Решиться пойти к психотерапевту и найти хорошего специалиста может быть нелегко.
Но нередко это помогает посмотреть на свою жизнь по-новому и найти в ней много хорошего. Читатели рассказали нам о своем опыте психотерапии — публикуем подборку их вдохновляющих историй.
Это истории читателей из Сообщества. Собраны в один материал, бережно отредактированы и оформлены по стандартам редакции.
История № 1
«Мой круг общения по-прежнему широк, но существенно сократилось количество близких людей»
Проблема: тупик и неясные перспективы в жизни
Продолжительность терапии: 10 индивидуальных сеансов и один групповой
Стоимость: ~27 000 Р
Решение обратиться за помощью я принял, когда у меня в жизни нарисовался тупик: примерно в одно время завершились крайне неудачные отношения, появились проблемы на работе и в целом были неясные перспективы в жизни. Все дни стали серыми, ничего не радовало.
Специалиста нашел по отзывам в интернете. Записывался на прием каждый раз сам: я вел дневник терапии, и когда накапливалось достаточно вопросов, тогда и шел. Каждый сеанс проходил в формате беседы. Я рассказывал, что меня беспокоит, какие ситуации кажутся проблемными, неразрешимыми. А мой психотерапевт задавал вопросы, которые направляли диалог в нужное русло. При этом он никогда не давал оценок и советов. Таким образом, сеансы представляли что-то вроде диалогов с самим собой, а психотерапевт же выступал модератором. В ходе сеанса я делал пометки: записывал какие-то замечания, понятия, про которые нужно почитать, свои эмоции и то, что их вызывает.
В итоге изменился мой взгляд на жизнь: я понял, что нерешаемых проблем нет. В худшем случае есть то, что нужно просто принять. Мой круг общения по-прежнему широк, но существенно сократилось количество близких людей: теперь это родители и пара-тройка друзей, которые стали мне еще ближе. Так я обозначил тех, кем дорожу. А с остальными уж как повезет: нужно уметь отпускать.
В отношениях сейчас я не состою, но работаю над этим. Главное, что их отсутствие меня не тяготит.
Работаю на той же работе. Но если раньше она мне казалась какой-то карой небесной, теперь я ее воспринимаю как «просто работу»: есть плюсы, есть минусы, захочу — уйду. На самой работе практически ничего не изменилось. Поменялся мой взгляд на вещи, а с ним и восприятие.
История № 2
«Точно могу сказать, что перестала страдать от панических атак»
Проблема: панические атаки на протяжении 8 лет
Продолжительность терапии: 2 года
Стоимость: 1000 Р за сессию
Я испытывала панические атаки на протяжении восьми лет. В момент резкого приступа страха в голове крутились тысячи мыслей одномоментно: «Я умру, у меня инсульт, инфаркт, аппендицит, я сейчас сойду с ума и упаду в обморок». На теле это отражалось потрясающим спектром ощущений: тахикардией, тремором, ватными ногами, головокружением, болью в груди и животе. Панические атаки не смертельны, но портят жизнь. Я испытывала фоновую тревогу, а мое тело гудело, как атомная станция.
Иногда приступы были настолько сильными, что приходилось звонить в скорую. Поняла, что пора обратиться за помощью, после очередного вызова. У меня была сильная тахикардия, которая меня напугала. Доктор хотел везти меня в больницу, потому что я описывала симптомы инфаркта: ощущение страха, сдавливание и боль в груди, — но ЭКГ было нормальным, и обошлись таблеткой. На следующий день кардиолог выписала транквилизаторы, а я решила искать психолога.
Специалиста нашла в интернете. Она работает по методу когнитивно-поведенческой терапии — это одна из немногих методик, у которой есть доказательная база и которая помогает от панических атак.
Сессии проходили раз в неделю, онлайн. Терапевт мне объяснила, как именно работает мозг паникера: это матрешка, которая состоит из автоматических мыслей, промежуточных и глубинных убеждений. Автоматические мысли и промежуточные убеждения найти легко. Например, в метро я испытывала страх, потому что в голове возникала автоматическая мысль: «Со мной что-то произойдет» — и промежуточная: «Мне никто не поможет». Глубинная же мысль заключалась в том, что я боюсь состояния беспомощности. С ней и работали.
Каждую ситуацию с панической атакой мы разбирали отдельно: я вела таблицу, в которой записывала мысли, отвечала на четыре вопроса, и мы докапывались до глубинных убеждений. Оказалось, что, кроме беспомощности, я очень боюсь смерти.
Мы писали адаптивные ответы на автоматические мысли, чтобы научить мозг думать заново. Например, для метро ответ был такой: «Если мне станет плохо, я подойду к кому-нибудь и попрошу о помощи». Это гораздо лучше, чем моя исходная мысль: «Я умру тут одна, все будут ходить мимо меня, и никто не поможет». Адаптивные ответы нужно было повторять каждый день.
Переучивать мозг думать заново долго, а приступы продолжались, поэтому параллельно я училась справляться с ними. У меня был чек-лист ритуалов, которые я делала во время панической атаки. Его мы придумывали с психологом на основании тех методов, которыми я уже пользовалась. Например, при сильном страхе отлично помогает подышать в пакет. А со временем мозг и сам научился быстро находить адаптивный ответ. Если мне вдруг становится не по себе, я задаю себе вопрос: «Что самое плохое может произойти?» Придумать ответ занимает меньше 10 секунд.
Я точно могу сказать, что перестала страдать от панических атак. Первые результаты я увидела спустя восемь месяцев. За два года я испытала две или три панические атаки, и они были связаны с сильной усталостью. Я свыклась с тем, что в моем организме есть такая система оповещения «в твоей жизни что-то не так», — это лучше, чем если бы я в периоды нестабильности пила алкоголь или принимала запрещенные вещества.
Жизнь изменилась. Я перестала кошмарить своего партнера паническими атаками и постоянным недовольством. Прекратила злиться и бояться без повода. Больше забочусь о себе, своем здоровье и самочувствии, но главное — изменилось мое отношение к миру. Теперь это не злобное место, где все хотят меня предать, а просто… мир. Ни хороший, ни плохой. Я учусь в нем жить без чувства вины, без страха и боли.
Из области материального — я сменила профессию и образ жизни и в целом научилась слышать, слушать и уважать себя.
