Поварихой об отмене твоей казни, но только при одном условии.

Палач, плотоядно глядя на замершую от ужаса девушку, медленно, цедя слова, проговорил:

— Тихоня… Будь моей женой! Выходи за меня замуж!

Видя исказившееся от страха и отвращения лицо девушки, палач поспешно добавил:

— Сначала хорошенько подумай! Разве у тебя есть какие-то варианты? Твой любимый король тебя не спасёт, даже не мечтай об этом! Единственный берген, который может тебя спасти от завтрашней казни, это я! Только я могу договориться с Поварихой, чтобы сохранить тебе жизнь! Разве ты не хочешь жить? Согласись, быть женой палача гораздо лучше, чем быть казнённой им же завтра, на городской площади! Ничего, что ты меня не любишь, я это как-нибудь переживу, — громила криво ухмыльнулся. — Главное, я люблю тебя, а там, как говорится: стерпится, слюбится. Ну? — палач вплотную, тесно придвинулся к девушке, обдавая её своим дыханием. — Соглашайся же, дурёха! Жить будешь!

Палач, уже не контролируя себя, облапал Тихоню, горящими глазами зверя смотря на неё. Одна огромная когтистая лапа палача легла на колено девушки и медленно поползла вверх, задирая белые панталоны служанки, а вторая попыталась пролезть под старенькое, штопанное в некоторых местах платье. В голове у девушки словно взорвался ослепительный, огненный шар. Содрогаясь от охватившего её приступа ярости и омерзения, девушка со всей силы, наотмашь, хлестанула мерзавца правою рукою по щеке, намеренно полоснув маленькими коготками по всей её длине.

Громила отшатнулся, в изумлении глядя на Тихоню и, морщась, удивлённо потрогал несколько кровоточащих полосок, появившихся на его щеке. Девушка, тяжело дыша, яростно смотрела на палача, готовая в любой момент вновь дать отпор, если понадобится. Тот, проведя пальцем по щеке и заметив на нём после этого несколько капель крови, задумчиво слизнул их и, мрачно улыбнувшись, посмотрел на Тихоню.

— Полагаю, это означает «нет»? — палач с деланной печалью покачал головой. — Признаться, я и не ожидал от тебя другого ответа, но всё же, в душе надеялся на иной исход… Скажи мне, — громадный берген с выражением недоумения смотрел на девушку. — Неужели твой любимый король стоит того, чтобы за него умереть? Ты готова вот так, не задумываясь, отдать за него жизнь? Даже после того, как он сам, лично подписал указ о твоей казни? Но почему?! Почему ты это делаешь? Это же глупо. Я не понимаю…

Тихоня продолжала с яростью и презрением на него смотреть, и в этом взгляде палач прочитал то, что порою не выразить и всеми словами.

— Ясно, — мрачно выговорил он. — Значит, женою моей ты не желаешь быть… Что же. Тем хуже для тебя! — жёстко добавил палач. — Ты сделала неправильный выбор, крошка, и за это ты поплатишься! И, в конце концов, — палач злобно ухмыльнулся, глядя на девушку, — я всегда получаю то, чего хочу! Пусть даже и ненадолго…

Достав из кармана кожаных штанов ключи, палач вставил один в замочную скважину и, дважды провернув, с глухим скрипом открыл дверь.

— Не уходи далеко, крошка! — весело проговорил он, жуткими глазами смотря на замершую на кровати девушку. — Я сейчас вернусь, только улажу одно дело…

Подмигнув, громила закрыл за собою дверь и подошёл к одиноко стоявшему невдалеке стражнику. Тот вопросительно посмотрел на подошедшего к нему палача, гадая, что тому от него понадобилось.

— Эй, служивый, хочешь заработать пару золотых монет? — громила продемонстрировал солдату сверкнувшие у него на ладони два жёлтых кругляшка. Стражник, вытаращив глаза от неожиданно свалившегося на него богатства, радостно закивал головой.

— Конечно! Что я должен сделать?

— О, ничего особенного, — палач радушно улыбнулся. — Просто иди, покарауль где-нибудь в другом месте, подальше отсюда, а потом, где-то через часок, вернись. Мне нужно… поговорить…. с нашей заключённой. С глазу на глаз. Задать ей кое-какие вопросы, ну и всё такое прочее. Мы, палачи, не любим, когда нам мешают в нашей работе, ну, ты понимаешь. Что на это скажешь? Согласен?

— Да без проблем! — солдат довольно запихнул протянутые монеты в карман. — Делайте вашу работу, господин Палач, а я пойду, посплю часок.

— Вот, это дело! — похвалил мысль солдата палач. — Иди. Поспи, служивый, а я пока закончу мою работу…

Подождав, когда стражник уйдёт, палач тщательно запер все двери, ведущие из коридора в темницу и, убедившись, что остался совершенно один, весело насвистывая, направился в сторону камеры Тихони, попутно доставая нужный ключ. Открыв замок, он тихо, по-звериному, вошёл и, глядя горящими глазами на сжавшуюся на кровати от дикого ужаса фигурку девушки, негромко произнёс:

— Ну, вот дорогая, я и вернулся…

========== Глава-8 ==========

Это утро было просто великолепным.

Король Хрящ, зевая и потягиваясь, подошёл к окну и распахнул висящие на нём шторки тёмно-зелёного цвета. Всю комнату тотчас заполнил весёлый солнечный свет, своими яркими красками изменив унылую обстановку королевской спальни до неузнаваемости. Всё заблестело и засверкало, и Хрящ, вдохнув полной грудью свежий воздух, даже улыбнулся. Но это мгновенное радостное состояние короля длилось недолго. Яркое сверкание солнечного дня вновь напомнило ему о девушке с такими же чудесными сверкающими волосами, и сердце парня опять наполнила мрачная тоска.

«Лучше бы я сегодня вообще не вставал с постели», — грустно подумал Хрящ, продолжая смотреть из окна на раскинувшейся перед ним Бергентаун. Его внимание привлёк стоящий на большой городской площади наспех построенный деревянный помост, который, не смотря на раннее утро, уже окружала большая толпа бергенов-горожан. На помосте, опершись на огромный двуручный топор, стояла гигантская фигура палача, затянутая во всё чёрное. Лица палача сейчас не было видно из-за глухого капюшона с прорезями, сквозь которые, даже на таком расстоянии, были хорошо видны его горящие глаза. Он время от времени с любовью поглаживал деревянную ручку своего страшного орудия, поглядывая на новенькую плаху, стоящую рядом с ним.

На площадь продолжали прибывать всё новые и новые горожане, все горячо обсуждали сегодняшнее событие и шум там стоял порядочный.

А ведь сегодня же казнь! Хрящ потрясённо вспомнил вчерашнее происшествие и свой подписанный указ, данный ему Поварихой. Он уже успел об этом подзабыть за прошедшую ночь. Слишком быстро всё это случилось, и все детали даже не успели толком сохраниться в голове.

Словно в подтверждении этого, в дверь вежливо постучались, и в комнату, угодливо раскланявшись, вошла Повариха.

— Доброе утро, Ваше Величество! — елейно улыбаясь, проговорила старуха. — Какой сегодня прекрасный день! Вам, надеюсь, хорошо спалось?

— Да, Повариха, спасибо, — хмуро ответил Хрящ.

— Тогда я надеюсь, вы не забыли, сир, что сегодня вам предстоит сделать? — Повариха, продолжая мерзко улыбаться, буравила молодого короля своими маленькими глазками.

— Предстоит сделать? — Хрящ, внутренне сжавшись, испуганно смотрел на старуху. — А что мне сегодня предстоит сделать, Повариха?

— Ну, руководить проведением казни этой грязной служанки, разумеется! — Повариха, перестав улыбаться, мрачно, исподлобья смотрела на парня. — Вы же Король, и вам предстоит возглавить эту церемонию! Всё уже давно готово, ждут только вас, Ваше Величество! Или, может быть, у вас… изменились планы? Полагаю, вы ещё не забыли судьбу вашего отца, король Хрящ?

— Н-не-ет… Конечно не забыл… Я помню, Повариха, ваши слова, что я должен быть сильным королём… Никакой пощады изменникам и предателям… — Хрящ при этих словах понуро опустил голову.

Повариха, сложив на груди руки, выжидательно смотрела на него. Тяжело вздохнув, молодой король сжал кулаки и, подняв голову, твёрдо посмотрел на старуху.

— Я готов, Повариха, — глухим голосом сказал Хрящ. — Сегодня мои подданные увидят нового короля, такого, который по праву займёт трон Бергентауна. Короля, который не умеет и не будет прощать! Пойдёмте, Повариха. Пора начинать!

— Мудрые слова, Ваше Величество, — старуха радостно оскалилась. — Слова, достойные Настоящего Короля! Теперь вы всё больше мне напоминаете вашего отца!

— Отца? — Хрящ мрачно усмехнулся. — Я превзойду его. Превзойду во всём! Вот увидишь, Повариха!

— О, сир, я в этом даже не сомневаюсь! — льстиво подтвердила Повариха. — Я уверена, что о вас ещё услышат!

Молодой король не ответил на эту лесть и продолжал решительно шагать по полутёмному коридору дворца, думая уже о чём-то своем, а сзади, незаметно потирая руки в предвкушении, семенила Повариха, довольная тем, что всё идет так, как она и хотела, по пути, ведущему её к безграничной власти…

Яркий солнечный свет неприятно ударил по глазам после тёмной камеры и Тихоня, переступая порог городской тюрьмы, зажмурилась, невольно сбавляя шаг. Солдат, идущий сзади, тотчас напомнил ей, что этого не стоит делать, довольно ощутимо ударив между лопаток тупым древком копья. Не удержавшись на ослабевших ногах, девушка упала, больно ударившись о каменную брусчатку дороги, ведущую на городскую площадь, прямо к эшафоту со стоящим на нём палачом. Толпа, плотным кольцом окружавшая помост, яростным рёвом встретила её падение.

Со всех сторон послышались злобные выкрики:

— Вставай!

— Поднимайся, маленькая дрянь!

— Тащите её к эшафоту!

— Смерть предательнице!

Повариха, стоявшая рядом с сидевшим на небольшом троне невдалеке от эшафота королём Хрящем, намеренно ещё больше распаляла толпу, показывая пальцем на девушку и истерично крича:

— Вот она! Она! Та самая дрянь, навсегда лишившая нас возможности быть счастливыми! Эта маленькая гадина намеренно сделала так, выпустив троллей, потому что всегда ненавидела и презирала всех вас! Она даже в камере смеялась над вами, смеялась над нашим королём! Ей безразличны ваши страдания и страдания ваших детей! Она любит троллей и только их!

Толпа от этих слов мерзкой старухи ещё больше распалялась, сотни горящих глаз с ненавистью смотрели на бедную девушку, и солдатам, цепью окружавшим помост, с большим трудом удавалось сдерживать рвущихся к Тихоне озлобленных горожан.

Девушка попыталась подняться, но связанные за спиной руки мешали ей, и стражник, стоящий сзади, грубо схватив её за волосы, рывком поднял закусившую от пронзительной боли губу Тихоню на ноги, безжалостным тычком погнав в сторону эшафота. Девушка, словно в туманном бреду, под несмолкающие яростные вопли слепо брела по каменной мостовой, подгоняемая идущим сзади солдатом.

«Этого не может быть, — стучала в голове одна и та же мысль. — Это не со мной… Это просто плохой сон, и мне всё это только снится… Сейчас я проснусь, и всё сразу станет хорошо».

Исчезнет боль, исчезнет страх, исчезнет чёрная, беспросветная, мёртвая пустота в душе, образовавшаяся после того, что с нею сделал палач. Всё исчезнет… Надо всего лишь только проснуться…

Но страшный сон всё никак не желал проходить, и когда Тихоня подошла к лестнице, ведущей на самый вверх помоста, как она не крепилась, слезы всё равно сами собой полились из её глаз. Слишком сильно оказалось пережитое ей за столь короткое время, и девушка просто стояла возле лестницы, тяжело дыша и всхлипывая, полными слёз глазами смотря на окружавшие её свирепые зубастые морды. Палач, стоявший вверху, кивнул солдату головой и тот, подтолкнув девушку в спину, заставил её подниматься по лестнице наверх, под непрекращающиеся яростные крики толпы.

Поднявшись на помост, Тихоня медленно подняла голову, и взгляд её упал на неподвижно сидевшего на небольшом троне Хряща, с плохо скрываемым ужасом глядящего на неё. При виде короля, её губы тронула слабая улыбка.

Король… Любимый… Когда-то она пела, что бросит жизнь к его ногам, и вот… Свершилось… Как много хотела бы она сейчас ему сказать, как сильно жалеет, что не могла сказать раньше… А ведь он так никогда и не узнает, как сильно она его любила, сколько значил он для неё…

Её любимый всё ждёт ту Леди, в которую сразу влюбился на том свидании, а она, эта Леди, стоит прямо тут, на эшафоте, в порванном во многих местах платье, в старых стоптанных розовых туфлях, со смешной причёской из двух торчащих в разные стороны косичек… Разве Леди бывают такими?..

Девушка, не отрываясь, смотрела на молодого короля, и в её глазах было столько любви, нежности к зеленоволосому парню, что она уже не замечала ни ярости толпы, ни полного ненависти взгляда Поварихи, ни страха и боли в истерзанном теле. Для неё всё это померкло, исчезло, как будто никогда и не было. Для неё теперь во всей Вселенной существовал только он, только на него она хотела сейчас смотреть, на Своего Короля, подарившего ей смысл жизни. Остальное было уже не важно…

Хрящ с изумлением смотрел на стоявшую на помосте оборванную, измученную девушку, со связанными за спиной руками, смотрящую на него таким взглядом.

Такого взгляда он никогда ни у кого не видел, он даже и не думал, что на него может кто-то так смотреть, и это не на шутку смущало парня, поселяя в его сердце какое-то новое, доселе ему неведомое чувство.

«Почему она так смотрит на меня? — мучительно думал молодой король. — Что хочет сказать? А если хочет, почему не говорит? Ну, скажи же, хоть что-нибудь, прошу тебя! Не молчи…»

Но девчонка почему-то не желала разговаривать, по прежнему продолжая молча смотреть на него своим особым взглядом, заставляющим сердце парня биться сильнее обычного. Не выдержав, Хрящ поднялся с трона и почти умоляюще обратился к этой странной служанке, не желающей говорить:

— Может… у тебя есть, что сказать в своё оправдание? Скажи… Зачем ты это сделала? Скажи нам правду, и, быть может, я помилую тебя…

Король с надеждой смотрел на оборванную девушку, в душе молясь, чтобы она нашла слова для оправдания. Он уже не хотел её казнить, в ней было что-то такое, до боли знакомое, но Хрящ никак не мог понять, что именно…

— Ну, говори же! Говори, — почти уже одними губами шептал он. — Пожалуйста…

Лицо девушки на помосте мучительно исказилось, она сделала странное движение, будто пыталась что-то сказать, но у неё это не получалось. Повариха, заметив это, тут же молнией подлетела к королю.

— Ах, Ваше Величество! — старуха с фальшивой болью смотрела на молодого короля. — Вы зря расточаете ваше великодушие на эту маленькую дрянь! Посмотрите на неё! Она явно издевается над вами! Сначала она лишает всех долгожданного счастья, потом разлучает вас с вашей дамой сердца, и заметьте, возможно навсегда! А теперь пытается унизить вас ещё раз, при всём народе, давя на вашу жалость и доброту! Почему вы позволяете ей творить с вами такое? Вы ещё не забыли, надеюсь, своё обещание стать Настоящим Королём и не позволять предателям и изменникам играть с вашими чувствами? Видимо, забыли… — со злорадством в голосе добавила Повариха. — Значит, я всё же ошибалась в вас, Ваше Величество… Похоже, всё-таки не быть вам Настоящим Королём, а так жаль… А я думала, вы не будете повторять ошибок вашего отца…

Повариха с деланным тяжёлым вздохом скорбно покачала головой.

— Мне будет не хватать вас, Ваше Величество, когда ваши подданные свергнут вас с престола и выгонят из города навсегда, — Старуха притворно всхлипнула, вытирая краем платка несуществующие слёзы. — И как я буду без вас?..

Хрящ закрыл глаза, бессильно растянувшись на троне. Проклятая старуха ударила его в самое больное место… После позора отца, позволившего троллям сбежать из города, страх потерять корону был для парня постоянным наваждением. И теперь, это происшествие со служанкой могло стать причиной свершения этих его давних детских страхов. Этого нельзя было допустить! Он обещал быть Настоящим Королём, королём, который превзойдёт своего отца, а значит, пришло время принимать нелёгкие решения. Хрящ открыл глаза и, с плохо скрытой неприязнью глядя на Повариху, мрачно проговорил:

— Вы не ошиблись во мне, Повариха! Я не намерен повторять ошибки моего отца и я докажу, что из меня выйдет Настоящий Король! Эта девушка, по-видимому, и вправду считает, что может унижать меня, когда захочет. Что же, пускай получит то, что заслужила!

Хрящ, встав с трона, поднял руку, и на площади вмиг воцарилась звенящая тишина. Все взоры устремились на жёстко глядящего на девушку короля, который, взяв заботливо протянутый Поварихой указ, начал гневно его зачитывать:

— Служанка Тихоня! За твоё преступление перед народом Бергентауна и перед твоим Королём, тебе предоставляется обвинение в Государственной измене, наказание за которое только одно — смерть! И сегодня, перед всем народом, я приговариваю тебя к смертной казни, без права помилования! Приговор немедленно будет приведён в исполнение! У тебя есть последнее желание, служанка?

Тихоня, продолжая смотреть на короля, с едва заметной улыбкой медленно покачала головой.

«Последнее желание, — с нежностью глядя на парня, думала она. — Моё желание только одно, мой любимый король: навсегда быть с тобою, просто обнять и прижаться к тебе, и иметь право называть тебя своим любимым, а большего мне и не надо».

Но это уже невозможно, как невозможно повернуть время вспять. Жаль только, что она не сказала ему этого раньше, а теперь уже слишком поздно. Жалеет ли она о том, что сделала? Нет! Нисколько! Она спасала друзей, и не могла поступить иначе. Так пусть хоть у них всё будет хорошо!

Хрящ, потрясённо смотря на улыбающуюся девушку, с затаённой внутренней болью мрачно кивнул стоявшему в ожидании палачу.

— Начинайте!

