Нравственная характеристика судейской ошибки

УДК 343.1

DOI: 10.23683/2313-6138-2019-6-2-11

Середнев Владимир Анатольевич,

преподаватель, факультет экономики и права, кафедра права, философии и социальных дисциплин, Арзамасский филиал Нижегородского государственного университета им. Н.И. Лобачевского, 607220, г. Арзамас, ул. К. Маркса, д. 36, e-mail: naganov1910@mail.ru

Serednev, Vladimir A.,

Professor, Faculty of Economics and Law, Chair of Law, Philosophy and Social Studies, Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod, Arzamas Branch, 36 K. Marksa St., Arzamas, 607220, Russian Federation, e-mail: naganov1910@mail.ru

К ВОПРОСУ СУЩНОСТИ СУДЕБНОЙ ОШИБКИ В КОНТЕКСТЕ МОРАЛЬНО-НРАВСТВЕННОГО АСПЕКТА ПРИ ДОСТИЖЕНИИ ИСТИНЫ

В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

♦

JUDICIAL ERROR WITHIN THE MORAL ASPECT OF TRUTH IN CRIMINAL PROCEDURE

АННОТАЦИЯ. В статье рассматривается вопрос, связанный с судебными ошибками не с точки зрения нарушения материального и процессуального права, т.е. нарушения в логическом (рациональном) мышлении при принятии судебного решения основанного на «букве» закона, а с точки зрения нравственности (иррационального мышления), как необходимого компонента для осуществления правосудия. Автором предпринята попытка рассмотрения статуса судьи с метафизических позиций, т.е. позиций, выходящих за пределы материалистических воззрений, а наделения статуса судьи некими традиционно-религиозными качествами, обладая которыми судья может действовать по собственному усмотрению (судейское усмотрение), в разрезе своего внутреннего убеждения при оценке доказательства, где основным механизмом выступает совесть. Кроме того что совесть является внутренним судилищем лица отправляющего правосудия, она еще должна соответствовать его представлениям (судьи) о культурно-исторических особенностях в традициях народов России. Именно через способы реализации права совесть должна способствовать реализации такого иррационально-духовного феномена, как «внутреннее убеждение», которое связано духовно-нравственным аспектом. Автор указывает на внутреннее убеждение судьи как на один из механизмов установления истины по уголовному делу, которая должна являться необходимым знанием для защиты развития общества, государства и личности от наиболее опасных внутренних посягательств со стороны членов этого же общества.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: уголовный процесс; правосудие; суд; судья; нравственность; совесть; внутреннее убеждение; истина.

ABSTRACT. The article dwells on judicial errors — but not in terms of violation of material or procedural law, not as errors in logical, or rational, thought when the judge takes a decision strictly based on law. The author focuses on a moral aspect, irrational thought, considering it a component necessary for justice. The judge’s status is examined from a metaphysical position — that is, the one reaching beyond materialist views. Thus, the status acquires certain traditional and religious features; and the judges who have them can act at their own discretion (‘judicial discretion’) using their inner conscience-based conviction to assess the evidence. Besides being an inner trial of a justice administrator, conscience must also correspond to the judge’s notion of cultural and historical features of Russian peoples’ traditions. It is through administration of law that conscience must contribute to implementation of inner conviction — an irrational phenomenon related to a spiritual/moral aspect. The author regards the judge’s inner conviction as one of the mechanisms to establish the truth in criminal cases. This truth must serve as knowledge needed to protect social, governmental and personal development from the most dangerous attempts by members of the society.

KEYWORDS: criminal procedure; justice; court; judge; morality; conscience; inner conviction; truth.

© В.А. Середнев, 2019

Fiat justitia et pereat mundus. Да свершится правосудие, даже если для этого должен погибнуть мир.