Я не жалею, что решилась на такое увлекательное путешествие по самоисследованию. Это очень интересно, ну и главное — помогает.
История № 3
«Проблема прокрастинации исчезла сама собой»
Проблема: болезненное завершение отношений
Продолжительность терапии: 10 месяцев
Стоимость: 10 000 Р в месяц
Был январь 2021 года, я работала удаленно — как мне тогда казалось, по 20 часов — и почти никуда не выходила. Адски уставала, но ничего не успевала. Поэтому изначально я думала, что проблема в выгорании, отсутствии желания что-то делать, вечной прокрастинации и неэффективности. Но благодаря терапии быстро стало ясно, что мое апатичное состояние на самом деле было связано с личными проблемами: рухнули отношения, которые значили для меня очень много.
А вместе с этими отношениями рухнуло и мое доверие к людям, и многое другое — по принципу домино. Я сама не заметила, как мир стал черно-белым и сжался до масштабов кукольного домика. Первые несколько сеансов я просто рассказывала и думала, что не могу позволить себе дать волю эмоциям. Но потом я судорожно рыдала и чувствовала себя безумно жалкой и никчемной. А дальше началась работа с мышлением и восприятием.
Разбор каждой крошечной проблемки открывал какие-то новые горизонты, я стала мыслить рационально и спокойнее относиться ко многим вещам. Проблема прокрастинации перестала беспокоить — она как-то исчезла сама собой. Зато я стала четко расставлять приоритеты и выстраивать границы.
Я до сих пор общаюсь со специалистом, по-прежнему есть много проблем, которые нужно прорабатывать. Но первые результаты я увидела уже через пару месяцев работы. Через полгода прогресс был очень явным. По крайней мере, для меня. Не знаю, могут ли оценить это окружающие, да это и не важно.
История № 4
«Тревожность ушла, я стала лучше спать»
Проблема: ощущение кома в горле, бессонница, тревожность, упадок сил
Продолжительность терапии: полгода
Стоимость: 2000 Р за сессию
Я постоянно чувствовала ком в горле. Появилась бессонница, ночные кошмары, тревожность, ни на что не было сил, и я много плакала. Сперва я подумала, что это проблема с щитовидкой, и прошла обследование у эндокринолога. Оказалось, что это не соматическое заболевание, а так называемый нервный ком. Мне выписали средство от тревожности и витамины. Закончив курс препаратов, я не почувствовала никаких изменений и решила обратиться к психотерапии. Мне хотелось в первую очередь избавиться от психосоматики, ну и вообще почувствовать себя лучше.
Специалиста я нашла через сообщество «Сестра сестре! Взаимопомощь» во «Вконтакте». Мне было важно, чтобы терапевт разделял какие-то мои фундаментальные ценности. В объявлении моей психологини была информация и об образовании, и о практикуемых методах, и о формате и цене встреч. Она указала, что работает с психосоматикой и тревожностью и принимает в моем районе. Я описала ей свою проблему и предупредила, что, наверное, буду все время плакать. Когда она ответила, что у нее есть бумажные платочки и уважение к моим личным границам, я тоже расплакалась. С первой встречи мне стало понятно, что мы сработаемся.
Я приезжала в кабинет психологини раз в неделю, всегда в одно и то же время. Обычно мы сидели друг напротив друга: я плакала и рассказывала, что у меня произошло, о чем я думала и что чувствовала. Она задавала вопросы или комментировала, что я говорила. Один раз она попросила меня построить «свой мир» в коробке с песком, расположив там разные мелкие фигурки так, как я посчитаю нужным. Одну из фигурок, игравшую роль моей злости, я потом носила с собой следующую неделю.
Дважды с моего согласия у нас были телесно-ориентированные сессии: я лежала на массажном столе, говорила, прислушивалась к ощущениям в своем теле, а психологиня иногда прикасалась ко мне и просила описать, что я чувствую. Так я узнала, что плакать, лежа на спине, неудобно: слезы в уши затекают.
Конечно, много о чем тяжелом пришлось вспомнить и поговорить: и об ужасном бывшем, и о смерти мамы, и об усложнившихся отношениях с отцом. Бывало, я оставалась в этих мыслях и после сессии, плакала по дороге домой. Но эти слезы приносили облегчение.
Психотерапия помогла мне еще немного повзрослеть: я поняла, что никто не решит мои проблемы за меня, какой бы хорошей и удобной я ни была. Особенно если ничего не обсуждать и ждать, что все всё сами поймут. Я стала более открыто говорить о себе, своих границах и потребностях.
Я ходила на психотерапию полгода. Тревожность ушла за пару месяцев, я стала лучше спать, ком в горле исчез месяцев за пять. Конечно, дело не только в разговорах, но и в тех изменениях, которые я внесла в свою жизнь при поддержке психологини. Если сперва я все время плакала, говорила о прошлом и о том, как я устала и хочу поскорее состариться, то в последний месяц я стала рассказывать о новых увлечениях, времени, которое я провела с друзьями или семьей, и о планах. Я поделилась своими ощущениями с психологиней, и она согласилась, что мое состояние явно улучшилось. В какой-то момент я решила, что уже готова обойтись без терапии. Мы очень тепло попрощались на последней сессии.
История № 5
«Пересмотрела свой взгляд на бывшего мужа и на мужчин вообще»
Проблема: необходимость переосмыслить развод
Продолжительность терапии: 2 месяца
Стоимость: 2850 Р за сессию
Я нашла специалиста через сервис «Ясно». Сессии проходили раз в неделю. Мой терапевт работала в психоаналитическом подходе. Мы много обсуждали мои чувства, эмоции, она задавала вопросы о том, что мне снится, какие образы и ассоциации возникают.
Один из главных вопросов, который мне хотелось закрыть, — травмирующий развод. Он случился в 2018 году, но никак не давал жить спокойно. Я рассказывала о сложившейся ситуации, а терапевт задавала вопросы, благодаря которым произошедшее открывалось мне с другой стороны.
Почти на каждом сеансе я плакала, потому что высказывала то, что накопилось за долгие годы и чем я не могла поделиться ни с кем. Это были и подробности интимной жизни, и мои стыдные поступки, и комплексы, и негативные установки.