Палач отвесил лёгкий поклон и, подойдя к молча стоявшей девушке, слегка надавил ей на плечи, заставляя встать на колени. Тихоня, так и не сводя слегка сияющих глаз с короля, подчинилась, и трое барабанщиков, до этого просто стоявших возле эшафота, принялись методично выбивать из барабанов дробь, грохочущим звуком раздающуюся по всей площади. Толпа замерла, и все взоры были обращены только на то, что сейчас происходило на помосте. Палач, подойдя к стоящей на коленях девушке сзади, почти ласково, осторожно пригнул её головку к плахе так, чтобы шея легла на неё точно посередине, попутно любовно поправив непослушную розовую косичку волос, мешающую обзору.

— Не бойся, — неслышно шепнул ей палач. — Я всё сделаю быстро. Ты даже не успеешь ничего почувствовать. Жаль, конечно, что ты не согласилась быть моей. Всё могло бы кончиться совсем иначе. Ну, это твой выбор…

Палач выпрямился и, взяв топор, поудобнее схватился за ручку, подымая его над головой и прицеливаясь в маленькую беззащитную шею. Тихоня закрыла глаза… Всё, о чём она теперь думала, была лишь одна молитва…

«Пожалуйста, — мысленно шептала она. — Только не смотри. Прошу тебя… Только не смотри на меня… Запомни меня другой, не такой, какой я сейчас буду… Пожалуйста, любимый, только не смотри! Я люблю тебя…»

Повариха, стоящая рядом с королём, незаметно подала палачу знак и тот, кивнув, с приглушённым хаканьем опустил топор вниз, одновременно, в унисон со вскрикнувшей от ужаса толпы. Барабанная дробь внезапно смолкла, словно её отрезали, и на площади воцарилась звенящая мёртвая тишина…

Последнее, молчаливое желание девушки сбылось, словно его кто-то услышал и, сжалившись, исполнил.

Король Хрящ, в последний момент не выдержав, всё-таки опустил глаза…

========== Глава-9 ==========

— Зажигай, народ! — весело крикнула DJ Звуки и, врубив на полную мощность звуковые колонки, поставила на диск проигрывателя новую пластинку с модной танцевальной композицией. Ритмичная, грохочущая мелодия разлилась по всей поляне, и Звуки, пританцовывая в такт песни, попутно, с громким криком: «Да-а!» — врубила на всю катушку систему цветомузыки, залившую всё вокруг яркими переливающимися красками. Огромная радужная толпа троллей встретила это очередное представление ди-джея дружным, многоголосым рёвом и, стараясь не отставать от музыки, принялась радостно отбивать новый зажигательный ритм танца, веселясь и дурачась кто как может.

Свадьба шла уже много часов, и яркий солнечный день уже успела сменить бархатная ночь, но на поляне было светло как днём от множества горящих на ней ярких фонарей и кружащихся зеркальных шаров, отбрасывающих на всё вокруг причудливые световые комбинации, завораживающие и притягивающие одновременно. Время от времени в небо взлетали оглушительно хлопающие фейерверки, засыпающие танцующих внизу троллей гроздьями разноцветного конфетти и переливающихся всеми цветами радуги блёсток, приводя всех в состояние дикого, безудержного восторга.

Цветан с Розочкой, улыбаясь, сидели во главе огромного праздничного стола, в данный момент уже изрядно опустевшего, и с удовольствием наблюдали за веселящимися вокруг соплеменниками. Синий тролль был сейчас одет в красивый праздничный костюм, специально сшитый для него в честь свадьбы двумя известными модницами: Синелькой и Сатинкой, и выглядел в нём он просто шикарно!

Розочка и вовсе смотрелась сногсшибательно в белом свадебном платье, и в сочетании с изумительно заплетёнными розовыми волосами, девушка выглядела просто потрясающе! Розовый Король, сидящий рядом с молодожёнами, не сводил любящих глаз с дочери, в которых иногда поблёскивали неизвестно откуда появлявшиеся слезинки. Розочка повернулась к отцу и ласково улыбнулась.

— Папа! — девушка нежно смотрела на старого тролля. — Ну хватит уже на меня смотреть, как на маленькую! Неудобно, правда… Ты меня смущаешь!

— Прости, доченька, — Розовый Король украдкой вытер вновь набежавшую слезу. — Просто, никак не могу поверить в то, что моя маленькая девочка уже выросла и стала такой красавицей! Я хочу сказать вам, дети мои, что я очень рад за вас с Цветаном! Я почему-то всегда был уверен, что вам суждено быть вместе.

— О, папа! — Розочка встала и горячо обняла старика. — Спасибо тебе большое за всё то, что ты для меня сделал! Ты самый лучший папа на свете! И, пожалуйста, больше не плачь! — девушка тепло поцеловала Розового Короля в щёку. — Сегодня такой праздник, радоваться надо!

— Это слёзы радости, доченька! — старый тролль улыбнулся. — И хочу вам сразу сказать, что сегодняшний праздник не единственный! Завтра вас ждёт не менее знаменательное событие, чем сегодняшняя свадьба!

— Да? — Розочка удивлённо посмотрела на отца, а потом на не менее удивлённого словами старика Цветана. — И что это за событие, отец?

— Твоя с Цветаном коронация! — Розовый король сияющими глазами смотрел на опешивших от такой новости молодых троллей. — Я уже стар, Розочка, и мне всё труднее управляться с государственными делами… А вы с Цветаном молоды, полны сил, и своими делами уже доказали, что будете достойными приемниками трона! Да и время пришло… Так что, дети мои, — старик горячо обнял изумлённых Цветана с Розочкой за плечи, — быть вам завтра Королём и Королевой! И это не обсуждается! — Розовый Король весело рассмеялся. — Ладно! Надоело мне уже что-то сидеть на одном месте! Пойду, вспомню молодость, потанцую вместе со всеми, разомну немного старые кости!

Старый тролль удалился, оставив всё ещё не пришедших в себя от такой новости молодожёнов сидеть за почти опустевшим праздничным столом. Первым пришёл в себя Цветан.

— Может, прогуляемся? — с улыбкой взяв за руку Розочку, предложил он. — А то я тут так подумал, твой отец-то прав! Надоело уже сидеть, неплохо было бы сходить куда-нибудь, ноги размять. Что на это скажешь?

— С удовольствием, Цветан! — девушка ответно улыбнулась синему парню. — Я только за! Может, сходим на озеро? Оно здесь, недалёко, я его, ещё когда строили деревню, заприметила!

— Отличная идея! — Цветан нежно поцеловал жену в губы. — Пошли! Покажешь!

Молодая пара, взявшись за руки, встала из-за стола и уже через десять минут неторопливой ходьбы они стояли у берега прекрасного, небольшого озера, залитого нежно-белым светом взошедшей луны.

Цветан ласково прижал к себе девушку и, улыбаясь, заглянул в её лукавые, бездонные глаза, в которых он увидел всё то, о чём мечтал и чего хотел все эти долгие годы… Они так и стояли, обнявшись, не сводя друг с друга сияющих любовью глаз и казалось, даже само время прекратило свой неумолимый ход, подчиняясь их безмолвному зову… Внезапно Розочка вдруг громко вскрикнула и, схватившись за сердце, почти без чувств упала на руки ошеломлённому от такой перемены Цветану. Глядя на помертвевшее лицо девушки, синий тролль в страхе закричал:

— Розочка! Тебе плохо?! Что случилось?! Что с тобою?!

Лицо Розочки, мгновение назад бывшее бледным, начало снова розоветь, и девушка со вздохом медленно открыла глаза, посмотрев на не на шутку встревоженного парня.

— Всё в порядке, Цветан, — слабым голосом проговорила она. — Можешь… Меня отпустить…

Цветан, всё ещё с тревогою глядя на жену, осторожно положил её на землю.

— Что с тобою было, Розочка? — Цветан испуганными глазами смотрел на девушку. — Ты меня очень напугала! Что случилось? Тебе было плохо?

— Не знаю, Цветан… — Розочка, приподнявшись, села на землю, поджав под себя ноги. Её глаза были полны какой-то странной, чёрной тоской, словно с нею случилось некое страшное, неведомое ей пока самой горе. — Просто… Сердце… Как иголкой словно кольнуло, так больно… А потом всё так же резко прошло, словно ничего и не было, но осталась тяжесть… Сильная тяжесть… И тоска… Словно из сердца что-то вырвали… Цветан, — девушка полными слёз глазами посмотрела на парня, а потом, уже не в силах сдерживаться, зарыдала в полный голос, уткнувшись лицом в грудь потрясённого мужа. — Я чувствую, что что-то случилось… Что-то очень плохое и страшное… Я не могу тебе этого объяснить, но я знаю, что это правда! Боже мой, Цветан, ну зачем? Зачем ты тогда отговорил меня вернуться обратно в Бергентаун? Почему ты не дал мне этого сделать? Что же мы натворили!

Цветан нежно прижал к себе вздрагивающую от рыданий девушку, ласково гладя её мягкие розовые волосы.

— Ну, всё, всё… Перестань уже плакать, любимая… Всё хорошо, — шептал парень Розочке, продолжая нежно её гладить, чувствуя, как постепенно его слова начинают действовать на рыдающую девушку. — Ничего не случилось! Тебе просто показалось. Ты очень устала за эти последние дни, и тебе нужно просто отдохнуть. Идём!

— Нет, Цветан, — Розочка подняла всё ещё заплаканные глаза и грустно посмотрела на парня. — Ты не прав… Мне не показалось. Я знаю, что с Тихоней что-то случилось… Нам не следовало тогда оставлять ее одну… Я тогда сердцем чувствовала, что нужно было вернуться и помочь ей, а теперь… — девушка крепко обняла Цветана и доверчиво прижалась к нему, словно ища защиты. — А теперь, — глухо продолжила она после небольшой паузы, — я чувствую, что мы предали… Предали друга, который не пожалел себя ради нас! Я не перестаю об этом думать с того самого времени, как ты уговорил меня не возвращаться в город. Ну зачем, Цветан? Зачем ты тогда меня остановил?!

— Розочка, — синий парень нежно взял заплаканное лицо жены в свои руки и всё покрыл поцелуями. Солёная влага попадала на его губы, оставляя горечь после себя, но Цветан этого даже не замечал. — Ты же знаешь, — прошептал он, — что ты для меня значишь… Ты вся моя жизнь, и если я потеряю тебя, мне незачем будет больше жить… Я не мог тогда отпустить тебя в Бергентаун, потому что очень боялся за тебя! Сколько раз я тебе уже об этом говорил… Мы ничего там не смогли бы сделать, ничем не смогли бы помочь, только погибли бы сами. Вспомни, с каким трудом нам удалось тогда спастись из города. Да, я понимаю, что без той девушки-бергена нам бы этого не удалось! Но и без нас она никогда не смогла бы встретиться со своим любимым королём! — Цветан ласково заглянул в наполненные печалью глаза девушки.

— Не вини себя, любимая! Вы с Тихоней вместе помогли друг другу, и теперь, я уверен, она счастлива со своим королём! С нею ничего не могло случиться плохого, Хрящ никогда не позволил бы этого, ведь он любит её! Так же, как я люблю тебя! У них всё будет хорошо, и ты никого не предавала, и перестань казнить себя этими мыслями!

— Почему ты так думаешь? — тихо проговорила Розочка. — Почему ты думаешь, что у них всё хорошо?

— Ну, сама подумай! — бодро начал убеждать её Цветан. — Если бы с Тихоней что-то случилось, бергены уже давно искали бы нас, а этого не случилось! Значит, у неё всё в порядке и, возможно, они с королём Хрящем так же сейчас справляют свадьбу, как и мы с тобою! Ну, а почему бы и нет? — парень с улыбкой смотрел на девушку.

— Ну, перестань уже хмуриться, солнышко моё! — Цветан нежно прикоснулся губами к её губам, и Розочка ответила ему. Когда парень наконец оторвался и ласково взглянул на лицо жены, на нём уже вновь сияла прежняя задорная улыбка. Розочка положила свою розовую головку Цветану на плечо и так и замерла, млея от охватившего её чувства удовольствия.

— Как же я тебя люблю, — прошептала она. — Цветан. Ты самый лучший на свете, и я так счастлива рядом с тобою… Мне ничего больше от жизни не надо, только чтобы ты всегда был рядом.

— Я здесь, Розочка, — прошептал в ответ парень. — И никогда тебя не покину, знай это.

Влюблённые так и сидели, обнявшись при свете луны, глядя на спокойно мерцающие в её свете блики озера. От небольшого, дующего с воды ветерка стало немного зябко, и Розочка, теснее прижавшись к синему парню, тихо проговорила:

— Цветан, а ты и вправду думаешь, что у Тихони всё в порядке? Не знаю почему, но у меня всё ещё немного больно на сердце.

Молодой тролль, крепче обняв девушку, поцеловал её в губы и с улыбкой ответил:

— Конечно, любимая! Я уверен, что она сейчас так же счастлива, как и мы! А разве может быть иначе?

Цветан постарался, чтобы в этот момент его голос звучал как можно искреннее. Он так и не признался Розочке, что в тот миг, когда ей стало плохо, сердце болело не только у неё.

Король Хрящ неподвижно сидел на кровати в своей спальне, закрыв лицо руками. Так плохо ему ещё никогда не было, внутри словно разлилась звенящая мёртвая пустота, заполнившая его целиком. Он не помнил, как поднялся с трона и добрался сюда, он даже не знал, сколько времени он так вот уже сидит, ощущая только чёрную беспросветную тоску в своём сердце. Он неосознанным движение взял стоящий рядом на столике маленький жёлтый ботинок для катания на роликах и крепко прижал его к себе, невидящимим глазами смотря на украшающий его причудливый узор.

Если бы сейчас с ним рядом была она… Всё было бы совсем иначе… Видит бог, он не хотел смерти этой девушки… Так получилось… Она сама виновата… Зачем она так сделала?! Зачем отпустила троллей?

И этот её взгляд.

Почему он не выходит у него из головы? Почему ему так больно при мысли об этой девушке?.. Ведь она просто обычная служанка!

И некому унять эту страшную боль в его сердце… Только Она смогла бы это сделать, но её нет…

Леди со сверкающими волосами… Где же ты?.. Ты так нужна, без тебя жизнь потеряла смысл…

Дверь спальни скрипнула, и король, подняв на звук голову, увидел входящую Повариху.

— Чего тебе надо? — хрипло проговорил Хрящ, с ненавистью глядя на старуху. — Уходи отсюда, мне нужно побыть одному. Я сейчас никого не желаю видеть.

— Ах, сир, как я вас сейчас понимаю! — Повариха убедительно изобразила сочувствие в голосе, с фальшивой жалостью глядя на короля. — Любому на вашем месте сейчас было бы плохо, Ваше Величество, мне, признаться, и самой очень жаль эту бедную девушку… Я просто не могу смотреть, как вы страдаете! Ваша верная Повариха обещала заботиться о вас, король Хрящ, и потому, я принесла вам небольшой подарок, подарок, который поможет унять ваши боль и страдания!

— Что ты несёшь, старуха! — зеленоволосый парень с неприкрытой злобой смотрел на угодливо склонившуюся перед ним Повариху. — Как ты можешь унять то, чего не можешь понять?! Что ты знаешь о моей боли?!

— О, Ваше Величество! — пролепетала старуха. — Разумеется, вы правы! Я ничего не могу знать о вашей внутренней боли, но я могу знать, что вам поможет! — при этих словах Повариха, с мерзкой улыбкой глядя на короля, расстегнула большой кожаный кошелёк, висевший у неё на поясе, и двумя пальцами выудила оттуда маленького фиолетового тролля с синими волосами, одетого в жёлтые штанишки. Ручеёк, беспомощно болтаясь в гигантских пальцах Поварихи, с ужасом смотрел на двух бергенов, с мольбою сложив на груди руки.

— Тролль?! — с нескрываемым изумлением вскричал поражённый Хрящ. — Но… Откуда он у тебя, Повариха?! Они же все сбежали…

— Все, кроме этого! — довольно осклабясь, ответила старуха. — Если вы помните, Ваше Величество, это тот самый тролль, что сдал нам всю их деревню! И теперь, раз он нам больше не нужен, я предлагаю его вам, король Хрящ! Попробуйте его, — вкрадчиво проговорила Повариха, — и исчезнет всё. Боль, тоска, грусть, разочарование, всё заменит только одно чувство. Чувство полного счастья и блаженства! Вы заслужили сегодня это, сир, и только вам я предлагаю почувствовать вкус истинного счастья! Ну! Смелее же, Ваше Величество! — Повариха протянула визжавшего от дикого ужаса Ручейка королю. — Съешьте его! Вы же так давно об этом мечтали!

— Ну, да… Мечтал… — Хрящ неуверенно смотрел на болтающегося в пальцах старухи тролля. — Но, Повариха, мы же обещали ему жизнь взамен на то, что он показал нам деревню троллей. А я король, который держит обещания! Это неправильно, если я нарушу данное мной слово.

— Ах, о чём вы, Ваше Величество! — Повариха гадко рассмеялась. — Кому вы давали слово? Ему?! — она кивком головы показала на съежившегося от ужаса Ручейка. — Да полно вам, как можно давать слово еде?! Это же всего навсего тролльчатина, вы ничем ему не обязаны! Не забивайте себе голову разным вздором, король Хрящ, просто берите его и ешьте! Или вы так и хотите страдать дальше? — старуха с деланной печалью сделала движение, как будто собиралась засунуть Ручейка обратно в кошелёк. — Ну… Раз так, тогда я пожалуй пойду, отнесу его нашему палачу! Он тоже наверное сегодня настрадался, бедняжка…

— Нет! — Хрящ горящими глазами смотрел на маленького тролля. — Не нужно, Повариха… Я… Я съем его… Давайте его сюда!

— Конечно, Ваше Величество! — ухмыляясь, ответила старуха, протягивая Ручейка королю. — Он ваш! Берите!

Хрящ трясущимися руками взял фиолетового тролля у Поварихи, и, немного помедлив, всё же стал подносить его к открытому рту. Ручеёк, видя это, принялся с удвоенной силой визжать от ужаса.

— Не-е-ет! Вы же обещали отпустить меня! Пожалуйста! Не ешьте меня! Я хочу жить! Жи-и-ить! Вы же давали слово, король Хрящ!

Хрящ, будто осекшись, остановился, на его лице отразилась цела буря чувств, одолевающих его в этот момент. Внезапно, приняв решение, молодой король протянул его обратно Поварихе.

— Он прав! Я давал ему слово отпустить его и я его сдержу! Я король, и это мое решение… Повариха! Я приказываю вам отпустить его! Я прожил без троллей столько времени, проживу и ещё. Я смирюсь с этим.