В обществе довольно часто приходится слышать о недовольстве с его стороны относительно деятельности как самого судейского корпуса, так и всей судебной системы в целом, в контексте совершения судом ошибок (материальных и процессуальных) при рассмотрении уголовного дела. Чем по своей сути являются судебные ошибки и идеален ли тот судья, который не совершает судебных ошибок при осуществлении правосудия? В мире ничего идеального не существует, и данный вопрос относительно идеала имеет не просто риторический оттенок, а более даже романтический. Идеал по сути своей является одним из элементов мировоззрения человека (наряду с верой, ценностными ориентациями и убеждениями), к которому он должен стремиться, но никогда до него не дойдет, идеал так и будет ему светить, как далекая маленькая звездочка в ночном темном небе. При всех рассуждениях о том, может ли быть правосудие безошибочным, или имеются ли такие судьи, при осуществлении правосудия которыми вероятность их ошибки при принятии решения может быть сведена к нулю, ответ должен быть один, — таких служителей Фемиды не существует и существовать не может. Правосудие является деятельностью человека, как и любая другая государственная деятельность, и при ее реализации неизбежны ошибки. Ошибка есть не только результат неверного суждения при использовании механизмов логики в ходе принятия судебного решения, но и результат неиспользования феноменов, которые не поддаются законам логики, — совести и внутреннего убеждения, при осуществлении правосудия, поскольку они иррациональны в своей сущности. «Итак, в любом виде деятельности невозможно избежать ошибок и заблуждений. Не является исключением и деятельность по рассмотрению уголовных дел, в процессе которой суды первой инстанции допускают ошибки не только при установлении фактических обстоятельств дела, но и при применении тех или иных норм материального или процессуального закона. Между тем проверка законности, обоснованности и справедливости судебных

решений вышестоящими судебными инстанциями осуществляется не только с целью выявления ошибок, допущенных при рассмотрении и разрешении дела, но и для принятия соответствующих мер по их устранению, в том числе посредством предоставленных вышестоящим судам полномочий по пересмотру судебных решений…» [32, с. 24-25]. Заметим, что это происходит также для определения формы уголовного судопроизводства.

В чем же основная причина судебных ошибок? Хотя верно замечает М.И. Клеандров, что «не ошибающихся людей не существует, но при этом следует признать, что коллегиальный состав судей при рассмотрении конкретного дела — большой гарант избежания судебной ошибки, чем если бы это дело судьей рассматривалось единолично» [14, с. 274].

Например, можно указать также на иные проблемы, которые, с нашей точки зрения, затрудняют правосудную деятельность. То есть всегда во всех видах деятельности, на наш взгляд, в том числе и в осуществлении правосудия, одним из основных факторов, затрудняющих деятельность, являются упущенные возможности при реализации функции. Хотя между ними трудно увидеть прямую связь, ввиду того, что, например, неправосудные приговоры, которые были на отрезке истории уголовного судопроизводства (репрессии 30-50-х годов XX века), в настоящее время в контексте официального установления обстоятельств, подлежащих доказыванию, по указанным уголовным делам по-прежнему морально востребованы. Но по мере отдаления времени советской России в сегодняшнем движении в рамках постсоветского правосудия теряют актуальность на реализацию [7, с. 142-168].

Несомненно, можно говорить и о проблемах отсутствия научно обоснованной методологии эффективного прогнозирования общественных процессов [14, с. 280], связанных с отправлением правосудия, но это по сути является общей проблемой для всей российской науки. Поэтому юридическая наука в данном аспекте не исключение. Соответственно мы имеем возможность наблюдать некую порочность в принимаемых судами решениях, выражающуюся в том, что, с одной стороны, «»начинают действовать с точностью до наоборот» вопреки воле законодателя, что некоторые их приспосабли-

вают к работе исключительно в своих корыстных интересах в противовес общественным и т.д.» [14, с. 281]. Но с другой стороны, «свои корыстные интересы» есть интересы частные, защита которых и является главенствующей в состязательной форме уголовного процесса, поскольку она есть порождение западной либеральной мысли, где частному (индивидууму) отдается предпочтение перед публичным (общим, коллективным).