За это время мне пришло несколько инсайтов, которые, казалось бы, были очевидны. Нельзя быть хорошей для всех. Я имею право быть слабой, расстроенной, больной, не в ресурсе, и никто не может меня в этом упрекать. Со мной все в порядке, я не страшный крокодил. Я имею право отказаться, если я не хочу что-то делать.
Через два месяца стало очевидно, что нам с терапевтом просто не о чем больше разговаривать. Больные пункты были закрыты: я пересмотрела свой взгляд на бывшего мужа и на мужчин вообще. Исчезла установка, что все мужики — козлы и манипуляторы, которым нужен только секс в режиме 24/7, и лучше с ними вообще не связываться. Я не преувеличиваю, до терапии я именно так и считала. С ужасом думаю, каким невыносимым собеседником я была, когда разговор вдруг заходил о мужчинах. И какое впечатление я производила на коллег-мужчин, имея постоянно эту мысль в голове.
Сейчас я могу спокойно общаться с мужчинами, даже флиртовать. К сожалению, долговременных отношений пока не случилось, но я уже не депрессую из-за того, что я страшная, меня никто не полюбит и я умру в одиночестве старой девой. Теперь я просто наслаждаюсь жизнью и верю, что принц на белом Мерседесе рано или поздно меня найдет. Или я его найду — тут как повезет.
История № 6
«Инфантилизм во мне до сих пор есть, но уже не в такой степени, как раньше»
Проблема: непонимание своих желаний, не очень хорошие отношения с близкими
Продолжительность терапии: полгода
Стоимость: от 1000 до 1500 Р за консультацию
До терапии я не понимала, чего хочу в жизни, куда двигаться дальше. Я была довольно инфантильной, безответственной, созависимой. Винила во многих проблемах близких людей. У меня были не очень хорошие отношения с ними, и ко мне часто приходили мысли, что меня никто не любит.
Я работала с двумя специалистами, обоих нашла на форуме b17. Я не ходила к ним регулярно. Обращалась, только когда возникала острая нужда. Первый психолог использовала психоанализ, вторая работала в когнитивно-поведенческом подходе. В первом случае мы просто разговаривали, в основном говорила я. Во втором мы работали с моими иррациональными установками: я искала ошибки в мышлении, вела дневник негативных мыслей и старалась их трансформировать в положительные рациональные.
Например, у меня была установка «меня никто не любит». Но она иррациональна. Во-первых, меня, безусловно, любят мои дети. Во-вторых, мой муж. Я специально следила за его поведением: он проявлял заботу обо мне и делал знаки внимания. Раньше я этого не замечала. Значит, не может быть, чтобы он меня совсем не любил, и установка ложная.
Моя ситуация улучшилась уже после первой консультации с первым специалистом. Почему-то я сама не могла догадаться, что родителей мне не изменить и что они воспитывали меня как могли. Это открыло мне глаза на многие вещи. Самым сложным этапом терапии оказалось принять родителей и взять ответственность за жизнь в свои руки. Выяснилось, что я все могу сама, не нужно ждать помощи и ныть, что все плохие и не хотят решать мои проблемы.
Было много изменений. Сейчас, можно сказать, я совсем другой человек. Инфантилизм во мне до сих пор есть, но уже не в такой степени, как раньше. Из глобального: мой доход вырос в три-четыре раза, я сменила специализацию, сейчас прохожу через очередной рост. Много работаю над собой, учусь. Улучшились наши отношения с мужем. Мы стали ближе друг к другу, я его теперь ценю больше, как и он меня. Больше у меня нет зависимости от других людей, я чувствую себя полноценной и самостоятельной. Да и вообще смотрю на людей по-другому, быстро распознаю, с кем мне не стоит общаться. Но в целом я стала менее критичной к окружающим. Приняла, что у каждого человека есть свое мнение и оно не обязано совпадать с моим. И наоборот.
История № 7
«Поняла, что мир не разрушится, если хоть иногда делать так, как хочется»
Проблема: постоянное раздражение
Продолжительность терапии: 1 год
Стоимость: 3000 Р за сеанс
Свою проблему я озвучила психотерапевту так: бесит все. Это началось примерно за пару месяцев до начала терапии. Новая задача на работе — бесит, вскипел чайник — бесит. Я могла резко заплакать, снизилась моя трудоспособность.
Решиться на обращение к психологу мне помог муж. Плача и раздражаясь, я все еще была уверена: не будь у меня денег, я бы даже не задумалась о психотерапии.
Искала специалиста на сайте «Мета», потому что знакома с создателем проекта. Там была анкета: нужно было ответить на вопросы и определить комфортную цену, а затем выбрать одного из трех специалистов, что тебе подберут. Я смотрела на стоимость консультации и описание психотерапевта, которое он оставил на сайте. Мне было важно, чтобы это была женщина. Казалось, что мужчина не сможет меня понять: я не смогу сослаться на ПМС или буду стесняться о чем-то рассказывать.
Сеанс стоит 3000 Р, хожу раз в неделю. Мне было трудно решиться на такую трату. Отдельным огорчением было постепенное понимание того, что мне нужна длительная терапия: я довольно медленно осознаю результат. Например, поделилась чем-то, разобрали проблему, варю ее в голове месяцок и лишь потом до конца понимаю, что произошло. Но меня снова поддержал муж. Уже не финансово, а эмоционально. Сказал: «Если ты чувствуешь, что тебе это нужно и что так легче, да будет так».
Обсуждали с терапевтом прошлое и настоящее. Так как я пришла с проблемой, что меня все бесит, то одним из первых заданий было ведение дневника раздражений. Обычный дневник мне тоже рекомендовали вести, но у меня не получается делать это регулярно. Скорее, просто записываю какие-то мысли, когда они не убираются в голову.
Однажды пришлось вспоминать, как меня выгнали из дома. И приходится до сих пор. Бесит, что эта ситуация как будто бы до сих пор влияет на меня. Не могу простить и отпустить.
Первые результаты появились спустя месяца полтора. Терапию пока не прекращаю, хожу уже год. Я не спрашивала о методе, которым пользуется специалист, потому что в какой-то момент поняла, что это не важно. Мне становится легче — и это главное.