— Но я не могу с этим смириться, ваше величество! — в ярости от отказа короля проревела старуха. — Не смейте отказываться от того, что предлагает вам ваша Повариха! Ешьте же! — с этими словами Повариха, подскочив к королю, с силой сунула не ожидавшему такого поворота Хрящу Ручейка в рот и, чуть надавив, заставила сделать глотательное движение. Король, вытаращив глаза, несколько мгновений неподвижно стоял на месте, непонимающе глядя на старуху, а затем на его лице вдруг внезапно расплылась блаженная, сумасшедшая улыбка. Бессильно рухнув на кровать, король, продолжая сумасшедше улыбаться, уставился на внимательно глядевшую на него Повариху.

— Как хорошо… — промямлил Хрящ. — Ты оказалась права, Повариха. Всё действительно исчезло… Теперь нет боли, нет страданий, нет ничего… Только одно блаженство!

— Вот и славно, Ваше Величество! — радостно потирая руки, ухмыльнулась старуха. — Ваша верная Повариха плохого вам никогда не посоветует! Приятного дня, Король Хрящ! Рада, что смогла вам помочь!

Уже закрывая за собою дверь, старуха услышала доносящийся из спальни слабый голос короля:

— Повариха. Я хочу ещё троллей…

— Конечно, Ваше Величество! — Повариха понимающе оскалилась. — Они у вас обязательно будут!

Шагая по коридору, Повариха довольно улыбалась. Всё получилось так, как она и хотела. Скоро ей будет принадлежать весь город, ну, а потом, и трон Бергентауна! Но, перед этим, ей нужно было сделать ещё одно дело, дело, которое не требовало отлагательств. Дело, которое начиналось и заканчивалось в каморке у Тихони.

Старый могильщик, сидя на свежевырытой могиле и ожидая своего напарника, успел даже немного по-стариковски подремать, пока, наконец, не услышал долгожданный скрип подъезжающей телеги. Открыв глаза, он увидел стоявшую невдалеке старую, обшарпанную телегу, запряжённую полуслепым, давно уже потерявшим все свои краски вурглом, сразу же начавшим меланхолично жевать траву, как только повозка остановилось. Его напарник, молодой берген, ещё недавно только начавший работать, устало спрыгнул с возничего места и, подойдя к нему, уселся рядом, блаженно вытянув затекшие от долгой езды ноги.

— Привёз? — скорее для порядка, спросил его старик, доставая из кармана большую краюшку хлеба и, разломив её пополам, одну часть протягивая молодому парню. Тот с благодарностью кивнув, взял её и тотчас вцепился в неё огромными зубами.

— Ага, — напарник, сосредоточенно жуя, показал головой на стоявшую повозку. — Привёз. Там она. Гроба только нет, придётся хоронить так, без него.

— А это ещё почему?! — изумился старик. — Как без гроба-то?

Молодой берген неопределённо пожал плечами.

— Так ведь она вроде как государственный преступник, — он дожевал последние крошки хлеба, задумчиво смотря на старого могильщика. — Таким гробов не полагается, так что придётся хоронить так, как есть. А что ещё остаётся?

Старик продолжал неторопливо жевать, изредка недоуменно покачивая лысой головой.

— Ты знаешь, — после недолгого молчания, тихо произнёс старый берген, — не думал я, что наш король на такое способен… Казнить молодую девчонку, да ещё при всём народе, на площади, на такое даже его отец никогда не решился бы… А уж он-то был ещё тот король, уж поверь мне… А ведь я эту пигалицу ещё с самого её детства помню. Ни отца, ни матери. Её ещё ребёнком взяли из приюта в королевский дворец, служанкой, она же с самого детства ему служила верой и правдой. И чем она не угодила королю, за что он её казнил такой смертью?

— Так ты разве не слышал? — удивлённо спросил старика молодой берген. — Она же на Тролльдень специально выпустила всех с таким трудом пойманных троллей, чтобы досадить королю и испортить всем нам единственный день счастья! Благодаря ей все бергены теперь никогда больше не будут счастливыми. И ты, между прочим! — со значением добавил он, внимательно глядя на напарника.

— Я? — старик усмехнулся. — Да знаешь, не больно-то было и надо. Я уже стар и думать о счастье мне уже поздно. А вот девчонку мне искренне жаль. Хорошей она была… Доброй…. Искренней… Заботливой… Всегда всем старалась помочь, я таких. как она. никогда не встречал. Эх… Да что там говорить…

Старик понуро замолчал, печально смотря на недоеденный кусок хлеба, зажатый у него в кулаке. Потом, тряхнув головой, отбросил его в сторону и, решительно поднявшись, зашагал в сторону одиноко стоявшей повозки.

— Ладно, — мрачно проговорил старый могильщик. — Хватит сидеть. Давай сделаем это по-быстрому и пойдём домой! А то скоро вечер, нужно успеть до темноты.

Молодой берген кивнул в знак согласия и, тоже поднявшись на ноги, спросил подошедшего к телеге старика:

— Тебе помощь нужна?

Тот отрицательно покачал головой.

— Нет. Сам справлюсь. Ты пока готовь лопаты и надгробие.

Старый могильщик осторожно, словно боясь причинить боль, достал из повозки маленькое тельце, завёрнутое в серый кусок мешковины и, взяв его на руки, словно ребёнка понёс к тёмной могильной яме. Когда старик шёл, края мешковины при ходьбе поползли в стороны, обнажив две безжизненно свисающие ножки, обутые в старые розовые туфли.

— Какая маленькая нога! — поразился старый берген. — Как у ребёнка… И как только у короля рука поднялась сделать такое… Бедное дитя…

За всю свою жизнь могильщик навидался всякого, но почему-то именно сегодня на его сердце лежал тяжелый камень утраты, которую он сам не в силах был объяснить. Подойдя к могиле, он с величайшей осторожностью опустил тело девушки на самое дно и, выбравшись наружу, взял из рук напарника протянутую ему лопату.

— Ну, давай… Начнём, что ли, — внезапно охрипшим голосом произнёс старик. Молодой берген кивнул, и они принялись методично забрасывать зияющую яму могилы землёю. Когда могила была уже наполовину засыпана, внезапно послышался ещё один звук подъезжающей повозки, и два могильщика, удивлённо переглянувшись, увидели стоявшую рядом с их обшарпанной телегой новенькую двухколёсную бричку, из которой, кряхтя и отдуваясь, вылезла Повариха.

Злобно посверкивая глазами на двух оробевших при её появлении бергенов, она неспешно подошла к ним, держа в руках какой-то, небольшого размера, свёрток. Встав рядом с могилой, старуха, совершенно не обращая ни на кого внимания, некоторое время, ухмыляясь, с каким-то странным злобным торжеством смотрела на полузасыпанную яму, а потом, с такой же неприкрытой лютой ненавистью швырнула туда же свёрток, предварительно прошипев:

— Держи, Тетёха! Кажется, это твоё!

Свёрток с глухим шлепком плюхнулся на дно могилы, и Повариха, наконец обратив внимание на двух застывших в страхе бергенов, уперев руки в бока, яростно проорала:

— Ну, что уставились, недотёпы?! Закапывайте! Или ждёте особого приглашения?!

Вздрогнув от окрика, оба могильщика, и старый, и молодой, как по команде принялись с удвоенной энергией бросать в яму свежие комья земли, и буквально через пять минут на месте ямы образовался ровный холмик.

Хмыкнув, Повариха, одарив могильщиков на прощанье всё тем же злобным взглядом, повернулась и, дойдя до брички, неторопливо укатила на ней в сторону города. Два бергена, проводив её хмурыми взглядами, посмотрели друг на друга, и молодой, глядя на лежавший рядом с холмиком надгробный крест, выполненный из простого камня, вопросительно обратился к старому могильщику:

— Ну, что? Ставим надгробие и идём?

Тот кивнул.

— Да. Давай. Хватайся спереди, а я сзади. Вдвоём быстро поставим.

Напарники, с натугой подняв тяжёлый камень, немного повозившись, установили его точно посередине могилы, предварительно хорошо утрамбовав и укрепив, чтобы не дай бог не упал. Они ещё немного молча постояли рядом, потом, забрав инструменты, погрузили всё в телегу, и молодой берген, взгромоздившись на место возницы, щёлкнул поводьями, давая вурглу знак трогаться. Старик сел рядом с ним и хмуро уставился на расстилающийся перед ними унылый пейзаж старого кладбища.

— Как ты думаешь, — напарник задумчиво смотрел на старого могильщика, словно ища у него ответа, — что было в том свёртке? И что имела в виду госпожа Повариха, произнеся эти странные слова?

Старик исподлобья посмотрел на молодого бергена и, невесело усмехнувшись, ответил:

— Не знаю. И знать не хочу. И скажу тебе ещё вот что… Если хочешь жить, лучше больше никогда не затрагивай этот вопрос. Забудь всё то, что сегодня видел, понял? Свяжешься с Поварихой, окажешься там же, где и она… — старый берген кивком головы указал на свежевырытую могилу, где была похоронена девушка.

Напарник, при этих его словах, заметно побледнел и, кивнув в знак того, что понял, больше всю дорогу, до самого Бергентауна, не проронил ни слова. Старый могильщик тоже всю дорогу молчал, думая о своём. Его сердце словно стальным обручем сжимали неизвестно откуда взявшиеся тревога и страх, причины которых он как ни пытался, но так и не мог понять. Но, всю жизнь проработав на кладбище, старик привык доверять своим чувствам, и теперь, трясясь на старой повозке по дороге в город, он как никогда чувствовал, что сегодня, в этот день, случилось что-то очень страшное, что-то такое, чего никогда и ни за что не должно было случиться… Словно сама история повернулась вспять, меняя свой привычный ход на что-то новое и ужасное…

Сейчас старый могильщик всеми нитями души ощущал, как где-то, оглушительно скрипя и грохоча, повернулись некие незримые гигантские шестерни чудовищного механизма, начавшие свой неумолимый обратный отсчёт, отсчёт, ведущий их всех к неизбежной гибели и смерти… И, сам того не осознавая, он даже не заметил, как сами собой из его глаз полились слёзы, прокладывая на его запылившемся лице влажные мокрые борозды.

— Прости нас, пожалуйста, — тихо прошептал он. — Прости, если сможешь…

========== Глава-10 ==========

Двадцать лет спустя.

— Где мои тролли, старая ведьма?! — проревел с порога король Хрящ, ударом ноги распахивая двери королевской кухни. Вся кухонная прислуга, включая Повариху, трясясь от ужаса, упала на колени, с мольбою глядя на взбешенного короля.

Хрящ очень сильно изменился за прошедшие годы и теперь, в стоящем у порога мрачном громиле было трудно узнать того, прежнего, добродушного, толстенького коротышку, одетого в шорты и короткую, до пупа, красную футболку…

Он сильно вырос и раздался в плечах, прежнюю мальчишечью одежду сменили стальные чёрные латы, с которыми король, после двух последних неудавшихся на него покушений, не расставался даже ночью.

Золотая корона, чёрная мантия, спадающая с плеч, и висящий на боку короткий острый меч довершали его гардероб, а длинные зелёные волосы, густою копною покрывающие плечи, давали резкий контраст с чернотой его одеяния.

На жёстком, волевом лице короля навеки застыла печать безудержной жестокости и злобы, которая до неузнаваемости исказила прежние мягкие и добрые черты, а горящие лютой яростью глаза заставили бы кого угодно задрожать от страха.

Позади Хряща, словно два изваяния, застыли два огромных, свирепых бергена в таких же чёрных доспехах — его личная гвардия, готовые по малейшему его знаку исполнить любое приказание своего короля и господина. Мрачно смотря на застывшую от ужаса Повариху с прислугой, король, подойдя почти вплотную, негромким, дрожащим от еле сдерживаемой ярости голосом спросил, глядя на старуху:

— Повариха, ты не слышала моего вопроса?! Если так, тогда я ещё раз повторю, специально для такой глухой, старой твари, как ты! Где мои тролли?! Ты обещала мне их принести на днях, где они? Отвечай, если тебе дорога твоя тупая старая голова!

Старуха, подвывая от охватившего её дикого страха, подползла на коленях к возвышающемуся над нею как башня Хрящу и, обняв его колени, истошно запричитала:

— Пощадите, Ваше Величество! Я делаю для вас всё, что могу! Ваши верные подданные день и ночь рыщут по лесам, ища для вас троллей! Но всё дело в том, король Хрящ, что их уже давно нет… Вы же сами истребили их всех много лет назад! Вспомните, прошу вас! Не казните вашу верную Повариху!

— Ничего не желаю об этом слышать! — взревел от ярости Хрящ, ногою отшвыривая старуху от себя. — Мне нужны тролли! Делай, что хочешь, хоть из-под земли их доставай, но чтобы через несколько дней они были у меня на столе! Иначе, — король многозначительно вытащил наполовину из ножен меч и, так же, с глухим лязгом, вогнал его обратно, — твоя старая уродливая голова будет украшать стенку над моим камином! Даю тебе на это три дня, старуха… — Хрящ, злобно сверкнув на прощание глазами оцепеневшей от ужаса прислуге, резко повернулся и, грохоча железными сапогами, молча удалился из королевской кухни, сопровождаемый, как тени идущими вслед за ним, двумя гвардейцами.

Шагающего по полутёмным коридорам дворца короля как никогда одолевали мрачные думы. Он и сам давно подозревал, что троллей уже попросту не осталось, не зря его подданные вот уже который год впустую рыщут по лесам, пытаясь достать для него этот лакомый деликатес. Последнего тролля он съел много лет назад, он даже помнил его, эта была маленькая девушка в цветных бриджах и смешных вязаных наушниках на голове. Тот день был последним днём его счастья, который впоследствии сменился долгими годами невыносимой боли и тоски, которая только крепла день ото дня, словно червь грызя его изнутри.

Он даже посылал гонца в соседнее королевство, с просьбой выслать ему троллей, он даже предлагал им за них деньги и немалые, но вернувшийся гонец передал ему неутешительные новости, от которых он до сих пор в ярости скрипел зубами. Оказалось, что тамошний король вежливо отказал ему в его просьбе, мотивируя тем, что, якобы, троллей у них нет и никогда не было. Ложь! Наглая, неприкрытая ложь! Как это нет троллей?! Да он в это никогда не поверит, они просто не хотят с ним делиться, лживые твари! Хрящ, сам того не замечая, вновь заскрежетал зубами от охватившей его безудержной ненависти. Эти приступы год от года становились всё сильнее, и король, как никто, знал причины их появления.

Дойдя до своей спальни, Хрящ кивнул гвардейцам, и те послушно, как две статуи застыли по обе стороны двери, готовясь охранять покой и сон своего короля. Открыв дверь, тот неторопливо вошёл в тёмную комнату, озаряемую лишь тусклым светом одинокого светильника, и устало уселся на огромную, но такую холодную и пустую кровать. Он снял латную перчатку и тихо провёл ладонью по бархатистой поверхности одеяла.

«Холодная», — тоскливо подумал Хрящ.

Такая же холодная, как и чёрная пустота в его сердце. Эта холодная постель никогда не знала теплоты женского тела. Столько лет прошло, а он всё так же одинок, как и двадцать лет тому назад, и ни одна девушка так и не смогла зажечь искру любви в его душе. Ни одна, кроме неё… Его единственной Леди Блести Сверкай…

Король выдвинул верхний ящик стоявшего возле кровати небольшого шкафчика и осторожно достал оттуда позолоченный ларец, красиво разукрашенный драгоценными камнями. Открыв крышку, Хрящ вынул оттуда маленький женский ботиночек для катания на роликах, покрытый местами облупившейся от времени жёлтой краской. С нежностью глядя на него увлажнившимися глазами, король ласково погладил сухую потрескавшуюся кожу, словно живое существо прижимая его к груди.

Глядя на маленький ботинок, трудно было поверить, что некогда он принадлежал взрослой девушке; скорее, своими размерами, он больше подошёл бы ребёнку. Хрящ как сейчас помнил, как он был тогда поражён, обувая его в «Капитане Старфункеле» на ногу этой девушке. Таких маленьких ног он никогда ещё не видел. Все девушки-бергены, как и мужчины, взрослея, обладали большими размерами ног, но только не она…

Хрящ до сих пор так и не смог забыть того сказочного чувства, которое подарила ему эта девушка со сверкающими волосами на их первом и последнем свидании. У него тогда словно крылья за спиной выросли, хотелось петь и смеяться, кружась с нею в волшебном танце… Он даже почти её поцеловал, если бы не эта проклятая старуха…

Как первое время он отчаянно искал её…

Он объездил все уголки их королевства, рассылал повсюду гонцов, предлагал большое вознаграждение за любую информацию о ней. Он даже устроил конкурс среди всех девушек их королевства, обещая трон и все богатства той, которой подойдёт на ногу тот самый маленький ботинок, который она обронила, убегая с их свидания.

Надо ли говорить, сколько желающих было это попробовать! Наверное, каждая девушка-берген примеряла этот ботинок, но ни одной из них он не полез даже наполовину…

Шли дни, недели, месяцы, а он так и не мог её найти, свою прекрасную Леди Блести Сверкай.

Она словно исчезла, испарилась, как наваждение, словно её никогда и не было, словно всё, что с ним произошло, было всего лишь навсего чудесным сном…

И постепенно, слабую надежду, ещё теплившуюся в его сердце, стала сменять чёрная, безысходная тоска и боль, которая временами становилась настолько невыносимой, что ему хотелось биться в отчаянии головою об стену, лишь бы унять её, прогнать прочь и не думать о ней…

И единственным средством, помогающим ему хоть на какое-то время забыть эту сердечную боль, стали тролли…

Хрящ хорошо помнил того несчастного первого своего тролля, которого, помимо его воли, скормила ему Повариха, и то чувство покоя и блаженства, которое он в тот момент ощутил в себе…

И, стремясь как можно быстрее заглушить тоску и горе, всё сильнее одолевающих его с каждым днём, король приказал солдатам найти и принести ему всех троллей, каких только удастся найти. И, с той самой поры, поедание троллей стало его проклятием и наваждением, только в этом он ещё видел хоть какой-то смысл в этой жизни.

Поначалу всё шло хорошо, его верная Повариха исправно поставляла ему троллей, и он целыми днями проводил в своём дворце, в вечном чувстве счастья и блаженства, совершенно не интересуясь, что происходило в его королевстве.

Но всё в этом мире когда-нибудь заканчивается, и однажды, закончились и они…

Повариха всё реже и реже стала приносить ему троллей на его стол, а потом перестала вовсе.

И только тогда молодой Хрящ понял, что сердечная боль, терзающая его, никогда и никуда не исчезала, она всегда была в его сердце, только заглушаемая этими разноцветными маленькими существами, и когда их не стало, эта боль с новой силой вернулась к нему, заставляя по-новому взглянуть на этот мир.

Чтобы хоть как-то на время забыть о ней, Хрящ начал активно посещать спортзал, он целыми днями пропадал там, поднимая разные тяжести и фехтуя на мечах, и добился в этом очень значительных успехов.