Из открытий: можно не работать по 15 часов в сутки, а тебя все равно будут считать хорошим сотрудником. Можно отказать матери в деньгах, когда она в очередной раз попросит, и она не перестанет меня любить. Можно не делать мужу массаж, если не хочется, и он не перестанет меня любить. Можно задавать себе вопросы и брать время на раздумья, если оно мне нужно. Можно попросить коллег, которые слушают музыку в опенспейсе, воспользоваться наушниками или предложить им свои. Можно ходить гулять одной, если муж не хочет. Можно не пытаться быть для всех хорошей.
Короче, оказалось, что я не супермен, а человек. Это печально, но жить мне стало легче. Теперь я не требую от себя быстрых и правильных решений. Поняла, что мир не разрушится, если хоть иногда делать так, как хочется, а не как требует мама, социум или голодный кот. Я стала счастливее. Поменяла работу, избавилась от обязанностей, которые никому не были нужны, стала больше понимать себя и свои желания. Разрешаю себе злиться и горевать, восхищаться и плакать. А еще я заново влюбилась в собственного мужа.
Ходили к психологу или психотерапевту? Поделитесь своим опытом — он может помочь кому-то преодолеть свои проблемы
Уже ни для кого не секрет, что со дня на день я сообщу о переменах в работе. Скажу всем небезразличным: это будет очень интересный PR-кейс. Но сегодня не об этом (об этом – через несколько дней). Сегодня – о психологии и уникальном специалисте, которого мне посчастливилось встретить.
Пока это мой первый опыт работы с психотерапевтом. А удачный он или нет – судите сами.
Я была уверена, что к психотерапевту есть смысл идти в одном случае: если у тебя с головой не того. Вот вроде я человек умный, грамотный. Но раз психолог – значит, совсем плохи дела.
Мое плотное знакомство с людьми этой профессии состоялось в январе этого года. Когда я попала не просто к специалисту, а к мощному профессионалу Константину Довлатову. Мне сложно пока на словах объяснить, что он сделал. Но результат потрясает. Я проделала с тех пор колоссальную работу над собой, я вот-вот расскажу о новой работе, я отпустила с легкостью всех людей, которых в разной степени держала в голове. За эти месяцы в жизни как будто произошла генеральная уборка. И все по полочкам.
У меня за 29 лет собралось много печального опыта и паттернов поведения.Меня преследовала сложная история с отцом, которого нет уже 15 лет. Это, разумеется, сказывалось на отношениях с мужчинами, на самооценке, на взаимоотношениях с мамой, на работе. Да что там говорить? Даже на отношениях с едой.
Константин Довлатов помог мне закрыть все «дыры». Моя энергия не уходит больше в никуда. Ощущение себя такое, словно в лютый зимний мороз мне не нужно больше топить печку, чтобы согреться при открытых настежь окнах. Потому что тепло – внутри.
Он дошел до моей сути и истины. И очень деликатно, но настойчиво подвел меня к ответам, которых я долгие годы боялась. Он показал мне, почему сегодня все так, а не иначе. Он подтолкнул меня к ответам о моем истинном предназначении и о том, чем я хотела бы заниматься в плане профессии. А еще – кто я в отношениях с людьми. Какие блоки и защиты у меня стоят. И как от них избавиться. Какие финансовые потолки я себе установила и как их повысить. Как не допускать болезни и откуда они берутся. Как наладить отношения с мамой в конце концов. И какой у меня ого-го потенциал (за это – отдельное спасибо, Константин!).
запись пилотного выпуска для программы «Все сложится»
— Константин, почему я не узнала этого раньше?
— Всему свое время, Таня. Большинство людей приходи к этому гораздо позже тебя.
Константин Довлатов – действительно волшебник. Хоть он и говорит, что вся его работа – только наука и никакой магии. Может оно и так, конечно, но творит он что-то невероятное. По крайней мере, мозги ставит на место так, как сам себе вряд ли поставишь.
Я считаю большой удачей возможность общаться с ним регулярно. Это такооооой ресурс, такая глубина, что после каждой встречи со мной происходят очень интересные процессы.
И еще важное. Все это случилось только благодаря тому, что моя подруга Валерия Ледяева решила сделать интересный и важный проект для телевидения. На ТВ и с ТВ я работала в общей сложности 10 лет. То, что придумала Лера, немного выбивалось из общей телевизионной концепции. Но зная Леру, верить в успех можно без тени сомнений.
Суть проекта – психологическое реалити, куда люди приносят свои проблемы и решают их вместе с грамотным и профессиональным психологом. Скажу честно: сделать консультацию у психотерапевта смотрибельной и захватывающей на экране – задача со звездочкой.
Переговоры с ОНТ начались в январе, после чего встал вопрос: кто, кто же будет тем самым психологом? Искали долго и тщательно. Скрупулезно и ответственно. Искали по отзывам клиентов, по методикам, которые применяет терапевт. Он виделся нам мужчиной, взрослым, опытным, харизматичным. Которому хочется довериться полностью. Без преувеличения: когда нашли Довлатова, дружно ахнули: вот он!
Чтобы было понятно: цель у проекта была простая – объяснить людям, что психологи – это такая же забота о своем здоровье, как кардиологи, стоматологи и так далее. Только здоровье это более тонкое и деликатное, потому что эмоциональное. А именно мысли и эмоции, именно психология во многом определяет наше место в жизненной системе координат. И решает, кто мы есть, где мы есть, как и с кем мы есть.
Ну а дальше понеслось. Собралась прекрасная творческая команда: продакш «Медиа Куб», редактор, сценарист и соведущая Мироника Март, режиссеры, операторы, звукорежиссеры, монтажеры и многие другие. Но главное – это герои, конечно. Я знаю, как непросто было этим людям прийти и перед камерами рассказать о своей проблеме. Но они молодцы: поняли, что лучше проблему решить, чем носить ее за плечами еще несколько лет. Все герои настоящие. Со всеми психолог работал на совесть: долго, основательно, тонко, профессионально. В среднем запись консультации длилась два-три часа. Разумеется, до эфира дойдет только самое-самое – а это минут 15. Остальное останется за кадром – и эфира, и жизни героя.
Программа называется «Все сложится». На мой взгляд, невероятно символично. Словила себя на мысли, что мы всей командой теперь часто говорим «все сложится», «все сложилось», «все складывается». Ну а мы друг друга – ласково: складуны:)
с Мироникой Март, Константином и Валерией Ледяевой
Проект получился острый и интересный. В нем затронуты те нервы, которые отзовутся многим: почему не складываются отношения с партнером, почему я такая умница, но одинока, как избавиться от вредных привычек и бросить пить, как наладить жизнь после трагедии, как восстановить добрые отношения с родителями и так далее. Никакой экзотики, одним словом. Но все очень по делу. А полчаса программы смотрятся так захватывающе, что в какой-то моменты ловишь себя на мысли: забываешь дышать.
Премьера уже в эту субботу – 4 июня в 22.35 на ОНТ. И далее по субботам вечером. От души рекомендую посмотреть. И если кто-то из ваших знакомых захочет поучаствовать, то можно отправить заявку по адресу: geroi.vs@gmail.com
А вы обращались к психологам? Помогло? Поделитесь опытом.
P.S.Пару недель назад мы презентовали первый выпуск в рамках закрытого показа в кинотеатре. Судя по реакции ста человек в зале и по их искренним слезам, по отзывам, по впечатлениям, уже сейчас можно смело говорить: проект – получился!
И маленький анонс:
Психотерапия — это не просто разговоры с кем-то за деньги (как часто думают те, кто не решается на нее пойти), а череда инсайтов о самом себе, благодаря которым жизнь-то потихоньку и меняется. Инсайты — для тех, кто не знает — это английский аналог наших слов «озарение», «открытие» и так далее. Расскажу вам про семь советов моего психолога, благодаря которым я сделала множество самооткрытий и вообще теперь не знаю, как жила раньше.
Вашего «нет» достаточно
Это сложно объяснить, ведь нас всех в детстве приучают не слышать себя и делать что-то «через не хочу». Забавно, да? Растете себе растете с этой установкой: делать что-то, даже если этого не хочется, а потом выясняется, что это вообще-то психологически нездорово. Ну да, губительные установки в семьях — это отдельная тема. Но вы вообще-то давно выросли, и пришло время их менять. Да, если вы чего-то не хотите — нормально об этом сказать (в первую очередь самому себе) и не делать этого, раз не хочется. И у окружающих на ваше «нет» должна быть нормальная реакция, они вольны принимать как согласие, так и несогласие (если у вас с этими людьми здоровые отношения, конечно). Не бойтесь отвечать отказом — это ваше право, как и любого другого человека.
Злость и раздражение — важные сигналы
Вдогонку к предыдущему пункту вы спросите: «Ну а что, если я не хочу ходить на работу — не ходить, что ли? Ага, конечно!» А вот тут пришло время серьезного разговора. Да, если у вас возникает раздражение, когда вы думаете про работу, — это плохой признак. Значит, велика вероятность того, что вы вынуждены делать не то, что хочется. И злость, возникающая при осознании этого, тоже нормальна. Злость и раздражение — в принципе очень недооцененные сигналы, которые мы часто сами в себе подавляем, вместо того чтобы прислушаться к ним и начать что-то менять. Конечно, ведь тогда нужно будет взять на себя ответственность за эти изменения, а это довольно волнительно. Уловили связь?
Вы не несете ответственности за эмоции и выборы других людей
Так же как и они не несут ее за ваши выборы и чувства. Всё просто, не так ли? Когда осознаешь эту копеечную истину, проще вычислять манипуляторов среди своего окружения (и просить их не пытаться управлять вами или прививать чувство вины). С этой установкой даже не взаимную любовь проще пережить: представьте себе, если человек вас не любит, это история про него, а не про вас. Кто-то придет завтра и полюбит — и вы к этому, не удивляйтесь, тоже не будете иметь особого отношения! Люди вольны чувствовать то, что чувствуют: радость, злость, растерянность. Просто отпустите это!
Вы когда-то могли не учесть те факторы, которые знаете сейчас
Зачастую нужно отойти на дистанцию от самого себя, чтобы увидеть, какие ваши решения были правильными, а какие нет. И это нормально. Мы все растем, получаем новый опыт, совершаем ошибки, меняемся. В этом и есть нормальное развитие личности — оценивать свой опыт и видеть, где подстелить себе соломки в следующий раз. И уважайте свои прошлые решения — вы сделали то, что могли сделать в тот момент вашей жизни, и это был ваш выбор. А выбор свой или другого человека всегда нужно уважать.
Постоянно спрашивайте себя: «А чего я хочу?»
Задайте этот вопрос себе сейчас. Неважно, что у вас впереди: обед на работе, поездка куда-то или семейные дела. Ставит ли он вас в тупик? Если скорее да, чем нет, то начинайте записывать то, что хочется. Неважно, что это будет: хочу спать, белые кроссовки, съесть фундук, хочу духи. Со временем эта определенность перейдет и на эмоциональную сферу — и вам станет проще самому себе сказать, что вам нужна поддержка, например. А там и до целей в жизни дойдете.
Не думайте за других
Лучше забудьте про фразы в духе: «Мне кажется, он/она думает, что…» Стоп! Вы никогда, никогда не знаете наверняка, что думает другой человек, пока он не сообщил вам об этом. Поэтому просто не тратьте на это — пожалуйста! — время и нервы.
Учитесь говорить о себе и своих потребностях
Никто, даже самые ваши близкие люди, не обязаны читать ваши мысли. Просто говорите о том, чего вам хочется (или не хочется). Говорите, что хотели бы получить совет от того или иного человека или пригласите понравившегося вам человека на встречу. Если вам откажут — возвращаемся к третьему пункту, это их выбор. Зато вы сделаете то, что хочется (и обязательно похвалите себя за это). Это длинный путь, но того стоит!
В тяжелые периоды многие находят спасение в психотерапии: она помогает разобраться с эмоциями, принять важные решения и не сойти с ума от стресса. Но каково приходится тем, чья работа — слушать удручающие истории и поддерживать других? Мы спросили психотерапевтов о том, как они выдерживают эмоциональную нагрузку.
Как справляться с негативом, который вы слышите каждый день, и не принимать тяжелые истории клиентов близко к сердцу?