Молодой король сильно вырос, прежнюю дряблую фигуру сменил мощный торс, перевитый буграми мышц, но всё это мало спасало зеленоволосого парня от щемящего чувства тоски и одиночества, всё сильнее с каждым днём завладевавшего им.

Многие девушки-бергены втайне мечтали о молодом короле, ему не раз под разными предлогами назначали свидания, но Хрящ лишь с презрением фыркал на эти неуклюжие попытки завладеть его вниманием.

Ему не нужны были все эти девушки, ему нужна была только она, та самая единственная, навсегда покорившая его сердце и так же внезапно исчезнувшая из его жизни, так жестоко оставившая его одного страдать в этом бренном мире…

И постепенно, под тяжёлым грузом обуревающих его чувств, в сердце молодого Хряща начали поселяться злоба, жестокость и ненависть на весь этот мир, навсегда отнявший у него саму возможность любить.

И он поклялся отплатить ему за всё сполна! Первой, откровенной вспышкой его будущей безудержной ярости ко всем и ко всему стала никто иная, как сама Повариха.

Узнав, что фактически всем королевством правит она и причём уже довольно давно, а он сам является, по сути, ничего не значащей фигурой, Хрящ пришёл в такую дикую ярость, что немедля решил раз и навсегда разобраться со старухой, показав ей, кто здесь всё же настоящий король.

Он тогда специально, при всех его подданных во дворце настолько жестоко избил её, что она целых полгода пролежала в постели, едва оставшись в живых после его железных кулаков. Его авторитет как короля, не терпящего возражений, вырос тогда до небес, и никто больше не смел ему в чём-либо перечить, или, не дай бог, выразить своё непочтение.

Сторонники власти Поварихи тогда попробовали свергнуть его с престола, но он очень быстро и жестоко подавил это восстание, «украсив» отрубленными головами пленных весь забор вокруг его дворца. С той поры эта казнь стала его любимой, и он никогда не упускал случая повеселить себя, отрубая голову своим подданным за любую провинность или ошибку. Он стал наконец тем, кем всегда и хотел, — Настоящим Королём. Тем, которого боялись и одновременно ненавидели все в королевстве, втайне мечтая о его смерти. Но он никому не давал даже малейшей надежды на это, создав личную гвардию, которая фанатично и беспрекословно подчинялась только ему одному, готовая всегда выполнить любой его приказ, каким бы страшным он не был.

И вот так он правит уже многие годы: без любви, без надежды, с одной лишь лютой ненавистью в сердце ко всем и ко всему, крепко держа весь Бергентаун в своем железном кулаке, не давая никому ни пощады, ни поблажек, ни спуска.

Отец, будь он сейчас жив, им бы гордился…

При этих мыслях Хрящ почему-то невесело усмехнулся про себя, а затем, вновь с тоскою уставился на жёлтый ботинок, когда-то принадлежащий ей…

«А ведь сегодня тот самый день, день нашего первого свидания в «Капитане Старфункеле», — горько подумал король.

И, как обычно, сегодня он снова пойдёт туда и будет, как и всегда, просто сидеть там, до самого закрытия, втайне надеясь, что она всё-таки придёт, пускай даже и спустя столько лет.

Какая всё же эта глупая надежда и какой всё же глупец он, что смеет тешить себя этой несбыточной надеждой, ведь он знает, что этого не случится, ведь за все эти годы она так ни разу и не пришла…

Но…

По-другому он уже попросту не может, да и не хочет, ведь надежда — это, по сути, всё, что у него осталось…

Тяжело вздохнув, Хрящ поднялся с кровати и, забрав с собою маленький жёлтый ботинок, вышел из дверей спальни, попутно подав знак двум безмолвно стоящим гвардейцам следовать за собой.

На улицах города было тихо, редкие прохожие, завидев мрачно шагающего короля, в страхе поспешно кланялись ему и, после этого, старались куда-нибудь незаметно, подальше улизнуть с его глаз. Подойдя к «Капитану Старфункелю», первым делом, что увидел Хрящ, был донельзя пьяный старый берген, сидящий возле самой двери с пустой бутылкой в руке. Заметив короля, старик пьяно ухмыльнулся, глядя на жёлтый ботинок, который тот с осторожностью держал перед собой.

— А, Ваше Величество! — старик попытался приподняться и отвесить пьяный поклон, но у него ничего не получилось, и он снова бессильно рухнул обратно, попутно упустив из рук бутылку, со звоном укатившуюся куда-то вниз по тротуару. — Пришли покататься на роликах? Хорошее дело! Только вот ботиночек вы для себя какой-то маловатый захватили! — старый берген пьяно захихикал, весёлыми, от затуманивших их приличной дозой алкоголем, глазами смотря на закованного в стальные чёрные доспехи короля. — Ну, хотя это, конечно, ваше дело, вы же Король, вам и решать, на чём вам кататься!

Гвардейцы, до этого молча стоявшие позади Хряща, в один миг подскочили к старику, и один из них, наполовину вынув меч из ножен, вопросительно обратился к королю:

— Прикажете его убить, Ваше Величество?

Хрящ, с презрением глядя на старого пьяницу, лишь отрицательно покачал головою.

— Не нужно. Пускай живёт. Сегодня у меня особенный день, так что считай, что тебе повезло, старик! Но впредь, будь осторожен со своим языком… Не распускай его, где не нужно, а то легко можешь остаться не только без языка, но и без головы… И запомни, старик, этот ботинок, который сейчас у меня в руках, предназначен не для катания, это память о моей девушке, и больше никогда и нигде не вздумай упоминать о нём, понял?

Старый берген, как будто и не расслышав предупреждение короля, опять глупо захихикал, совершенно пьяными, ничего не соображающими глазами глядя на медленно начинающего свирепеть Хряща.

— Так этот ботинок принадлежал вашей девушке? — с неподдельным изумлением воскликнул пьяница, пытаясь плохо сфокусированным взглядом оценить его размеры. — Ваше Величество, вы меня поражаете! Ваша дама сердца что — ребёнок?! Вот уж никогда бы не подумал!

Хрящ, свирепо глядя на старика, низко наклонился к нему и тихим, жутким голосом проговорил, с яростью глядя тому прямо в глаза:

— Ещё одно слово, старый мешок с дерьмом, и твоя голова будет сегодня торчать вместо пугала на воротах моего замка! Предупреждаю тебя в последний раз, больше снисхождения не будет!

Скрипнув зубами, Хрящ открыл дверь и хотел было уже зайти внутрь, как неугомонный старик вновь напомнил о себе, продолжая как ни в чём не бывало весело бубнить себе под нос разный вздор.

— Ну да, конечно, Ваше Величество, я и не спорю, что эта вещь принадлежит вашей девушке, вы же наш любимый Король, вам виднее! Хотя, помилуй бог, где вы, спрашивается, видели девушку-бергена, которой подошёл бы этот ботинок?! — старик пьяно ухмыльнулся, разговаривая уже по всей видимости с самим собою. — Правильно — нигде! Таких у нас в Бергентауне попросту нет, да и никогда и не было! Хотя… Если как следует подумать… — тут старик с глубоким философским видом задумался, пытаясь одновременно с этим упереться рукою в тротуар, чтобы окончательно не упасть набок. — Знавал я, пожалуй, одну девушку, которой этот ботиночек пришелся бы как раз впору… Какие же тогда у неё были маленькие ножки… Как раз ее размер…

Хрящ, в этот момент переступавший порог «Капитана Старфункеля», услышав слова старика, словно окаменел и, замерев на месте, тихо повернулся лицом к старому бергену, вперив в того горящие безумным огнём глаза.

— Что?.. Что ты сказал? — внезапно помертвевшими губами негромко проговорил зеленоволосый король, чувствуя, как мир, секунду назад казавшийся незыблемым, стремительно уходит у него из-под ног, оставляя в душе одну лишь звенящую, чёрную пустоту…

========== Глава-11 ==========

— Сказал? — старик с пьяным удивлением воззрился на короля. — А что я такого сказал, Ваше Величество?

Хрящ подошёл к старому бергену и, опустившись на корточки напротив него так, чтобы старику хорошо было видно его жёсткое мрачное лицо с горящими как угли злыми глазами, негромко, но внятно произнёс:

— Ты сказал, что видел девушку, которой пришёлся бы впору этот ботинок, который я держу в руках! Ты знаешь, кто она и где она сейчас?

— А, так вот вы о чём, король Хрящ, — старик пьяно рассмеялся. — Ну, конечно же, я её знаю и даже могу вам её показать! Здесь недалеко, всего полчаса спокойной ходьбы — и мы на месте! Она мне вроде как дочкой даже стала, вот уже как двадцать лет ухаживаю за её могилой, с того самого дня, как похоронил…

Хрящ медленно поднялся, не сводя со старика начавших наливаться лютой яростью глаз.

— Ты издеваться вздумал надо мною, старик?! — зеленоволосый король, чувствуя, как его начинает вновь захлёстывать запредельное чувство ненависти и злобы, с лязгом потянул из ножен меч. — Я предупреждал тебя, что моё терпение не безгранично, но ты либо умеешь плохо слушать, либо слишком пьян, что в твоём положении практически одно и тоже! Теперь прощайся со своею головой, старый пьяница!

Старый берген, увидев не на шутку разбушевавшегося короля, который самым настоящим образом собрался снести ему голову, вмиг протрезвел и, в ужасе выставив перед собою руки, взмолился:

— Не убивайте бедного старика, Ваше Величество, умоляю вас! Всё, что я сказал вам, истинная правда! Я действительно знал эту бедную девушку, она работала у вас служанкой во дворце, двадцать лет назад! Вы же наверное ещё помните тот невероятный случай, когда некая служанка выпустила на свободу троллей, предназначавшихся на Тролльдень, и за это была публично казнена на площади за государственную измену! Так вот, этой служанкой и была та самая девушка, о которой я вам говорил! Вспомните, Ваше Величество, прошу вас!

Король Хрящ медленно опустил меч. Вся безумная ярость, мгновение назад переполнявшая его, сразу куда-то схлынула, улетучилась, оставляя в душе лишь ощущение одной звенящей пустоты…

За все прошедшие годы он успел уже всё позабыть, но слова старика вновь разбудили в нём до поры дремавшие воспоминания, яркой вспышкой озаряя вставшую у него перед глазами давно забытую картину.

Яркий солнечный день. Огромная толпа народу, живым кольцом окружившая высокий помост со стоящей на нём оборванной, истерзанной палачом девушкой. Площадь содрогается от яростных криков толпы, но она их даже не замечает, она лишь смотрит на него, и в этом взгляде целый мир. Мир, в котором можно утонуть, раствориться без следа, настолько он глубок и выразителен, сколько в нём было тепла и нежности, что даже сейчас, вспомнив его, заставляет странно сжиматься сердце от неведомо откуда нахлынувших чувств. Даже в свои последние мгновения жизни она не переставала смотреть на него так, как будто хотела обнять его, прижать к себе и никогда больше не отпускать.

Как он мог забыть все это?..

Хрящ пошатнулся, и меч с глухим звоном выпал из его неожиданно ослабевших пальцев, тусклой металлической полосой оставшись лежать на пыльном тротуаре. Старый берген, с болью глядя на столь странно изменившегося короля, тихо продолжил:

— В тот день я и мой напарник должны были похоронить её тело на старом кладбище. Вы спрашивали, Ваше Величество, откуда я знаю девушку, которой пришёлся бы впору тот ботиночек, что находится у вас, так вот… Хоронили мы тогда её без гроба, напарник сказал, что преступникам он не полагается, и её тело было просто завернуто в кусок мешковины. Так получилось, что когда я нёс её на руках до могилы, края мешковины разошлись в стороны, и я мельком увидел её ножки… Так вот, Ваше Величество, они были как у ребёнка, такие маленькие, что я поначалу не мог поверить, что они принадлежат взрослой девушке-бергену… Я такие видел в первый, и, похоже, в последний раз в свой жизни… Этот ботиночек как раз пришёлся бы ей впору, будь она сейчас жива… — старик опустил голову и замолчал, но по немного трясущимся плечам было заметно, что он плачет.

Хряща словно ударили по голове тяжёлым молотом. Ноги ослабли, и он без сил опустился рядом со стариком, привалившись спиною к стене и тяжело хватая ртом куда-то внезапно исчезнувший воздух. Гвардейцы было бросились к нему, считая, что с королём случилось что-то плохое, но тот слабым жестом приказал оставаться тем на месте, невидящим взглядом смотря куда-то в пустоту. Мысли метались, словно загнанные звери в клетке, ужасная догадка, словно тисками сжимала сердце Хряща, заставляя в мучительной агонии искажаться обычно грубые и жестокие черты его лица.

Служанка — это Леди Блести Сверкай?! Не-ет… Этого не может быть… Бред! У его Леди были волшебные сверкающие волосы, так поразившие его при их первой встрече, и красивый костюм. Эта оборванная девчонка со смешными косичками никак на неё не походила, это не могла быть она! У них нет ничего общего!

Но… Этот ботинок… Ведь он сам примерял его стольким девушкам, и ни одной он не подошёл даже наполовину…

А этот старик утверждает, что той служанке он пришёлся бы как раз впору, а это может означать только одно, что эта девушка…

Не-ет! Не может быть! Это неправда, такого не бывает! Не может эта девчонка быть одновременно и служанкой, и его Леди Блести Сверкай, это невозможно! Или… Возможно?..

Гигантским усилием воли Хрящ стряхнул с себя минутную слабость, завладевшую им, и, поднявшись на ноги, мрачно спросил неподвижно сидевшего старика:

— Что ты ещё знаешь об этой истории, старик? Говори! Я хочу знать все подробности, всё, что тогда произошло в тот день!

Старый берген с внезапным страхом в глазах посмотрел на короля и невнятно промямлил:

— Ваше Величество… Я больше ничего не помню… Правда! Это было так давно, а моя память уже не та, что раньше… Простите меня, но я не знаю, что ещё вам сказать…

Хрящ, видя колебания старика, молча отстегнул кожаный кошелёк, висевший у него на поясе, и, присев, протянул его старому могильщику, почти с мольбою глядя на него.

— Возьми это, старик. Здесь золота столько, что хватит тебе безбедно прожить остатки твоей старости. Только прошу тебя… Расскажи мне всё! Я хочу знать, что тогда произошло в тот день! Я чувствую, что ты чего-то мне не договариваешь, но для меня очень важно это узнать! Пожалуйста, старик, не молчи… Расскажи мне всё, что знаешь, умоляю тебя!

Старик дрожащими руками взял тяжёлый кошелёк и, потрясённо глядя на короля, тихо проговорил:

— Да, Ваше Величество, вы правы. Я не всё вам рассказал, потому что очень боялся, но теперь это, наверное, уже не важно… — старый могильщик на этом моменте легко вздохнул, словно избавляясь от тяжёлого груза, и, решительно сверкнув глазами, продолжил: — В тот день произошло ещё кое-что. Мы с напарником уже почти заканчивали работу, как вдруг услышали шум подъезжающей брички. Когда мы подняли головы, чтобы посмотреть, что там произошло, мы увидели подходящую к нам госпожу Повариху, в руках у которой был какой-то небольшой свёрток. Мы с напарником тогда здорово испугались, увидев её, и не посмели ей мешать… Повариха бросила этот свёрток в могилу и приказала нам его закопать, я ещё помню те странные слова, которые она произнесла, бросая его в яму…

— И что это были за слова? — охрипшим голосом спросил Хрящ.

Старый берген задумчиво нахмурился, припоминая события двадцатилетней давности.

— Что-то вроде: «Держи, Тетёха, это, кажется, твоё!», — наконец проговорил он. — Она ещё тогда дико хохотала, словно происшедшее приносило ей несказанное удовольствие… Это всё, что я помню, Ваше Величество… — тихо закончил старик.

Хрящ мучительно заскрипел зубами, на некоторое время закрыв от нахлынувшей душевной боли глаза. Когда он вновь открыл их, в них уже не было ничего, кроме бескрайнего океана безумной тоски и ярости, целиком заполонивших их.

— Значит, говоришь, сверток там был у неё какой-то, да? — глухим от бешенства голосом проговорил Хрящ, глядя на сжавшегося от ужаса старика. — Ладно… В таком случае спросим у самой госпожи Поварихи, что она думает об этом. Надеюсь, она не будет возражать, — с жуткой ухмылкой добавил он, давая знак своим гвардейцам. Указав им на старого могильщика, король повернулся и мрачно зашагал в сторону дворца, попутно дав гвардейцам указания:

— Старика берём с собою. Он нам ещё пригодится. Обращайтесь с ним осторожно, чтобы ни один волос не упал с его головы!

Два закованных в чёрную сталь громилы козырнули и, подхватив с тротуара лёгкое тело старика, осторожно понесли его вслед за королём, не обращая внимания на его слабые причитания.

Хрящ молча шёл к замку, и его и без того жестокое лицо сейчас страшно искажала целая гамма чувств, бушующих в этот момент в душе.

«Ну, что же, госпожа Повариха, — с ненавистью думал зеленоволосый король. — Кажется, пришло время получить от вас ответы на кое-какие вопросы, и видит бог, я их получу! Даже если мне придётся для этого сварить тебя в твоём же собственном супе!»

На главной башне города медленно забили старинные часы, и старому могильщику, покорно висящему в железных лапах гвардейцев, вдруг на миг показалось, что это сама история бьёт в набат, накрывая весь город похоронным саваном…

========== Глава-12 ==========

Уже проходя главные ворота замка, король Хрящ вдруг внезапно остановился и, повернувшись к идущим сзади гвардейцам, подал им знак поставить старика на землю.

— Сам идти сможешь? — мрачно спросил король у старого бергена. Тот испуганно кивнул, и Хрящ, удовлетворённый ответом, поднял глаза на двух стальных громил, преданно смотрящих на него.

— Вам двоим задание: найти госпожу Повариху и немедленно доставить её в мой тронный зал. Глаз с неё не спускать! Охраняйте её и никуда не отпускайте, покуда я не вернусь! — строго приказал Хрящ гвардейцам, которые, почтительно отсалютовав, тотчас бросились исполнять приказ своего короля.

— Ты же, старик, пойдешь со мной! — зеленоволосый король слегка кивнул головой старому могильщику, приглашая того следовать за собою. — Составишь мне компанию. Прежде чем поговорить с нашей уважаемой Поварихой, хочу кое-что для себя выяснить, — с жёсткой улыбкой добавил Хрящ, глядя на семенящего рядом старого бергена, еле поспевавшего за широкими шагами короля. — Ну и ты, заодно, посмотришь, ты это как никто другой заслужил… Говоришь, двадцать лет ухаживаешь за её могилой? Скажи мне старик, почему ты это делал, ведь эта служанка тебе никто?