Мария Полянская
Клинический психолог, гештальт-терапевт, супервизор
В этом вопросе есть несколько решающих аспектов. Первое — это личная терапия. Во-вторых, нужна супервизияФормат, при котором специалист обращается к более опытному коллеге за помощью в разборе клиентских случаев и трудностей в работе. Может быть индивидуальной или групповой. — это когда ты выгружаешь все, что беспокоит в работе, специально обученному терапевту. Супервизия отличается от терапии тем, что на ней мы обсуждаем только клиента, о личных вопросах речи обычно не идет. То есть мы представляем случай, общий анамнез и разбираем моменты, которые вызывают сложности.
Если говорить совсем честно, то с опытом вырабатывается такая позиция: да, ты сочувствуешь, но это не твоя жизнь.
Иногда бывает так, что клиенты приходят с неожиданными темами, в которых психотерапевт сам для себя не копался — оно его не беспокоило, и в личных сессиях он это упустил. А тут внезапно его что‑то триггерит в новом клиенте. Если у специалиста большой опыт терапии, ему хватит пары сессий, чтобы в этом разобраться. Но мы живые люди, многие вещи могут нас задевать, и здесь вопрос в том, как ты с этим обращаешься. Упасть в аффект и долбить клиента, потому что он похож на твою маму, — это очень плохая история, это уже профнепригодность. А если ты отметил для себя «Да, мой папа вел себя так же, ну и ладно», то можно использовать свой опыт, чтобы посочувствовать клиенту.
Мы работаем зеркалами: клиент набрасывает на нас свои проекции и общается со своей фантазией. И даже если мы вносим в терапию какую‑то личную информацию, делимся опытом, то, как правило, это делается на пользу клиенту.
Я сейчас скажу ужасную вещь, но слухи о нашей эмоциональной включенности сильно преувеличены.
Развитая эмоциональность психотерапевта — это как камертон у пианино, просто инструмент. Это не мои чувства, я использую себя, чтобы понять чувства другого. Есть истории, которые вызывают большой отклик в моменте, но ты не несешь эти эмоции домой. Такова терапевтическая позиция. Если специалист теряет ее и включается в переживания, он перестает быть эффективным.
Елизавета Великодворская
Кризисный психолог, схема-терапевт
Первый важный момент, позволяющий выдерживать эту работу, — регуляция нагрузки. Далеко не все клиенты приходят с тяжелым психотравмирующим опытом, а даже если таковой имеется, многое зависит от степени его функциональности. Конечно, чем тяжелее клинический диагноз, тем большая нагрузка ложится на психотерапевта. Поэтому важно проводить условную классификацию случаев от менее трудных к более трудным и искать для себя оптимальное соотношение. Обычно к сложным относят клиентов с несколькими диагнозами, расстройствами личности, ПТСР — теми состояниями, которые человеку тяжело переносить и которые связаны с нестабильной динамикой. Но и не каждую сессию приходится работать с чем‑то тяжелым, часто вместе с клиентом мы переживаем его успех, радость и облегчение.
Когда мы видим, как можем помочь, это в каком‑то смысле компенсирует сложные переживания.
И конечно, важен смысл, который ты вкладываешь в свою работу. В нашей профессии, про себя точно могу так сказать, люди случайно не оказываются, потому что эта работа предполагает служение людям (в здоровом смысле). Я отдаю часть своих сил, своего сердца и даже захожу в зону риска ради большой цели. Ценности, на которые мы опираемся, позволяют двигаться дальше.
У меня бывали времена, когда я чувствовала, что нагрузка становится слишком большой, и это приводило к пониманию, что у каждого есть своя мощность, определяемая в количестве клиентов, консультационных часов в неделю и рабочих дней. Для меня это до 15 консультаций в неделю и четыре рабочих дня, до четырех консультаций в день. В остальные дни я занимаюсь другой работой (проведением обучающих мероприятий, интервизий, супервизий) и обязательно беру два выходных в неделю.
Для нас очень важна гигиена труда и отдыха. Конечно, этот баланс может меняться в течение профессиональной жизни от меньшего к большему, но тут всегда происходит балансировка. Мои коллеги отмечают, что в очень трудном 2022 году наши возможности уменьшились, многие говорят, что с прежней эффективностью и без рисков для выгорания и истощения они могут работать меньше часов в неделю.
Мария Лабазанова
Психолог-консультант (НИУ ВШЭ), эксперт «Психодемии», соведущая подкаста «Пока так»
Чтобы выжить в этой профессии, нам нужно понимать границы своей компетенции и ответственности: точно ли я могу работать с такими запросами? Стоит ли обратиться за помощью к коллегам, или перенаправить клиента к другому специалисту? Чтобы терапия работала, вклада и профессионализма психотерапевта недостаточно — как минимум половина успеха зависит от готовности клиента вкладываться в процесс. Об этом тоже важно помнить, чтобы не брать на себя больше, чем нужно.
Еще важно проводить границы в работе с клиентами. Обычно перед началом терапии фиксируются договоренности: когда и как проходят встречи, можно ли писать вам между сессиями и в каких случаях, каковы правила оплаты, за какое количество времени можно отменить сессию, можно ли подписываться друг на друга в социальных сетях. Эти правила основываются на этических кодексах психологов — документах, которые буквально были выстраданы многолетним опытом и ошибками наших старших коллег. Конечно, для каждого случая могут быть оговорки: например, многие терапевты остаются на связи даже вне сессий, если у клиента есть суицидальный риск.
Запрещены двойные отношения — когда психолог является для клиента другом, родственником, любовником, потребителем услуг. Иначе ломается сама форма коммуникации, исчезает непредвзятость, появляется слишком высокая эмоциональная включенность.
Помимо формальных правил, на выстраивание границ влияет степень откровенности специалиста. Самораскрытие — особый вид интервенций, допустимый лишь в некоторых подходах, оно никогда не должно происходить просто так. В противном случае границы будут размываться — и вот я уже не психотерапевт, который делится своим опытом с целью установления контакта и иллюстрации определенной техники, а подружка или попутчица, перетягивающая одеяло на себя и уводящая отношения за рамки терапии. Болезненное слияние с тяжелым опытом клиентов происходит как раз из‑за несоблюдения всех этих границ.
Что самое сложное в работе? Наверняка бывают раздражающие клиенты или тяжелые ситуации. Как удается проявлять сочувствие?