Старый могильщик при этих словах лишь неопределённо пожал плечами.

— Сам не знаю, Ваше Величество, — тихо ответил старик королю. — Наверное, это потому, что у меня никого нет, ни родни, ни детей, я одинок, и когда в тот день я увидел еЁ, у меня в душе словно что-то сломалось, словно я был виноват в чём-то перед ней… Поначалу, я ходил на её могилу чисто из чувства вины, которое сильно тяготило меня, а потом, это постепенно переросло в нечто большее. За все эти годы эта девушка словно дочкой мне стала, я часто прихожу и разговариваю с ней, и мне на душе сразу становится легче, словно она даже после смерти дарит мне своё тепло… Я не знаю, как ещё вам это объяснить, Ваше Величество, у меня просто больше нет слов… — голос старого бергена предательски дрогнул, и он замолчал, боясь снова разрыдаться на глазах у короля.

— Я понял тебя, старик… — в голосе Хряща вдруг неожиданно проскользнули так несвойственные ему тёплые нотки. — Ты молодец, и всё сделал правильно! Побольше бы таких, как ты, и, глядишь, может всё было бы совсем по-другому… — негромко добавил он, до боли стиснув кулаки в латных перчатках. — Но об этом уже поздно говорить.

Шагая по полутемным и мрачным коридорам старого замка, Хрящ всё время осматривался, словно ища чего-то, пока наконец его внимание не привлекли два старых солдата, стоявших на охране возле одной из дверей, ведущих в центральный тронный зал. Завидев короля, те тотчас вытянулись по струнке, отдав честь, и преданно уставившись на него, ожидая возможных приказаний. Несмотря на возраст, Хрящ узнал двух старых служак, это были два брата, Чет и Тод. Они начинали свою службу ещё при его отце и потому, могли знать то, что ему сейчас было нужно. Подойдя к ним, Хрящ как можно радушнее поздоровался с ними:

— Здорово, служивые! Как служба идёт? Всё хорошо?

— Здравия желаем, Ваше Величество! — радостно гаркнули те. — Служба отлично, всё хорошо!

— Ну вот и прекрасно, — угрюмо улыбнулся Хрящ. — Рад это слышать. И раз у вас всё так отлично, может расскажете мне, кто из вас лучше всего знает этот замок? — король вопросительно посмотрел на старых солдат. Те задумчиво переглянулись и в один голос одновременно сказали:

— Мы оба его очень хорошо знаем, Ваше Величество! Каждый закоулок, каждый коридор, каждая дверь, нам всё здесь известно!

— Отлично! — Хрящ довольно хлопнул обоих солдат по плечу. — Тогда у меня к вам ещё один вопрос. Кто из вас двоих знает, где была комната служанки, работающей здесь двадцать лет назад? Та, что была казнена за государственную измену, — мрачно добавил король, внезапно изменившимся жестким взглядом глядя на двух опешивших от этих слов солдат. — Тот, кто покажет мне её комнату, получит за это пять золотых монет! Ну, что скажете? — Хрящ показательно подкинул на ладони пять желтых кружочков, заманчиво сверкнувших в полутёмной мгле коридора.

Глаза у старых солдат при виде золота загорелись, и Тод, выступив вперёд, торопливо заговорил, алчно поглядывая на лежащие на ладони короля деньги.

— Я знаю, где находится её каморка, Ваше Величество! Вы ведь говорите о Тихоне? О той девчонке, испортившей всем праздник Тролльдень двадцать лет назад, да?

— Так её звали Тихоня… — тихо сказал Хрящ. — А ведь я даже не знал, как её зовут, когда казнил… — он с болью на миг закрыл глаза, усилием воли прогоняя вновь вспыхнувшую у него перед глазами давнюю картину. — Веди нас туда, солдат! И побыстрее! Я хочу увидеть, где она жила…

— Конечно, Ваше Величество! — Тод быстро зашагал по коридору, попутно оглядываясь на угрюмо шагавших вслед за ним короля со старым могильщиком. — Здесь недалеко, минут пять ходьбы!

Тод не обманул, и через пять минут все они действительно стояли у старой деревянной двери, крест-накрест заколоченной двумя широкими досками. При виде заколоченной двери старый берген удивлённо присвистнул, а Король Хрящ, нахмурившись, горящими глазами посмотрел на Тода, ожидая от того пояснения на это странное явление. Тот, съёжившись от пронизывающего взгляда короля, испуганно забормотал, оправдываясь и показывая рукою на дверь:

— Это не мы её заколотили, сэр! Это сделано по приказу госпожи Поварихи! Она так и стоит заколоченная с того самого дня казни, и никому не позволяется заходить туда! Поначалу мы все так и делали, потому как очень боялись гнева госпожи Поварихи, а потом, по прошествии годов, попросту забыли о ней. В этой комнате так никто и не живёт вот уже двадцать лет, Ваше Величество…

— Ясно! — жёстким, не предвещающим ничего хорошего голосом проговорил Хрящ. — Значит, это госпожа Повариха приказала её заколотить. Интересно…

— Что прикажете делать, Ваше Величество? — Тод вопросительно смотрел на короля, ожидая указаний.

— Ломайте! — угрюмо приказал Хрящ.

Тод кивнул и, разбежавшись, как следует двинул по двери всем корпусом. Дверь жалобно скрипнула, доски, закрывающие её крест-накрест треснули, с потолка посыпалась труха. Тод повторил свой манёвр, и на этот раз старая деревянная дверь не выдержала, с глухим треском ломаясь и проваливаясь внутрь открывшейся перед всеми тёмной комнаты, порога которой никто не переступал вот уже двадцать лет. Хрящ, войдя в неё, нащупал на стене выключатель и щёлкнул кнопкой, озаряя маленькую каморку тусклым жёлтым светом.

То, что в ней давно уже никто не жил, подтверждал толстый слой пыли, серым налётом лежавший буквально на всём, что было в комнате. Всё убранство маленькой каморки состояло из небольшого шкафчика со стоящей в нём немногочисленной посудой; старого деревянного столика; одного стула и небольшой кроватки, аккуратно застеленной. В углу стояла плита с одной конфоркой и стоящим на ней старым жестяным чайником. Другой угол маленькой каморки занимала целая груда немытой посуды, горой возвышавшейся над всем остальным, и, очевидно, лежащей здесь уже очень давно.

Тод и старый могильщик стояли возле сломанной двери, удивлённо поглядывая на небогатое убранство маленькой комнаты, покуда Хрящ потерянно бродил по ней, словно ища в ней чего-то. Внезапно, внимание короля привлекла небольшая ширма из розовой ткани, висевшая на стене над изголовьем кровати. Словно по какому-то наитию он подошёл к ней и, осторожно раздвинув одну из створок, поражённо замер при виде того, что открылось его взору. Ещё не веря свои глазам, Хрящ отодвинул и вторую створку, полностью показывая остолбеневшим от увиденного Тоду и старику спрятанную за ширмой картину.

А там было на что посмотреть. Вся стена была буквально покрыта разнообразными вырезками из старых газет и модных журналов, показывающих знаменитых бергенов прошлого: то пловцов, то спортсменов, то известных звёзд, которых объединяло только одно. У всех них вместо голов были вклеены изображения его, короля Хряща в молодости, и этой служанки, создавая этим самые невероятные сочетания, от которых на лице невольно, сама собой появлялась улыбка, а на душе становилось тепло, словно её коснулись ласковые лучи солнца.

Хрящ, сам того не замечая, с нежностью смотрел на почти по-детски наивно сделанную композицию, изображавшую свадьбу каких-то звёзд, где мускулистый, атлетически сложенный берген обнимал стройную девушку в белом свадебном платье. Вместо голов у звёзд были не очень аккуратно вклеены изображения его, Хряща в молодости, и этой молоденькой служанки, где они оба задорно улыбались друг другу, словно действительно два влюблённых молодожёна. От этой неприкрытой детской наивности, на вечно угрюмом лице короля внезапно появилась слабая улыбка, лишь отдалённо напоминающая ту, что была на старых фотографиях.

«А что, у меня и вправду такая милая улыбка?» — внезапно всплыла в памяти его собственная фраза, сказанная ей тогда, на свидании в «Капитане Старфункеле».

«Да! — её глаза сияли, глядя на него. — Правда!»

Хрящ почувствовал, как маленькая слезинка невольно выкатилась из глаза, его жгли эти воспоминания, и он заскрежетал зубами, пытаясь прогнать их из головы.

— Эта девушка была, похоже, по уши в вас влюблена, Ваше Величество, — тихо проговорил старый могильщик, подойдя к королю. — Вы только взгляните на эти фотографии. На них же только вы…

— Я вижу, старик, — тяжело дыша, мрачно ответил Хрящ. — Не нужно мне об этом говорить, я не слепой…

Старый берген потерянно замолчал, не зная, что больше сказать королю. Хрящ, какое-то время ещё невидящими глазами смотрел на усеянную картинками стену старой каморки, словно пытаясь запомнить всё, что там увидел. После, вздрогнув, словно очнувшись от какого-то тяжелого сна, он медленно повернулся и подошёл к всё ещё стоявшему у сломанных дверей Тоду.

— Держи! — он бросил старому солдату пять золотых кружков, которые тот ловко подхватил и сноровисто засунул в карман форменного кителя. — Заслужил! А теперь, шагом марш на службу, солдат!

Тод не заставил повторять дважды и, отдав королю честь, умчался на свой пост, громко топоча по коридору кованными сапогами.

— Ну, а мы с тобою, старик, сейчас пойдём в мой тронный зал! — лицо Хряща при этих словах исказила жестокая ухмылка, превратив торчащие изо рта белые зубы в хищный оскал. — Там нас уже ждёт кое-кто. Тот, кто сегодня даст мне все ответы на все интересующие меня вопросы! Пошли! Время не ждёт!

Старый могильщик засеменил вслед за быстро идущим королем, еле поспевая за его широким шагом. Чудовищный механизм истории, запущенный двадцать лет назад, подходил к своему завершающему этапу, и старик всеми струнами души сейчас ощущал его неумолимый завершающий ход, который заставлял его сердце вновь сжиматься от неизведанного, но такого знакомого чувства ужаса, который владел им с того самого момента, как он бросил последний ком земли на могилу той девушки…

========== Глава-13 ==========

Тронный зал дворца был так же мрачен, как и его коридоры, разве что света здесь было чуть побольше. Он бледным, жёлтым туманом спускался от большой железной люстры, на длинных чёрных цепях висящей под потолком.

Когда-то здесь было светло и даже красиво из-за множества ярких предметов, служивших украшениями и предметами быта, а теперь, всю обстановку зала составлял лишь старый полинявший трон, стоявший в центре возле главной стены, и такой же старой, обшарпанной картины, на которой был изображен король Хрящ-старший, с сидевшим у него на коленях еще маленьким Хрящем, которому на тот момент было всего лишь пять лет.

Повариха, заметно нервничая, стояла возле трона под охраной двух громадных гвардейцев, которые, словно статуи, замерли по обе стороны старухи, не сводя с неё пристальных взглядов. Когда в зал вошел Хрящ в сопровождении старого могильщика, Повариха, увидев короля, в приступе охватившего её дикого ужаса упала на колени, с мольбою сложив руки на груди и истерично вопя:

— Пощадите, Ваше Величество! Ваша верная Повариха ещё не смогла найти для вас троллей, но обещаю вам, они у вас будут! Умоляю вас, не убивайте бедную старуху, верою и правдою служившую вам! Я найду! Найду их вам, только пощадите!

Хрящ, не говоря ни слова, мрачной железной тенью прошёлся до трона и, с лязгом усевшись на него, с каким-то странным выражением уставился на старуху, одною рукою упершись в подбородок, а другою ласково поглаживая рукоять висевшего у него на поясе меча. Старый могильщик, уже порядком измотавшись за весь день, с молчаливого согласия короля уселся на крайнюю ступеньку его трона и, с наслаждением вытянув гудящие от ходьбы ноги, принялся с интересом наблюдать за всем происходящим.

Повариха, поняв, что короля совершенно не интересуют тролли, и всем своим нутром ощущая какое-то новое, необычное настроение Хряща, испуганно замолчала, и в тронном зале воцарилась полная тишина, лишь изредка нарушаемая негромкими всхлипами старухи.

Зеленоволосый король, всё так же опершись рукою о подбородок, продолжал молча сверлить Повариху взглядом недобро горевших в полумраке глаз, пока наконец он негромким, но пронизывающим до самых костей мрачным голосом не произнес:

— Скажи мне. Почему? Почему ты так хотела смерти той девчонки? Что в ней было такого, что ты из кожи вон лезла, чтобы убить её? Ответь мне, Повариха. Я жду.

— Девчонки? Какой девчонки?! — старуха испуганно захлопала глазами, непонимающе глядя на короля. — Я не понимаю вас, Ваше Величество, о ком вы говорите?..

— Я говорю о той служанке, которую я казнил двадцать лет назад, — так же негромко, но с интонациями, от которых у Поварихи на голове зашевелились от пронзившего её ужаса волосы, ответил Хрящ. — Её звали Тихоня, ты должна её помнить, ведь это ты тогда так настаивала на её казни. Вспомнила?! — голос короля чуть задрожал от переполнявшей его ненависти.

— Ти… Тихоня… — старуха страшно побледнела, едва Хрящ произнес это имя, и от короля не укрылось, как затряслись в этот момент её руки. — Д-да… Ко… конечно, я помню её, Ва… Ваше В-в… величество… — Повариха стал заикаться, словно ей с трудом давались эти слова. — Но… но почему вы сейчас спрашиваете меня об этом? Вы же сами прекрасно знаете эту историю, она была казнена за государственную измену! Я вовсе не желала смерти той бедной служанке, Ваше Величество, но её вина была такой, что иного наказания для неё просто не было! Вы же сами подписали тот указ, разве вы забыли?!

— Нет, Повариха, — медленно произнёс Хрящ, с жуткой, холодной яростью смотря на трясущуюся от страха старуху. — Я этого не забыл… Это ты тогда, воспользовавшись моею молодостью, неопытностью и малодушием, заставила меня совершить тот страшный поступок, о котором я до сих пор жалею! Неужели вина той девушки была действительно настолько ужасна, что требовала из наказания одну лишь только смертную казнь? Почему ты так хотела её смерти, старуха?! Чем тебя так напугала та оборванная девчонка? Чего ты так боялась в ней, что незамедлительно решила её убить, причём сделав это моими руками! Отвечай!

— Я не понимаю, чего вы от меня хотите, король Хрящ! — завизжала старуха, судорожно елозя коленями по холодному каменному полу. — Вы же сами приняли это решение о казни, я лишь пыталась сохранить вам вашу корону и трон! Я никогда не хотела ничьей смерти, я всего лишь ваша верная Повариха, заботящаяся о вас, Ваше Величество!

— Значит вот как, — Хрящ медленно поднялся с трона и, подойдя к замершей от страха старухе, присел рядом, внимательно смотря на неё горящими глазами. — Ладно, хорошо. Не хочешь отвечать на этот вопрос… Тогда, может быть, расскажешь мне, что было в том свёртке, что ты бросила в тот день в её могилу?

Повариха замерла, оцепенев, словно её пригвоздили к месту, с раскрытым от страха ртом смотря на нависшего над нею железною громадою короля. Хрящ молча, словно на какое-то гадкое насекомое, изучающе смотрел на неё, с мрачным терпением ожидая ответа.

— Свёрток… — наконец смогла промямлить старуха, стараясь унять предательскую дрожь в голосе. — Там ничего не было, Ваше Величество… Так… Ничего особенного… Просто несколько личных вещей, которые я положила в её могилу в память о ней…

— В память о ней?! — лицо Хряща исказила злобная гримаса. — С каких это пор ты стала такой заботливой, Повариха? Сначала ты всеми силами стараешься убедить меня в необходимости её казни, а потом, из-за заботы, бросаешь в её могилу какие-то вещи? Ты сама не находишь это немного странным, старуха? Что это были за вещи, которые ты туда бросила?!

— Я уже этого не помню, сир! — жалобно запричитала Повариха. — Это было так давно, что я уже забыла, что было в том свёртке!

— Не смей мне лгать, старая ведьма! — в ярости взревел Хрящ, с такою силою ударив рукою в стальной перчатке о каменный пол, что под нею образовалась вмятина. Вскочив на ноги, он, словно тёмная башня, навис над визжащей старухой, с ненавистью сжимая кулаки.

— Что?! Что было в том свёртке?! Отвечай, старая гадина, или, клянусь, я размозжу твою уродливую голову об этот пол!

— Я не помню! — старуха, воя от страха, пыталась отползти на дрожащих руках от рассвирепевшего короля. — Я ничего не знаю, пожалуйста, пощадите меня, Ваше Величество, прошу вас!

— Значит, говоришь, ничего не помнишь. Ну, ладно… Хорошо… — Хрящ с жуткой улыбкой, не мигая, уставился на Повариху. — Не переживай так, старая ведьма, я помогу тебе всё вспомнить, не сомневайся!

Он обернулся к одному из стоящих рядом гвардейцев.

— Приведите сюда Губерта, — мрачно приказал Хрящ. — И пускай захватит с собою свои инструменты! — со злобной усмешкой добавил зеленоволосый король, глядя на сразу побледневшую от этих слов Повариху. — Они ему сегодня явно понадобятся!

Губерта, личного королевского палача, пришедшего на смену старого, знал весь Бергентаун.

Полный психопат и садист, он не понаслышке снискал себе дурную славу самого жестокого палача, которого когда-либо знавал этот город. Его именем мамы пугали непослушных детей, и Повариха, как никто, знала, на что был способен этот свирепый берген, окажись она у него в застенках. И, почти теряя разум от полностью завладевшего ею запредельного чувства ужаса и страха, старая Повариха, визжа и захлёбываясь, рассказала королю всё.

Она рассказала ему, как нашла в комнатке у Тихони костюм Леди Блести Сверкай, как она его спрятала от посторонних глаз. Как они со старым палачом силой опоили девушку снадобьем, от которого та потеряла голос. Как она, после казни, похоронила свёрток с костюмом Леди вместе с нею, и многое, многое другое.

Хрящ оцепенело стоял и молча слушал эти признания старухи, безвольно опустив голову и застывшим взглядом смотря в каменный пол, и только по его неестественно сжатым до хруста кулакам было понятно, какие чувства сейчас бушуют в его душе.

— Я всё это сделала только ради вас, Ваше Величество! — брызгая слюной, визжала Повариха, подползая на коленях к королю и пытаясь обнять его колени. — Вы бы потеряли всё! Корону, трон и, возможно, жизнь! Я всегда всё делала только для вас и ради вас!

— Ради меня… — прошептал Хрящ, медленно поднимая голову и полным безграничной ненависти взглядом впиваясь в старуху.

— Так значит, ради меня ты лишила меня надежды? Ради меня ты заставила жить все эти годы, полные невыносимой боли и тоски? Ради меня ты превратила меня в чудовище и убийцу, у которого руки по локоть в крови? И ради меня ты убила единственное существо в этом мире, которое я любил? Всё это ты сделала ради меня?! — взревел Хрящ, выхватывая из ножен меч и занося его над головой Поварихи. — Ах ты старая мразь! — король, ревя от бешенства, молниеносным движением опустил меч на голову вопящей от ужаса старухи, пытающейся руками загородиться от несущейся на неё стальной смерти. Резко просвистев, меч остановился буквально в нескольких миллиметрах от головы Поварихи, так и не завершив своего смертельного круга, и Хрящ, тяжело дыша, медленно вложил его обратно в ножны.

— Не-ет…. — Хрящ мрачно смотрел на рыдающую на полу старуху. — Я не убью тебя так… Это будет слишком для тебя просто, а я не хочу давать тебе такой милости… Стража!

Гвардейцы вытянулись по струнке, преданно пожирая глазами своего короля. Хрящ кивком головы показал на всё ещё воющую Повариху.

— Уведите её в камеру и бросьте там! И немедленно арестуйте старого палача, того, что помогал ей! Бросьте его туда же, я позже решу, что с ними делать!

Гвардейцы, мрачно сверкнув глазами, молча отдали честь и, подхватив с пола визжащую старуху, жестоко поволокли её в сторону двери, безжалостно обдирая о торчащие каменные плиты. В коридоре всё ещё раздавались её вопли, когда в тронный зал вошёл генерал Зулу, с тревогой смотря на короля.

— Что случилось, Ваше Величество? — взволнованно спросил он Хряща. — Я услышал сильный шум, исходящий из тронного зала, и сразу же поспешил сюда! С вами все в порядке?

— А, генерал Зулу! — Хрящ оскалил белые зубы в жутком подобии улыбки. — Вы вовремя пришли! Пойдёте сейчас со мною, будете свидетелем преступления, совершённого против короны и короля! А так же… — тут зеленоволосый король одарил генерала таким взглядом, что у того невольно волосы зашевелились на голове от страха. — Заодно поприсутствуете и на их сегодняшней казни!

— Слушаюсь, Ваше Величество! — поклонился генерал, не смея перечить королю.

— Ну, а ты, старик… — Хрящ обратил свой взор на всё ещё неподвижно сидевшего на ступенях трона старого могильщика. — Поднимайся. Покажешь мне сейчас её могилу, где она похоронена… — король на миг с болью прикрыл глаза. — Я хочу увидеть её. И вот что ещё, — Хрящ при этих словах жёстко посмотрел на старого бергена. — Возьмёшь с собою лопату! Она нам сегодня понадобится. Как бы не было страшно это делать, но я должен узнать для себя последний ответ на последний интересующий меня вопрос…

— Как прикажете, король Хрящ, — тихо ответил старый могильщик, обречённо чувствуя, как чёрная беспросветная мгла вновь сдавливает его сердце, окутывая душу тёмным, могильным холодом…

========== Глава-14 ==========

На старом бергентаунском кладбище было как всегда тихо и только негромкий звук шагов небольшой процессии бергенов нарушал сегодня его извечную тишину и покой. Впереди устало семенил старый могильщик, сзади него тяжело шагали король Хрящ и генерал Зулу, замыкали же процессию два гвардейца, то и дело внимательно озирающиеся по сторонам. Идти до места, где была похоронена служанка, вопреки ожиданиям, оказалось не так уж и близко. Её могила была расположена почти на самой окраине кладбища, и все шедшие уже успели порядком запыхаться в своём громоздком военном снаряжении. Один лишь Хрящ, казалось, не высказывал ни малейших признаков усталости, с мрачной решимостью вышагивая вслед за старым бергеном.

— Ну всё, Ваше Величество, — старый могильщик наконец остановился и, устало вытирая взмокший от долгой ходьбы лоб, указал рукою на виднеющуюся невдалеке маленькую могилку. — Пришли. Вот она. Здесь я её и похоронил тогда, двадцать лет тому назад…

Когда все подошли поближе, их глазам предстал небольшой, ухоженный холмик, со стоящим простым надгробием в виде креста, выполненного из обычного камня. Вокруг могилы были заботливо разбиты несколько маленьких клумб, в каждой из которых росли красивые, яркие цветы, источающие вокруг себя душистый сладковатый аромат.

— Это я посадил эти цветы, — негромко проговорил могильщик, обращаясь к королю, заметив, как тот изумлённо смотрел на них. — Не спрашивайте почему, Ваше Величество…

— И всё же, я спрошу, — так же негромко ответил Хрящ, неподвижно замерев у изголовья могилы. — Почему?

Старый берген слабо улыбнулся.

— Это сложно объяснить, король Хрящ, — могильщик подошёл к холмику и, опустившись возле него на колени, поднял начавшие увлажняться глаза на короля. — Просто… Просто я знаю, что ей бы понравились эти цветы…

Старик ласково провёл ладонью по мягкой земле.

— Ну здравствуй, дочка, — тихо сказал он. — Прости, что припозднился… А у нас сегодня гости! Смотри, сколько народу пришло на тебя посмотреть! И среди них есть тот, кого ты наверняка очень хорошо знаешь. Тебе сейчас, наверное, не терпится его увидеть. Понимаю! Он тоже, представляешь, искал тебя целых двадцать лет, и вот… Вы, наконец, встретились… Вам, наверное, сейчас очень хочется побыть вдвоём… Что же… — старый могильщик тяжело вздохнул. — Не буду вам мешать.

Старик, с трудом поднявшись на ноги, поплёлся в сторону и, сев невдалеке прямо на земле, устало привалился о старый покосившийся ствол дерева. Король, до этого молча стоявший возле могилы, словно очнулся от тяжёлого сна и, медленно опустившись на железные колени, так же ласково, как и старик, провёл рукою по тёплому холмику, с затаённой болью в глазах смотря, как сухие комочки земли легонько проскальзывают сквозь его пальцы, с тихим шуршанием падая вниз.

— Здравствуй, Тихоня… — Хрящ с трудом, словно ему было очень больно, произнёс эти простые слова, стараясь при этом унять неизвестно откуда появившуюся в его голосе дрожь. — Ну вот и встретились… — король на мгновение замолчал, до боли сжав кулаки, а потом тихо продолжил, скорбно закрыв глаза и низко опустив на грудь голову. Длинные волосы густою зелёною копною полностью закрыли всё его лицо, скрывая от молча стоявших рядом бергенов всю ту бурю чувств, которая сейчас бушевала в нём.

— Пускай, даже спустя столько времени, но я всё равно увидел тебя… А ведь я до сегодняшнего дня даже не знал твоего имени… Маленькая служанка, с большим любящим сердцем. Ты всегда была готова пожертвовать им ради других, не прося ничего взамен, а я никогда даже не замечал тебя… Ты всегда была для меня серой тенью, о которой можно забыть и не вспоминать, ведь что для короля значит какая-то жалкая прислуга… Как же я тогда ошибался! Разве мог я тогда представить, что смогу так полюбить! Ты была единственной из всех, что смогла подарить мне то чувство, которое я не могу до сих пор забыть, ты единственная стала для меня той, ради которой стоит жить на этом свете… И ты единственная, которую я искал целых двадцать лет, и все эти годы я не переставал верить, что найду тебя… И вот я, наконец, нашёл… Я нашёл тебя, моя маленькая служанка, моя прекрасная Леди Блести Сверкай… Я знаю, что мне нет прощения, но я всё равно буду молить тебя… Прости, прости меня за всё! Прости за то, что не понял… Прости за то, что не замечал… Прости за то, что не уберёг… Прости за то, что предал!

Хрящ, гремя доспехами, медленно поднялся с колен и, подняв голову, мрачно, горящими глазами посмотрел на одного из гвардейцев, державшего в руках небольшую стальную лопату, предназначавшуюся для рытья земли.

— Дай мне лопату! — приказал он гвардейцу. Тот немедля подчинился, и король, взяв её в руки, замер над могилой девушки. Его жёсткое лицо мучительно исказилось, словно то, что он сейчас собирался сделать, причиняло ему невыносимую боль.

— Прости меня, любимая, — с болью прошептал Хрящ, — но я должен это сделать. Я должен получить последний ответ… Я знаю, я чудовище! Я тварь! Но, прошу тебя, потерпи, моё солнышко, потерпи в последний раз… Я всё потом исправлю, всё, клянусь тебе!

Король, покрепче сжав лопату в руках, с мрачной решимостью вонзил её остро заточенное стальное жало в мягкую, податливую землю могильного холмика, и принялся молча копать. Яма становилась всё глубже и глубже, и всё ближе и ближе был король к ответу на не перестающий мучить его вопрос. Старый могильщик, догадавшись, что ищет Хрящ, с немым ужасом наблюдал эту скорбную картину, безвольно привалившись к поваленному стволу дерева. Когда яма стала уже довольно большой, король, отшвырнув в сторону лопату, принялся яростно грести землю руками, очевидно боясь повредить то, что так отчаянно искал. Он остервенело рыл, тяжело дыша и обламывая о уже идущую жёсткую землю когти на руках, совершенно не замечая ни идущей крови, ни боли в ободранных пальцах, ни оцепеневших от шока спутников, со страхом смотрящих на него.

То, что его поиски наконец увенчались успехом, Хрящ понял сразу, едва его окровавленные пальцы вместо жёстких комьев земли наткнулись на что-то мягкое, податливое, заставив короля тут же застыть на месте от нахлынувших на него чувств. Он осторожно разрыл землю вокруг найденного предмета и, взяв на руки какой-то чёрный бесформенный комок, вылез с ним наружу, с трудом перевалившись в своих тяжеленных доспехах через край вырытой им ямы. Предметом оказался донельзя грязный и сгнивший свёрток из какой-то плотной ткани, покрытый комьями сырой земли и кусками зелёной плесени.

Хрящ, стоя на коленях возле свёртка, неподвижным взглядом смотрел на него, словно боясь открыть, словно то, что он там увидит, пугало его больше всего на свете. Наконец, решившись, он осторожно развернул гнилые края свёртка в стороны, и мучительный стон вырвался у него из груди, едва ему открылось его содержимое. Король широко распахнутыми глазами, из которых на землю иногда капали скупые мужские слёзы, смотрел на лежащие на покрытой пятнами плесени ткани полуистлевшие остатки некогда красивого цветастого комбинезона, цвет и очертания которого были ему так хорошо знакомы…

Здесь же лежал местами сгнивший, свернувшийся в неопределённое нечто, кусок длинной кожи, некогда бывший белым ремешком с позолоченной пряжкой, но, самое главное, здесь был он …

Хрящ дрожащими руками, словно это было какое-то сокровище, взял в руки почерневший от времени, покрытый, ещё кое-где сохранившейся, поблекшей от сырости жёлтой краской, маленький женский ботинок для катания на роликах, с мёртвыми ржавыми колёсиками, покрытыми толстой коркой сгнившего металла…

Да… Это был он. Тот самый ботинок, который тогда был на её ноге, когда она так внезапно сбежала с их свидания… Он узнал бы его из миллиона, узнал бы даже с закрытыми глазами, даже будучи слепым! Просто держа его в руках, он всё равно узнал бы его…

Он получил ответ на свой последний вопрос, и отныне, в его сердце не осталось места даже надежде…

Она умерла вместе с этим маленьким ботинком, вынутым из её могилы…

Он убил её… Убил свою Леди своими собственными руками, подписав тогда тот указ о смертном приговоре… Так вот почему она тогда так на него смотрела. Она не переставала любить и верить в него, даже перед своими последними мгновениями жизни. Она уже тогда простила его за всё, потому что любила его больше жизни… А он предал её, предал, как последняя тварь, думая в тот момент только лишь о своей жизни и короне! Если бы он тогда отменил эту казнь, если бы не проявил малодушие, всё было бы сейчас совсем по-другому, и она была бы жива…

По жёстокому лицу короля градом покатились слезы и, не в силах больше сдерживать рвущуюся из него наружу запредельную тоску и боль, словно в чёрный омут затягивающую его с головой, он завыл… Он выл страшно, по-звериному, раскачиваясь от рвущей его на части страшной душевной боли, словно в этом крике пытаясь избавиться от неё, слово стараясь сбросить оковы, тянущие его ко дну. Но избавления не было… И Хрящ знал, что ничто уже в этом мире не принесет ему избавления от пожирающей его изнутри смертной тоски и отчаянья, ничто уже не избавит его от душевных мук и боли, ничто уже и никогда не сможет заполнить ту чёрную пустоту, леденящим холодом выедающую его душу… И, зная это, он выл, выл жутко, прижимая к себе, словно живое существо, маленький женский ботинок, и этот страшный крик эхом отдавался на старом кладбище, нарушая его многолетний покой.

Генерал Зулу, гвардейцы и старый могильщик оцепенело стояли на месте, боясь даже пошевелиться и не зная, что им делать, когда жуткий вой, исходящий от короля, вдруг внезапно стих и на поляне, с разрытой могилой девушки, воцарилась звенящая тишина. Хрящ всё так же стоял на коленях, низко опустив голову и продолжая прижимать к себе чёрный полусгнивший маленький ботинок, абсолютно не подавая никаких признаков жизни. Когда встревоженный генерал всё же сделал шаг по направлению к королю, чтобы узнать, в чём дело, Хрящ внезапно ожил и, медленно поднявшись с колен, поднял голову.

Зулу, только намеревавшийся спросить Хряща, не нужна ли ему помощь, взглянув в открытые глаза короля почувствовал, как волосы вдруг встали дыбом у него на голове, а под ложечкой неприятно засосало, и он так и остался стоять на месте с полуоткрытым ртом, не смея даже пошевелиться. В глазах того, кого они некогда называли королём Хрящом больше уже не было ничего от него прежнего… В них двумя лютыми огнями полыхало одно лишь безумие, чёрными бездонными озерами неподвижно глядящих на оцепеневших от страха бергенов.

— Старик, — Хрящ слегка повернул голову по направлению к старому могильщику, всё ещё продолжавшего сидеть возле поваленного дерева. Тот вздрогнул, полными ужаса глазами смотря на изменившегося короля. — Возьми лопату и приведи всё здесь в порядок, — безжизненным голосом продолжил Хрящ. — Сделай так, как всё было прежде, и быстро. Ты меня понял?

— Да. Конечно, Ваше Величество! — старый берген торопливо вскочил со своего места и, схватив лопату, начал закапывать яму обратно. — Не беспокойтесь, я всё сделаю так, как надо!

— Генерал Зулу! — Хрящ вперил свои чёрные глаза на неподвижно стоящего генерала, тем самым заставив его встрепенуться и вытянуться по струнке. — Идите и немедленно начинайте подготовку к завтрашнему походу всю нашу армию! Выступаем на рассвете! Хочу нанести дружеский визит в соседнее королевство, к нашим прекрасным соседям, что так любезно отказали мне в моей последней просьбе поделиться со мною троллями! — король зловеще улыбнулся. — Надеюсь, в этот раз они окажутся более сговорчивыми! Ну, а если нет… — лицо короля в этот момент страшно исказилось. — В таком случае, я заставлю заплатить их своими жалкими жизнями за всю их ложь и вероломство передо мною…

— Но…. Ваше Величество! — Зулу в ужасе смотрел на зеленоволосого короля, до конца ещё не веря в то, что услышали сейчас его уши. — Это же война! Даже если представить, что у них и в самом деле есть тролли, они никогда не поделятся с нами! Прошу вас, одумайтесь! Не делайте этого, ведь должен же быть другой путь решения этого конфликта!

— Генерал Зулу, — в мёртвых пустых глазах Хряща начали загораться недобрые огоньки, и он неторопливым шагом подошёл к замершему от неожиданности генералу, попутно незаметно кладя руку на рукоять меча. — Я, кажется, отдал вам приказ! — почти незаметным, натренированным движением король молниеносно выхватил меч из ножен и остро отточенная сталь задрожала возле самого горла генерала, слегка надрезав ему при этом кожу. Тоненькая струйка крови медленно потекла из-под клинка, орошая зелёную траву красными цветами.

— Вы смеете оспаривать мои приказы, генерал? — ледяным тоном процедил Хрящ, держа меч на вытянутой руке, готовый в любой момент пустить его в ход. — Тогда, может, мне стоит заменить вас на более послушного воина, на того, кто будет их выполнять, а не оспаривать?

— Нет, Ваше Величество, не стоит… — Зулу, побледнев и слегка дрожа, неподвижно стоял возле короля, полными страха глазами не отрываясь смотря на тонкую полоску стали, торчащую возле его горла. — Я понял… Прошу вас, не убивайте меня! Больше такого не повторится, я вам обещаю! Ваша армия будет готова к рассвету, я лично за всем этим прослежу!

— Ну вот и славно, генерал! — Хрящ, белозубо улыбнувшись, с лязгом вогнал меч обратно в ножны. — Тогда, раз вы всё так прекрасно поняли, не смею вас больше задерживать. Идите и исполняйте данный вам приказ!

Зулу, отдав честь, повернулся и почти бегом кинулся исполнять приказ короля, попутно прижимая вынутый из кармана платок к всё ещё кровоточащему горлу. Проводив его мрачным взглядом, Хрящ вопросительно обратился к копающемуся в земле старику:

— Успеешь за час привести здесь всё в порядок?

— Да, Ваше Величество! — старый могильщик кивнул головой. — Успею! Вы же знаете, я свою дочку так не брошу… Всё будет готово, не сомневайтесь.