Мария Полянская
Клинический психолог, гештальт-терапевт, супервизор
У каждого психотерапевта есть определенная категория клиентов, с которыми сложно работать. Например, бывают специалисты, которым тяжело с нарциссами. Ну не могут, и все! Если это осознанный психотерапевт, то он просто не будет брать в работу такого человека. В этом вопросе непросто бывает начинающим специалистам — они только набирают базу и часто вынуждены работать с теми, кто пришел.
Спустя время вопрос «Справишься ли ты с конкретным случаем?» уже не стоит так остро — опытный психотерапевт продирается через любое раздражение и неприязнь, он умеет отстраняться от тяжелых эмоций, потому что, в конце концов, понимаешь, что помощь помощью, но это не твоя война.
Елизавета Великодворская
Кризисный психолог, схема-терапевт
Я работаю по методу схема-терапии, где используется limited reparentingОграниченное родительство.: это подход, предполагающий, что в рамках терапевтических отношений специалист удовлетворяет базовые эмоциональные потребности клиента. И это трудно, но, с другой стороны, позволяет на уровне мировоззрения посмотреть на происходящее с человеком через призму его потребностей. Например, если его потребность в безопасности не удовлетворялась, он может быть подозрительным, недоверчивым или с гневом отстраняться во время сессии. Как людям, нам это может быть неприятно, но когда мы понимаем, что это поведение — способ, которым он научился справляться с небезопасностью в своей жизни, становится намного проще оставаться в разумной дистанции и при этом эмпатически откликаться.
Из такого понимания как раз и рождается эмпатия (не путайте с сочувствием) — это способность поставить себя на место клиента и представить, что он мог переживать в обстоятельствах, в которых находился. По сути это способность к децентрации: выйти из своей позиции и зайти в позицию другого — немного пройти в его ботинках.
Когда мы проявляем такую эмпатию, становится намного проще работать: ты видишь, что перед тобой не просто вредный парень или девушка, а копинговая стратегия человека, за которой что‑то стоит.
Конечно, и с учетом подхода проявлять эмпатию бывает сложно. Речь о случаях, когда клиент делится историями о совершенном им насилии либо ведет себя агрессивно: неуважительно общается, оскорбляет, в гневе начинает бросать предметы в кабинете. Мы останавливаем такие действия и обозначаем границы. Терапевт не должен терпеть подобное обращение, у него есть свои права и потребности.
Так что тут вопрос в оптимальной дистанции. Но все психотерапевты проходят путь от новичка к устойчивой экспертизе, и понимание своих ограничений приходит со временем. Кто‑то не может работать с утратой, с инцестом или насилием в личных отношениях, но все это становится ясно только с опытом.
Мои коллеги не из России работают в тюрьмах с людьми, которые совершают тяжелые преступления. Я испытываю большой интерес и уважение к их работе, потому что она требует сострадания и готовности видеть не столько насильственное поведение, сколько личность, которая за этим стоит, — как правило, это люди, которые сами пережили тяжелый опыт, перед тем как совершать насилие. Но лично я с этим не работаю. Думаю, что для этого нужны большая устойчивость, способность к состраданию и глубокому пониманию, что такое насилие. За такой работой стоит вопрос, наполняющий смыслом: как сделать так, чтобы насилия было меньше? Когда человек идет за своими ценностями, это может давать очень много сил и помогать переносить тяжелые истории.
Мария Лабазанова
Психолог-консультант (НИУ ВШЭ), эксперт «Психодемии», соведущая подкаста «Пока так»
Я слукавлю, если скажу, что неприятных сессий с клиентами не бывает. Во время терапии разворачивается процесс, который многократно происходил в жизни клиента: те особенности, которые мешают ему в личной жизни, например, отсутствие чуткости к границам, паттерны обесценивания или идеализации, отрицание ответственности — все это найдет место на наших встречах.
Помогает понимание, что любые паттерны несут в себе функцию: они призваны сберечь нечто хрупкое, живое и настоящее в нас, потому что когда‑то нам было очень больно.
Как только мы с клиентом нащупываем это хрупкое, сопереживать ему становится намного легче. Сохранять сочувствие и фокус внимания позволяет еще и личный опыт ментальных проблем. Есть мнение, что психолог должен быть человеком с идеальным психическим здоровьем, а если и есть в анамнезе расстройства, то молчи об этом. Но на самом деле гораздо легче искренне сочувствовать и принимать клиента, когда сама была в таком же или похожем состоянии.
Как быть, если у психотерапевта случилось выгорание?
Мария Полянская
Клинический психолог, гештальт-терапевт, супервизор
Все как у всех: мы устаем, нам нужен отпуск. Если чувствуешь, что нагрузка уже поджимает, перестаешь брать новых клиентов. А если выгораешь и понимаешь, что эта профессия не твоя, просто уходишь. Это тяжелая работа, ею занимаются только по призванию. Но среди моих опытных коллег я не встречала ситуаций смены профессии, они, как правило, находят способы развиваться вширь, меняют подход или переходят из личной терапии в групповую.
Но есть разные срезы: в государственных организациях вас никто не спрашивает, хотите ли вы работать с этим человеком, его вам просто приводят. И выстраивать терапию на таких условиях трудно. Я какое‑то время работала в частной клинике. Человек захотел и отменил встречу, захотел — пришел: ты не можешь говорить с ним о границах и решать такие проблемы, у тебя просто нет к этому доступа. Это повышает риск быстрого выгорания. В частной практике у нас больше возможностей регулировать процесс.
Границы делают терапию терапией, а не дружеским разговором по душам.
Елизавета Великодворская
Кризисный психолог, схема-терапевт
Есть такое понятие в практике — compassion fatigue, «усталость сострадать». Этот феномен отмечали специалисты, которые работают с тяжелыми случаями. Это состояние, когда психотерапевт устал от чужой боли, оно связано с выгоранием. Поэтому нам обязательно нужно понимать свои пределы, отдыхать, переключаться, быть с близкими, восстанавливать собственные силы эмоционально и физически, без этого можно быстро уйти из профессии, потому что это будет спринт, а не марафон.