— Ты молодец, старик, — король одарил старого бергена одобрительным взглядом. — Делай свою работу. Я через некоторое время ещё приду сюда. Хочу проститься с ней. Так что…

— Я понял вас, король Хрящ… — могильщик, на мгновение прервав свою работу, внимательно посмотрел на короля. — Вы идите, Ваше Величество. Я всё сделаю так, как надо…

Хрящ мрачно кивнул в ответ и, захватив с собою двух гвардейцев, направился в сторону городской тюрьмы, туда, где сейчас ждали своей участи два сегодняшних узника. Король уже знал, какое наказание он приготовит Поварихе и бывшему палачу, но это совсем не радовало Хряща. Он знал, что его маленькая служанка никогда бы не позволила ему сделать то, что он приготовил для её убийц, но иначе поступить он не мог. В отличии от неё, Хрящ не был святым и он очень хорошо знал одно правило, которое неплохо усвоил за все эти двадцать лет: никогда не проявляй милосердие к тем, кто этого не заслуживает…

========== Глава-15 ==========

Старая обшарпанная повозка, надсадно скрипя растрескавшимися колёсами остановилась, и из неё сноровисто выпрыгнули два дюжих гвардейца, попутно отдавая честь стоявшему невдалеке королю Хрящу. Тот с мрачным лицом наблюдал, как те, немного повозившись с ржавыми замками, откинули в сторону один из бортов телеги и грубо выволокли оттуда на землю два стонущих тела, в которых нетрудно было опознать бывшего королевского палача и госпожу Повариху. Оба были связаны и жестоко избиты, особенно это было видно по палачу, всё лицо которого представляло собой один сплошной кровоподтёк. Взяв под руки плачущую навзрыд Повариху, гвардейцы бесцеремонно проволокли её по жесткой каменистой земле пустыря, совершенно не обращая внимания на её крики боли и, бросив возле ног неподвижно стоящего Хряща, тут же вернулись обратно за палачом, проделав с ним ту же самую операцию.

Пленники с ужасом смотрели на огромную, вырытую совсем недавно яму и стоящие рядом с нею два новеньких крепких гроба, ещё источающие вокруг себя запах свежеструганного дерева. Но ещё больше, чем зловещий вид ямы, их пугало неподвижное, словно вырезанное из камня лицо короля, с совершенно пустыми, жуткими глазами, с чёрными бездонными озёрами вместо зрачков. И эти мёртвые озёра сейчас прожигали их такою волною ледяной ненависти и жаждой смерти, что Повариха, первой не выдержав этого взгляда, истошно завизжала, извиваясь и дёргаясь всем телом в попытке встать на колени:

— Пощадите, Ваше Величество! Умоляю! Я всё сделаю, что вы только не пожелаете, только не убивайте!

Хрящ с ненавистью смотрел на неё, и в его холодных черных зрачках не было даже намёка на жалость или сострадание к старухе, словно перед ним было не живое разумное существо, а какое-то мерзкое насекомое, которое только и достойно того, чтобы раздавить его сапогом.

— Пощадить… — негромко ответил старухе зеленоволосый король. — Так значит, ты просишь у меня пощады… — лицо Хряща при этом мучительно исказилось, словно его что-то жгло изнутри. — А ты пощадила её тогда, когда моими руками вела на эшафот под топор палача? Была ли в твоём сердце хоть одна капля сострадания, когда её мертвое тело везли с казни на кладбище? Испытывала ли ты хоть какую-то жалость, когда составляла указ о её смерти? Скажи мне, старуха, — король неподвижным взглядом смотрел на воющую от страха Повариху.

— Молчишь… — Хрящ на мгновение с болью опустил глаза, а затем, подняв их, вновь с мрачной жестокостью посмотрел на старуху. — Тогда и от меня не жди пощады! Мне ничего уже больше не нужно от тебя, Повариха! — с ненавистью в голосе проговорил король. — Ничего… Кроме мести!

Повариха, услышав эти слова, принялась ещё громче вопить и плакать, словно гигантская жирная гусеница елозя всем телом по пыльной каменистой земле. Палач лежал молча, и лишь по его подрагивающему время от времени телу можно было догадаться, как ему сейчас было страшно и неуютно.

Король Хрящ подал знак гвардейцам, кивком головы указав на два лежащих связанных тела.

— Тащите их к яме! — приказал он, с жестокой удовлетворенностью глядя, как солдаты, схватив обоих узников, совершенно не церемонясь, поволокли их к чёрному провалу земли, до крови обдирая тела несчастных жертв об острые камни. Король неспешно шёл следом, с мёртвым безразличием втаптывая в пыль железными сапогами кровавые капли, красной дорожкой тянущиеся за пленниками. Возле края ямы уже стояло наготове два открытых гроба, в один из которых гвардейцы грубо бросили госпожу Повариху, а во второй, побольше размерами, положили палача и, встав рядом, молча замерли, ожидая дальнейших указаний.

Подошедший Хрящ некоторое время с угрюмой жестокостью глядел на два дрожащих от запредельного ужаса тела, покорно лежащие в гробах, а затем мрачно проговорил, поочередно прожигая каждого двумя лучами горящих от ненависти глаз:

— Повариха! Когда-то давно ты говорила, что мне никогда не стать настоящим королём, если я буду жалеть преступников или проявлять милосердие к тем, кто в чём-либо провинился. Помнишь это? Это были твои слова, и я хорошо их запомнил! Как и хорошо усвоил твой урок, как стать настоящим Королём, казнив в тот день единственное дорогое мне существо, которое любил больше всего на свете… А теперь посмотри на меня. Как по-твоему, похож я на настоящего Короля? Я поголовно истребил всех троллей, уничтожив целый народ, меня ненавидят и желают смерти все мои подданные, мои руки по локоть обагрены кровью множества невинных жертв… О таком короле ты всегда мне говорила? Такого короля ты считаешь настоящим, Повариха?

Хрящ яростно оскалил белые зубы, словно пилы пираньи торчащие на жестоко перекошенном от лютой злобы лице.

— Но всё это бледнеет перед тем, что вы сделали с нею… — медленно продолжил он, окуная в ледяную чёрную пустоту своих неподвижно глядевших глаз двух скулящих от страха узников. — Вы намеренно, подло и жестоко убили её, не дав ей ни единого шанса, чтобы выжить, вы, из-за своей жажды власти и амбиций, не задумываясь казнили эту девушку, словно она была каким-то бездушным винтиком, которым можно пожертвовать и забыть… Вы убили единственное существо, которое я любил, и этого я вам никогда не прощу и моя месть будет страшной… И теперь, от имени короля и народа Бергентауна, я приговариваю вас, госпожа Повариха, и вас, господин Палач, к смертной казни, которая будет приведена в исполнение незамедлительно, прямо сейчас! И поверьте, я заставлю вас с лихвою, во стократ искупить все её страдания!

Король Хрящ подал знак стоящим наготове гвардейцам.

— Начинайте!

Солдаты, подняв крышки гробов и закрыв ими сверху начавших дико кричать от охватившего их ужаса узников, принялись деловито заколачивать их длинными стальными гвоздями, наглухо замуровывая несчастных пленников в их деревянных гробницах.

— Пощадите! — страшные вопли старухи резали слух даже сквозь плотно забитую крышку гроба, перекрывая грохот дробно звучащих молотков. — Прошу вас, ваше величество, убейте нас! Но только не так! Я не хочу та-а-ак умирать! Умоляю! Не-е-ет!

— Это вам за неё! — жестоко проговорил Хрящ. — В моём сердце больше нет места жалости и состраданию! Они навсегда умерли, вместе с нею, ещё тогда, двадцать лет назад, и обратного пути нет! А теперь, пожинайте то, что посеяли!

Король, горящими как уголья глазами, показал на чёрный провал глубокой ямы.

— Закапывайте!

Гвардейцы, обмотав верёвками оба гроба, осторожно спустили их на самое дно ямы и, взяв в руки лежащие рядом лопаты, принялись сноровисто забрасывать в неё большие горсти сухой каменистой земли пустыря. Хрящ с мрачным молчанием стоял рядом с ямой, смотря, как сухие комья земли барабанят по доскам гробов. Солдаты работали быстро, и холм насыпаемой земли рос прямо на глазах, делая всё глуше и глуше раздававшиеся из-под неё страшные крики жертв, полные смертной тоски и муки, пока, наконец, они не смолкли совсем, погребённые под внушительной толщей земли.

Хрящ ещё долго стоял на пустыре, ощущая в душе страшную пустоту после совершённой казни. Смерть двух убийц его любимой, вопреки ожиданиям, не принесла ему никакой радости; наоборот, сейчас, в своём сердце он чувствовал один лишь леденящий холод и мрак, словно саваном окутывающий все его существо. Он поднял невидящий взгляд на стоявших в ожидании гвардейцев и жестом приказал им уходить.

— Отправляйтесь в свои казармы и отдохните как следует, — приказал им король. — Завтра у вас будет тяжёлый день, так что будьте к нему готовы. Можете идти. Это приказ!

Солдаты, отдав напоследок честь, направились от пустыря в сторону видневшегося невдалеке Бергентауна, оставив короля наедине с самим собою. Хрящ, с мрачной тоскою поглядев на торчащие в вечерних сумерках темные башни города, лишь горько покачал головой. Ему уже не нужен был этот город. Его там никто не ждал, он не хотел сегодня возвращаться в мрачные бездушные стены замка, где его ждала лишь одинокая пустая комната с жёсткой холодной постелью, не согретая женским теплом… Хрящу уже ничего не было нужно на этом свете, кроме одного. Увидеть её… И, движимый единственным оставшимся у него желанием, король решительно зашагал от города прочь, в сторону старого бергентаунского кладбища, на встречу той, которая была для него дороже всей жизни…

Старый могильщик устало сидел на поваленном стволе сухого дерева, с любовью глядя на заботливо поправленный могильный холмик, когда к нему, хрустя пожухлой травой, подошёл король Хрящ.

— Ваше Величество, — старик поспешно поднялся, отвесив неловкий поклон и с тревогой смотря на короля, не зная, что ему дальше делать. Тот успокаивающе похлопал его по плечу и с неожиданной грустной улыбкой проговорил, протягивая могильщику небольшой кошель с золотом:

— Всё в порядке, старик. Ты молодец. Вон как всё сделал, лучше, чем было… Вот, возьми. Это тебе за твою помощь и… За неё… Спасибо. Спасибо тебе, что так заботился о ней…

Старый берген дрожащими руками принял кошелёк из рук короля, потрясённо глядя на него.

— Ваше Величество… Я…

— Я знаю, старик, — Хрящ печально улыбнулся. — Ничего больше не говори, здесь слова уже не нужны… Ещё раз спасибо тебе за всё. А теперь, оставь меня. Иди домой, старик… Я хочу побыть с ней сегодня наедине… И, возможно, в последний раз…

Могильщик, кивнув головой, положил кошель за пазуху и, медленно шаркая ногами, побрёл по еле виднеющейся в сумерках тропинке, по направлению к городу.

Хрящ, подойдя к могиле девушки, опустился перед нею на колени и, обняв руками тёплый могильный холмик, уткнулся лицом в пахнущую травой и цветами землю.

— Прости меня, любимая, — прошептал он. — Прости за то, что сделал сегодня… Я знаю, ты, со своим большим любящим сердцем, простила бы всех, но я не могу… Я не мог оставить твоих убийц безнаказанными, я бы никогда не простил себе этого! Я знаю, такому чудовищу как я нет места на этой земле, и потому я пришёл проститься с тобою… Если бы ты только знала, как я скучаю по тебе… Каждый день без тебя — это невыносимая боль, которую я уже не в силах больше терпеть, я уже и сам не знаю, для чего живу… Моё маленькое солнышко, если бы это было возможно, я бы жизнь отдал за то, чтобы ты осталась жива… Но, ведь это невозможно… Чудес на свете не бывает, и мы оба это знаем… Я так хочу быть с тобой, моя прекрасная служанка, и, возможно, моя мечта когда-нибудь сбудется, пускай не в этой жизни, но я хочу верить в это… Прости… Прости меня за всё… Я так виноват перед тобою…

Плечи короля затряслись, душевные муки, терзающие его, оказались настолько невыносимы, что Хрящ, не стесняясь, рыдал как ребёнок, прижавшись щекою к тёплой ароматной земле. Он так и уснул, обняв холмик руками, и во сне ему виделось, как чьи-то маленькие нежные ручки ласково гладили его по густым зелёным волосам, словно пытались унять всю ту боль, что годами копилась в его душе. И король, чувствуя эти нежные прикосновения, улыбался. Улыбался той самою мальчишечьей, давно забытой улыбкою, как когда-то, двадцать лет тому назад…

Когда на рассвете, на полянку с могилою девушки, неслышною походкой зашёл генерал Зулу, Хрящ уже не спал, неподвижною статуей сидя возле надгробного креста.

— Ваше Величество, — мрачно отрапортовал генерал. — Ваша армия готова выполнить свой долг перед вами и своим городом! Жду ваших приказаний!

Хрящ медленно поднял на него пустые, чёрные зрачки и мертвенно улыбнулся одними лишь губами.

— Отлично, генерал! Выступаем!

========== Глава-16 ==========

Цветан ещё долго сидел возле стола, влажными от слёз глазами неподвижно глядя на старую потрёпанную композицию из скаббукинга, что когда-то давно подарила ему она…

Огонь в камине тихо потрескивал, доедая последние остатки дров, и в комнате начинало становиться холодно, но серый тролль, казалось, даже не замечал этого. Он медленным движением засунул руку за ворот полинявшего от времени махрового халата и достал оттуда висевший на цепочке маленький золотой медальон в виде сердечка. Цветан осторожно надавил на красивый камешек синего цвета, вделанный в середину, и медальон с тихим щелчком раскрылся, являя взору миниатюрную цветную фотографию, изображавшую Розочку.

Она стояла на фоне их небольшого домика в своём обычном простом платье синего цвета, которое совсем не скрывало большой округлый животик, мягким холмиком выдающийся под тканью. Розочка ласково улыбалась ему, а в глазах двумя яркими лучиками светилось столько любви, нежности и счастья, что у Цветана, от вновь нахлынувших на него чувств, перехватило горло и стало трудно дышать. Это фото было сделано всего за несколько дней до вторжения в их деревню бергенов, Розочка должна была со дня на день родить, но их малышу так и не суждено было родиться… Такими он и запомнил их на всю жизнь — с картинки со старой фотографии… Это всё, что у него осталось…

Цветан судорожно вздохнул, гигантским усилием воли подавляя в себе очередные потоки слёз. Нет! Он больше не будет плакать. Сегодня он всё для себя решил. Где-то там, далеко, далеко, его давно уже ждут его друзья, его соплеменники, его любимая… Каждую ночь она приходит к нему во сне, нежно гладит своими маленькими ладошками его седые волосы и что-то ласково шепчет, словно зовя куда-то, туда, где нет боли, нет тоски, нет страдания. Она ждёт его вот уже двадцать лет, и сегодня он откликнется на этот зов! Он больше уже не в силах терпеть эту муку одиночества, эту чёрную, безысходную пустоту в его сердце, его время давно ушло, а значит, настала пора уйти.

Цветан ласково проводит рукою по старой композиции из скраббукинга, лежащей на столе, и та с негромким хлопком раскрывается, оглашая комнату веселой мелодией: «На праздник свободы от бергенов!»

Цветан с печальной улыбкой смотрит на неё. Он не будет убирать её в шкаф, пусть так и стоит здесь на столе, в память о всех них…

Серый тролль, впервые за много лет, выпрямляет сгорбленную спину, и в его глазах загораются искорки, словно он сбросил тяжкий груз, тяготивший его всё это время. Глядя на последние догорающие язычки пламени в старом камине, Цветану вдруг почему-то вспомнились ещё несколько необычных снов, которые в последние годы очень часто снились ему. Сны повторялись одни за другим, словно какой-то калейдоскоп кружась у него перед глазами, и Цветану не составляло никакого труда вновь прокрутить их у себя в голове.

Вот странная картинка, где он вместе с Розочкой и друзьями танцует на огромном столе в замке бергенов и вместе с ними танцуют и все остальные тролли, превращая зал в искрящуюся разноцветными огнями весёлую дискотеку. Самое поразительное было в том, что с ними танцевали и сами бергены. На их зубастых лицах сверкают так несвойственные им радостные улыбки, они все так и светятся счастьем и никто из них даже не пытается съесть троллей! Весь пол дворца устилают брошенные то тут, то там разноцветные слюнявчики, словно они больше не нужны их хозяевам, словно они раз и навсегда забыли о них.

Эта картинка исчезает, размывается, тая словно дым, и на её месте отчётливо возникает другая, не менее поразительная.

На ней снова он и Розочка, они поют какую-то зажигательную танцевальную песню, где из слов ему запомнилось лишь одно часто повторяющееся слово про какой-то танец. Они и сами здорово танцуют под эту песню, а вместе с ними танцует и весь Бергентаун. Все жители вместе с троллями одинаково двигаются в унисон с этой мелодией, словно единое целое, и целый океан красок вдруг заливает вечно серый и мрачный город, превращая его в какой-то сказочный сад. Дерево троллей, сухое и мёртвое, расцветает с новой, небывалой силой, превращая всё вокруг себя во что-то новое, дивное и прекрасное.

Все восторженно кричат, всюду вместо звериных зубастых морд множество радостных, улыбающихся лиц, в которых с трудом можно узнать прежних мрачных жителей города. Вот рядом стоят счастливые король Хрящ вместе с Тихоней. У них у каждого в руках по несколько весело прыгающих на ладонях троллят, и даже на короне Хряща сидят эти маленькие проказники, а молодые бергены нежно держат их, словно они их собственные дети. Король не сводит сумасшедших влюбленных глаз с девушки, и та отвечает ему той же взаимностью, и вместе они светятся каким-то добрым мягким светом, точно таким же, каким светится он с Розочкой, держа её за руки и смотря в её бездонные, лукавые глаза, такие прекрасные…

Цветан с тяжёлым вздохом прогоняет назойливые мысли, навеянные этими давними снами. Как жаль, что это всего лишь сон… Как жаль, что этого никогда не будет, ведь это невозможно… У бергенов нет чувств, они не способны, как тролли, любить и переживать; всё, на что они только способны — это сеять смерть… Он часто слышит наверху их шаги, они всё ещё не перестают искать троллей, даже не подозревая, что их больше нет… Ну, что же! Цветан мрачно улыбнулся. Сегодня у бергенов будет удачный день! Сегодня им удастся поймать ещё одного тролля! На этот раз последнего…

Когда последние язычки огня прекратили свой вечный танец в потухшем и холодном камине, серый тролль, бросив последний взгляд на жилище, так много лет оберегающее его от смерти, решительно повернулся и, поднявшись на лифте наверх, открыл тяжёлую крышку люка, тщательно замаскированную под камень. Он шёл по лесу не таясь, с наслаждением вдыхая полной грудью свежий душистый воздух, спокойными глазами смотря вперёд и не оглядываясь назад. На душе было светло и не было в ней страха, Цветан всё давно уже для себя решил и, когда рядом послышались тяжёлые шаги, он остановился и достал висящий на шее золотой медальон в виде сердечка.

Негромко щёлкнула открываемая крышка, и Цветан с нежною улыбкою всмотрелся в такое до боли знакомое красивое лицо с прекрасными глазами, которые манили, звали его к себе, согревая его своим теплом и любовью. Чья-то огромная тень накрывает серого тролля с головой, но в его сердце нет страха. Цветан берёт медальон обеими руками и, ласково целуя, прижимает к своей груди.

— Всё хорошо, мои любимые! — с улыбкой шепчет он. — Мы скоро будем вместе…

Эпилог.

Пятьдесят лет спустя.

— Бом! Бом! Бом! — заунывный, дребезжащий звук разносится над мрачными, покрытыми мхом и заросшей травой каменными руинами, словно похоронный набат, оплакивающий чью-то давнюю смерть.

Пустынная, выжженная во многих местах земля, даже спустя пятьдесят лет, всё ещё хранит следы некогда бушевавшей здесь страшной войны, полностью уничтожившей всех. Серые, оплавленные в неистовых пожарах камни, казалось, хранят историю гибели этого города; здесь давно уже нет ни одной живой души, и только старые часы на ветхой, неизвестно каким чудом уцелевшей башне, раз в день исправно звонят ровно в двенадцать часов, разнося свой погребальный звон на многие мили вокруг.

Отбив свой последний удар, древние часы с натужным скрипом вращают полуразвалившимися от времени шестерёнками механизма, снова заводя разбитую пружину и готовясь повторить всё то же самое на следующий день. В мёртвом городе вновь наступает тишина, изредка нарушаемая лишь негромким стрекотом насекомых и редким пением птиц, иногда залетавших сюда. Вот уже пятьдесят лет на старой, почти полностью заросшей травой могиле сидит мертвец в дырявых, насквозь проржавевших доспехах, опершись спиною о покосившийся сломанный крест, выполненный из простого камня. На голом, выбеленном ветрами и дождём черепе ещё кое-где сохранились остатки спутанных зелёных волос, блеклыми клочьями свисающих до самых плеч.

Окончательно упасть скелету не дают каменный крест и почерневший от времени меч, некогда пронзивший его насквозь, а теперь, словно подпорка, держащий его в сидячем положении. В мёртвых, окостеневших руках покойник держит нечто, что, при ближайшем рассмотрении, оказывается истлевшими остатками маленького ботинка для катания на роликах, покрытого облупившейся местами жёлтой краской. Словно величайшее на свете сокровище, он прижимает его к себе, сокровище, что было для него дороже жизни, сокровище, которого никому и никогда у него не отнять…

========== Арты к фанфику “Цена ошибки” ==========

Все привет, друзья! И вот наконец исполнилась моя мечта! Давно хотелось сделать рисунки по этому произведению, но все руки не доходили! И вот, благодаря чудесному художнику Наталия Немченко, которая нарисовала, и предоставила мне эти долгожданные рисунки, они здесь! Друзья, все, кто читал этот фанфик, и все, кого не оставили равнодушными эти офигенные рисунки, большая просьба написать о них свои впечатления! Художнику, как и мне, будет очень приятно их прочесть! Человеку, предоставившему мне эти арты, просто мой низкий поклон за титанический труд! Всем приятного просмотра!

Арт-1 — Ты показала мне, что значит быть счастливой! — нежно глядя на маленькую девушку-тролля, произносит Тихоня. — А без тебя я бы никогда этого не узнала… И за это я тебя люблю…

Арт-2 — Палач улыбнулся, глядя на девушку, и достал из кармана небольшую плоскую металлическую фляжку с ребристым колпачком. Отвинтив крышку, он протянул флягу Тихоне со словами: — — На. Выпей воды. Это поможет смягчить боль. Да и жажду утолишь заодно.

Видя колебания девушки, громила рассмеялся:

Арт-3 — Поднявшись на помост, Тихоня медленно подняла голову, и взгляд её упал на неподвижно сидевшего на небольшом троне Хряща, с плохо скрываемым ужасом глядящего на неё. При виде короля, её губы тронула слабая улыбка.

Арт-4 Леди Блести-Сверкай! Иной раз под обличьем простенькой девушки может скрываться дивная красавица!

Арт-5 Палач отвесил лёгкий поклон и, подойдя к молча стоявшей девушке, слегка надавил ей на плечи, заставляя встать на колени. Тихоня, так и не сводя слегка сияющих глаз с короля, подчинилась, и трое барабанщиков, до этого просто стоявших возле эшафота, принялись методично выбивать из барабанов дробь, грохочущим звуком раздающуюся по всей площади.

Комментарий к Арты к фанфику “Цена ошибки”

Арт-1 — https://sun9-29.userapi.com/dZTIXqDplMtfPPDgrdAcm-gBeVYQ6Q_f0ng7ng/c9ZlH6DUmwo.jpg

Арт-2 — https://sun3-10.userapi.com/PCJ6DSoLZTwHeE6xeO2rATZWWKkDL6Edx8w3KA/ugr-lnia9bc.jpg

Арт-3 — https://sun3-11.userapi.com/Xw7Xv5w1D15Lo7BYIsDFJft7rmldqu8pu-o0KQ/R5SpJP4KSKM.jpg

Арт-4 — https://sun1-99.userapi.com/41GkfXaL1H4ECgXmdcLrxRDE0x0Cwfh4ahNk9g/FrZ8Hb8ufCw.jpg

Арт-5 — https://sun3-10.userapi.com/nDKSC3SbaUHwsLObssfbk0srfqao-lVABE7T3g/k5I31kZbHu8.jpg

========== Арты-2 к фанфику Цена ошибки ==========

Арт 1 Старый, поблекший тролль устало сидит в древнем, потрескавшемся деревянном кресле перед камином, неподвижным взглядом уставившись на весело пляшущие в нём огоньки. Хотя старым его можно было бы назвать с очень большой натяжкой. Ему всего сорок лет, но выглядит он сейчас на все шестьдесят. Ещё молодого, крепкого тролля жутко старят совершенно белые, седые волосы; сгорбленная спина, которую он даже не пытается выпрямить; множество мелких морщинок, избороздивших уголки глаз, но самыми страшными на его лице являются глаза… Они словно мёртвые, пустые, как будто лишённые жизни, в них нет огня, лишь одна чёрная, беспросветная мгла…

Арт 2 Девушка-берген опускается на колени и, оперевшись на руки, низко склоняется перед розоволосой так, чтобы той было лучше её видно.

Арт 3 Добравшись до кухни, она открывает дверь, ведущую в маленькую комнатку Тихони и, зайдя туда, изумлённо столбенеет от увиденного… Ещё не веря своим глазам, она подходит к кроватке служанки и, хрипло дыша, горящими от злобы и ненависти глазами смотрит на разложенные на матрасе вещи, принадлежащие девушке.

Арт 4 Какие-то новости, Повариха? — безразличным тоном поинтересовался у неё Хрящ.

Арт 5 Сам хозяин этого места стоял сейчас возле большого точильного круга, на котором он как раз правил до бритвенной остроты один из своих огромных двуручных топоров. Палач был довольно колоритной фигурой. Огромного, почти двухметрового роста берген, с длинными когтистыми руками и жуткими глазами на зверской физиономии, одетый в облегающий кожаный костюм с металлическими заклёпками. Увидев стоящую у порога старуху, палач расплылся в притворной радушной улыбке на всю свою большую зубастую пасть.

Арт 6 Решительно встав, Тихоня хотела уже подойти к двери, как вдруг в замочной скважине что-то заскрежетало, замок громко щёлкнул, дверь с противным скрипом распахнулась и в камеру, омерзительно улыбаясь, вошла Повариха.

Арт 7 Девушка успела крикнуть только раз, прежде чем палач с поразительной для его габаритов скоростью метнулся к ней и зажал ей рот своею огромной ручищею. С лёгкостью сломив слабое сопротивление, он, словно стальными тисками, зажал девушку правою рукою, а левую, с зажатой в ней склянкой с чёрной жидкостью, приставил к её рту, пытаясь протолкнуть её сквозь плотно сжатые зубы Тихони.

Арт 8 Подождав, когда стражник уйдёт, палач тщательно запер все двери, ведущие из коридора в темницу и, убедившись, что остался совершенно один, весело насвистывая, направился в сторону камеры Тихони, попутно доставая нужный ключ. Открыв замок, он тихо, по-звериному, вошёл и, глядя горящими глазами на сжавшуюся на кровати от дикого ужаса фигурку девушки, негромко произнёс:

— Ну, вот дорогая, я и вернулся…

Арт 9 Цветан с Розочкой, улыбаясь, сидели во главе огромного праздничного стола, в данный момент уже изрядно опустевшего, и с удовольствием наблюдали за веселящимися вокруг соплеменниками. Синий тролль был сейчас одет в красивый праздничный костюм, специально сшитый для него в честь свадьбы двумя известными модницами: Синелькой и Сатинкой, и выглядел в нём он просто шикарно!

Арт 10 Свадьба шла уже много часов, и яркий солнечный день уже успела сменить бархатная ночь, но на поляне было светло как днём от множества горящих на ней ярких фонарей и кружащихся зеркальных шаров, отбрасывающих на всё вокруг причудливые световые комбинации, завораживающие и притягивающие одновременно.

Арт 11 О, Ваше Величество! — пролепетала старуха. — Разумеется, вы правы! Я ничего не могу знать о вашей внутренней боли, но я могу знать, что вам поможет! — при этих словах Повариха, с мерзкой улыбкой глядя на короля, расстегнула большой кожаный кошелёк, висевший у неё на поясе, и двумя пальцами выудила оттуда маленького фиолетового тролля с синими волосами, одетого в жёлтые штанишки. Ручеёк, беспомощно болтаясь в гигантских пальцах Поварихи, с ужасом смотрел на двух бергенов, с мольбою сложив на груди руки.

— Тролль? — с нескрываемым изумлением вскричал поражённый Хрящ. — Но… Откуда он у тебя, Повариха? Они же все сбежали…

Арт 12 Старый могильщик осторожно, словно боясь причинить боль, достал из повозки маленькое тельце, завёрнутое в серый кусок мешковины и, взяв его на руки, словно ребёнка понёс к тёмной могильной яме. Когда старик шёл, края мешковины при ходьбе поползли в стороны, обнажив две безжизненно свисающие ножки, обутые в старые розовые туфли

Арт 13 Король выдвинул верхний ящик стоявшего возле кровати небольшого шкафчика и осторожно достал оттуда позолоченный ларец, красиво разукрашенный драгоценными камнями. Открыв крышку, Хрящ вынул оттуда маленький женский ботиночек для катания на роликах, покрытый местами облупившейся от времени жёлтой краской. С нежностью глядя на него увлажнившимися глазами, король ласково погладил сухую потрескавшуюся кожу, словно живое существо прижимая его к груди.

Арт 14 Дойдя до своей спальни, Хрящ кивнул гвардейцам, и те послушно, как две статуи застыли по обе стороны двери, готовясь охранять покой и сон своего короля. Открыв дверь, тот неторопливо вошёл в тёмную комнату, озаряемую лишь тусклым светом одинокого светильника, и устало уселся на огромную, но такую холодную и пустую кровать. Он снял латную перчатку и тихо провёл ладонью по бархатистой поверхности одеяла.

«Холодная», — тоскливо подумал Хрящ.

Арт 15 На улицах города было тихо, редкие прохожие, завидев мрачно шагающего короля, в страхе поспешно кланялись ему и, после этого, старались куда-нибудь незаметно, подальше улизнуть с его глаз. Подойдя к «Капитану Старфункелю», первым делом, что увидел Хрящ, был донельзя пьяный старый берген, сидящий возле самой двери с пустой бутылкой в руке. Заметив короля, старик пьяно ухмыльнулся, глядя на жёлтый ботинок, который тот с осторожностью держал перед собой.

Арт 16 Хрящ, свирепо глядя на старика, низко наклонился к нему и тихим, жутким голосом проговорил, с яростью глядя тому прямо в глаза:

Арт 17 Столько лет прошло, а он всё так же одинок, как и двадцать лет тому назад, и ни одна девушка так и не смогла зажечь искру любви в его душе. Ни одна, кроме неё… Его единственной Леди Блести Сверкай…

Комментарий к Арты-2 к фанфику Цена ошибки

1-https://sun9-36.userapi.com/gJHch_no1f0ht9PIyqOQE_x4_2XANii4J3vZ4A/0OQZEvHKYSY.jpg

2-https://sun9-7.userapi.com/bou5TxfNvsFaVRij199QebgXWzBFR1HN0AMYbA/_xRcoWoNImY.jpg

3-https://sun9-53.userapi.com/n-ObetxWwE20kvor0WE3UIlwggsXjaEVGN4lmw/8V33KeiVOvY.jpg

4-https://sun9-61.userapi.com/YJF_7mjZoO8vfo1knWv6jrp-ECTLgojONefyXg/_BPJ-Aq01h4.jpg

5-https://sun9-18.userapi.com/vsVHYo1wa1bRpRY3OXups_V0TbberB_dZinkeg/iuHHVUIKFqQ.jpg

6-https://sun9-20.userapi.com/TD-JwwQ1omOiiwp0oGDyA5wLCY1u_2XM8zKFrw/lJ_Wspbkiws.jpg

7-https://sun9-15.userapi.com/wDnk2un95YZhCDLnO1DAgDUV2C_J2lkjXjJjqA/1RxZOisbhC0.jpg

8-https://sun9-25.userapi.com/If81AdLPxDbW6IXH0zuWMONyLKRMksvwIG64OQ/InTPFW9IFyk.jpg

9-https://sun9-47.userapi.com/R9OS2jN_cD56Al7u42qYykjhWFQK_bk1ae2Bqg/tXqnSjN3hfY.jpg

10-https://sun9-37.userapi.com/F023cOrudxWKkfPpACTnvBcON_bp2CTTLApWGQ/yLyhFkhy9Is.jpg

11-https://sun9-35.userapi.com/9Q29ZDgHr9nJxNzFD9AKuHVm0-toFZrIF6Oi5w/cKcYhbdPBHc.jpg

12-https://sun9-76.userapi.com/mgqA0s6R2auoybHltQ6CsJqrOX5guWWDHrjcSQ/eDw1V1_ur5o.jpg

13-https://sun9-54.userapi.com/5h_5iHNWR0Up_LznN3gWc_UqOSaR6l4qpLtG1w/NS0eOSrmUag.jpg

14-https://sun9-50.userapi.com/_GlFsbfZXkaoEjjXG843OZKMoBYHixnAixnm2g/lg0QYI5qGXI.jpg

15-https://sun9-74.userapi.com/3FJCmDf6ymAe0y9aKsw6IlzC3Z724K5sxLYa_A/i91jbn_CZSs.jpg

16-https://sun9-13.userapi.com/Zw9Li-DMLuCfmeIB2FK3O0LIgvWB1ciXSt154g/KPb7GrWSreg.jpg

17-https://sun9-50.userapi.com/MQDv60VzkmscsxYsXz9A5vik2x5nSphaJ1-nKQ/WuT3jfMvDWs.jpg

========== Арты-3 к фанфику Цена ошибки ==========

Арт 1 А там было на что посмотреть. Вся стена была буквально покрыта разнообразными вырезками из старых газет и модных журналов, показывающих знаменитых бергенов прошлого: то пловцов, то спортсменов, то известных звёзд, которых объединяло только одно. У всех них вместо голов были вклеены изображения его, короля Хряща в молодости, и этой служанки, создавая этим самые невероятные сочетания, от которых на лице невольно, сама собой появлялась улыбка, а на душе становилось тепло, словно её коснулись ласковые лучи солнца.

Арт 2 Повариха, поняв, что короля совершенно не интересуют тролли, и всем своим нутром ощущая какое-то новое, необычное настроение Хряща, испуганно замолчала, и в тронном зале воцарилась полная тишина, лишь изредка нарушаемая негромкими всхлипами старухи.

Арт 3 Он получил ответ на свой последний вопрос, и отныне, в его сердце не осталось места даже надежде…

Она умерла вместе с этим маленьким ботинком, вынутым из её могилы…

Арт 4 Пленники с ужасом смотрели на огромную, вырытую совсем недавно яму и стоящие рядом с нею два новеньких крепких гроба, ещё источающие вокруг себя запах свежеструганного дерева. Но ещё больше, чем зловещий вид ямы, их пугало неподвижное, словно вырезанное из камня лицо короля, с совершенно пустыми, жуткими глазами, с чёрными бездонными озёрами вместо зрачков. И эти мёртвые озёра сейчас прожигали их такою волною ледяной ненависти и жаждой смерти, что Повариха, первой не выдержав этого взгляда, истошно завизжала, извиваясь и дёргаясь всем телом в попытке встать на колени:

— Пощадите, Ваше Величество! Умоляю! Я всё сделаю, что вы только не пожелаете, только не убивайте!

Арт 5 Солдаты, подняв крышки гробов и закрыв ими сверху начавших дико кричать от охватившего их ужаса узников, принялись деловито заколачивать их длинными стальными гвоздями, наглухо замуровывая несчастных пленников в их деревянных гробницах.

Король, горящими как уголья глазами, показал на чёрный провал глубокой ямы.

— Закапывайте!

Арт 6 Плечи короля затряслись, душевные муки, терзающие его, оказались настолько невыносимы, что Хрящ, не стесняясь, рыдал как ребёнок, прижавшись щекою к тёплой ароматной земле. Он так и уснул, обняв холмик руками, и во сне ему виделось, как чьи-то маленькие нежные ручки ласково гладили его по густым зелёным волосам, словно пытались унять всю ту боль, что годами копилась в его душе. И король, чувствуя эти нежные прикосновения, улыбался. Улыбался той самою мальчишечьей, давно забытой улыбкою, как когда-то, двадцать лет тому назад.

Арт 7 Негромко щёлкнула открываемая крышка, и Цветан с нежною улыбкою всмотрелся в такое до боли знакомое красивое лицо с прекрасными глазами, которые манили, звали его к себе, согревая его своим теплом и любовью. Чья-то огромная тень накрывает серого тролля с головой, но в его сердце нет страха. Цветан берёт медальон обеими руками и, ласково целуя, прижимает к своей груди.

— Всё хорошо, мои любимые! — с улыбкой шепчет он. — Мы скоро будем вместе!

Арт 8 Отбив свой последний удар, древние часы с натужным скрипом вращают полуразвалившимися от времени шестерёнками механизма, снова заводя разбитую пружину и готовясь повторить всё то же самое на следующий день. В мёртвом городе вновь наступает тишина, изредка нарушаемая лишь негромким стрекотом насекомых и редким пением птиц, иногда залетавших сюда. Вот уже пятьдесят лет на старой, почти полностью заросшей травой могиле сидит мертвец в дырявых, насквозь проржавевших доспехах, опершись спиною о покосившийся сломанный крест, выполненный из простого камня. На голом, выбеленном ветрами и дождём черепе ещё кое-где сохранились остатки спутанных зелёных волос, блеклыми клочьями свисающих до самых плеч.

Источник

Цена ошибки

Похожие фанфики:

Текст книги «Цена ошибки (СИ)»

Автор книги: TsissiBlack