Это вопрос оптимальной дистанции: если она слишком большая, то нет эмпатии и вовлеченности, и это может ограничивать тебя в работе. С другой стороны, если слишком сильно приблизишься, можно оказаться в одной эмоциональной воронке с клиентом, потерять свою профессиональную позицию или оказаться в ситуации риска вторичной травмыСостояние, когда соприкосновение с чужими травмами оказывается настолько тяжелым для психотерапевта, что у него появляются симптомы, похожие на ПТСР..
К сожалению, многие терапевты продолжают практику даже после выгорания: чтобы обеспечить себе хорошие условия для восстановления и уйти в отпуск, нужны серьезная подушка безопасности и поддержка со стороны работодателя.
Но нужно точно определить, действительно ли у терапевта эмоциональное выгорание, или просто продолжительная усталость и подавленность настроения. Последнее со мной случалось: я понимала, что нагрузка становится слишком большой и я нахожусь в зоне риска. Если выгорание уже настало, то восстановиться будет непросто — здесь нужны и отдых, и поиск новых смыслов в работе, а иногда даже медикаментозная помощь. Так что лучше не допускать этого всеми возможными способами.
С точки зрения профилактики выгорания для нас критически важно взаимодействие с профессиональным сообществом: необходимо посещать интервизииГрупповые встречи равных по опыту психотерапевтов, на которых обсуждаются случаи, вызывающие затруднения в работе. и супервизии, получать валидацию и поддержку от коллег, потому что за выгоранием могут скрываться сомнения в себе как в специалисте или не вполне ясное понимание, как проводить терапию.
Мария Лабазанова
Психолог-консультант (НИУ ВШЭ), эксперт «Психодемии», соведущая подкаста «Пока так»
Когда выгорание уже случилось, необходимо пойти в отпуск и хорошенько отдохнуть, разобрать произошедшее в личной терапии и на супервизии, пересмотреть свой рабочий и личный графики. Если ситуация тяжелая, нужно честно сказать о том, что необходима пауза, и передать клиентов коллегам.
В ответ на отсутствие сил мы часто становимся черствыми, но это состояние противоречит самому принципу терапевтической помощи — способности к эмпатии.
Чтобы сопереживать, нам необходимо присоединяться к той части нас, которая испытывала подобный опыт, и это непросто. Проявлять эмпатию и так ресурсозатратно, а когда сил нет и психотерапевт выгорел, он может либо болезненно сливаться с чувствами клиента, либо, защищаясь от боли и еще более сильного выгорания, «отключать» способность сопереживать — что может навредить клиентам.
Здесь важно задать себе вопрос: хотите ли вы быть таким терапевтом? Если вы профессионал и относитесь с любовью к делу, то, скорее всего, ваш ответ будет нет. Тогда каким специалистом вам важно быть? И что вы можете сделать, чтобы приблизиться к этой ценности уже сейчас? Иногда ответ на этот вопрос — снизить количество работы и уйти в отпуск, и это окей.
В обществе есть два варианта отношения к терапии: одни называют сессии решением всех проблем, другие склонны не доверять психотерапевтам. Как вы видите роль терапии?
Мария Полянская
Клинический психолог, гештальт-терапевт, супервизор
Психотерапия — это не панацея, она нужна не всем: есть люди, которые вполне справляются сами. Человек приходит на сессии с определенной задачей, когда у него есть дискомфорт. Если он, например, находится в дисфункциональных отношениях, но его при этом все устраивает, зачем лезть?
Есть золотое терапевтическое правило — не работай без запроса.
Мы не решаем за человека, что ему нужно сделать и каким стать. Этим грешат коучи: «Я тебе расскажу, каким ты должен быть». Терапия помогает исправить ту часть, которая не устраивает самого клиента. Специалист как максимум может только прокомментировать, что, кажется, в некоторых случаях есть вопросики. Если клиент говорит, что у него вопросиков нет, — убрали руки.
Елизавета Великодворская
Кризисный психолог, схема-терапевт
Психотерапия — это практика, которая позволяет с определенной степенью вероятности и при наличии мотивации у того, кто обращается за помощью, решать психологические проблемы. Это сложное определение, но оно выглядит так, потому что в терапии есть много «если»: если человеку это нужно, если он захочет с этим разобраться и так далее.
Важно понимать, что человек не существует в вакууме: мы живем в обществе и среде, которые влияют на нас каждый день и несут в себе как факторы риска, так и благоприятное влияние. И менять их не в нашей власти. Поэтому, с одной стороны, не все успехи, приписываемые психотерапии, — это действительно ее заслуга. Человек, проходящий сессии, мог встретить нового партнера, поменять работу, оказаться в другой среде. Сложно понять, от чего конкретно ему стало лучше. С другой стороны, хочется привести цитату доктора Михаила Зобина: «Тяжелая судьба — это не диагноз». Порой люди сталкиваются с утратами, насилием, болезнью, и сказать, что здесь психотерапия принципиально что‑то изменит, нельзя. Она может быть поддержкой и помогать двигаться дальше, но всегда есть внешние обстоятельства и ограничения.
Но терапия как метод уникальна своими границами: это возможность быть с человеком в очень близких отношениях и доверять ему личные вещи, при этом с ним тебя не связывают специфические узы, нет необходимости выбирать формулировки и заботиться о чувствах специалиста. Психотерапевт — это не друг, ты имеешь право уйти от него в любой момент и ты свободен в этих отношениях. При этом ты можешь бесконечно обращаться к этой форме отношений как к источнику знаний.
Мария Лабазанова
Психолог-консультант (НИУ ВШЭ), эксперт «Психодемии», соведущая подкаста «Пока так»
Терапия эффективна в решении широкого спектра задач, и об этом говорят множество исследований, но она не является универсальным решением всех проблем, у нее есть ряд очевидных ограничений. Например, мы можем влиять лишь на свое состояние и поведение, и ни одна психотерапия не поможет с желанием «сделать так, чтобы жена не изменяла». Так что важная часть работы — сформировать реалистичные ожидания от сессий.
Некоторым людям прекрасно подходят другие помогающие практики (например, медитации или общение с близкими), и если человеку от них лучше, то, кажется, мы абсолютно не вправе навязывать ему психотерапию.
Так что правда где‑то посередине: решить все на свете проблемы психотерапия не сможет, но значительно улучшить качество жизни — вполне. Я считаю, что это великолепная практика, которая иногда буквально спасает жизни. Но обращаться к специалисту или нет — решать вам.