Можно также говорить о том, что судебная реформа в России незавершена, и что она, по сути, и не начиналась, это тоже находит свое подтверждение и законодательство несовер-шенно1. Отдельные законы в обществе уже занимают место мифов и анекдотов (хотя мы понимаем, что обыватель далек от юридического понимания закона, но и наши «законотворни-ки», находящиеся в Государственной думе, — певцы, гимнасты, боксеры и поэты, явно не специалисты в области законотворческой деятельности). Судебная система и само уголовное судопроизводство представляют собой квазисостязательный процесс, говоря о разделении функций защиты, уголовного преследования и суда, и как это реализуется на практике. Эти факторы, хотя и имеют место и косвенно могут быть связаны с судейской ошибкой, но являются не основными, а всего лишь представляют собой следствие из основного фактора — нравственности как необходимого компонента именно для осуществления правосудия, а не просто принятия судебных решений. Профессор М.И. Клеандров в причине судебных ошибок видит фактор неопределенности определения высокого качества работы судьи [14, с. 305-314]. На наш взгляд, это спорный фактор, относящийся не только к механизму, влияющему на судейскую ошибку, но и вообще к оценочной мере деятельности судьи. Деятельность судьи представляет (должна представлять!) сакрально-экзистенциальное творение.

Стоит обратить внимание и подчеркнуть, что по своей сути судья вершит человеческие судьбы «росчерком пера», а соответственно, для участников судебного разбирательства (не-

1 Постановление Правительства РФ от 27.12.2012 № 1406 (ред. от 24.12.2018) «О федеральной целевой программе «Развитие судебной системы России на 2013-2020 годы»» // Собрание законодательства РФ. 07.01.2013. № 1, ст. 13.

зависимо от ее стороны) процедура малоприятная. Поэтому возникает логический вопрос: «.кому человек может доверить «в руки» свою судьбу? Наверное, как он считает, только Богу, и скорее всего именно так и ответит на данный вопрос. Судья не Бог, он человек, а поэтому находящий в статусе судьи, получается, должен быть: «полубог»-«получеловек»» [24, с. 107]. Или, как верно замечено в традиции о переходе от одного рождения к другому: «Человек — это смертный бог, а бог — бессмертный человек» [11, с. 62]. Соответственно сравнивать работу судьи и, например, пекаря или станочника не имеет смысла, ибо смысл в аспекте правосудной деятельности нужно рассматривать как причащение мысли истине, реализующейся через механизм совести и внутреннего убеждения. В связи с этим можно констатировать то, что феномен истины является основным фактором, который влияет на судебную ошибку. В связи с чем необходимо рассмотреть такое понятие, как «судейское усмотрение».

Представляется, что любой судья может действовать в определенной ситуации по своему усмотрению, если его действия не связаны с нарушением закона. То есть «усмотрение» само по себе представляет некую альтернативу действий судьи в рамках правового поля. Поэтому в процессуальной литературе пока не существует единого определения судейского усмотрения. Ряд ученых определяет содержания усмотрения суда как свободу [1, с. 43; 13, с. 12-13; 16, с. 15], иные как правомочие [15, с. 26; 8, с. 42; 5, с. 14]. Есть авторы, которые рассматривают данный феномен как применение закона с точки зрения целесообразности [17, с. 63]. А. Барак рассматривает судейское усмотрение как возможность выбора из предоставленных законом альтернатив [6, с. 15]. Он указывает, что «судейское усмотрение означает полномочие, которое закон дает судье, чтобы делать выбор из нескольких альтернатив. судья будет действовать не механически, но станет взвешивать, обдумывать, получать впечатления, проверять и изучать. усмотрение не является ни эмоциональным, ни умственным состоянием, это, скорее всего, юридическое условие, при котором судья волен делать выбор из ряда фактов» [6, с. 13-14]. С данным автором мы согласны в части того, что усмотрение это, действительно, выбор из альтернатив, как ука-

зывали выше, но в корне не согласны с тем, что оно «не является ни эмоциональным, ни умственным состоянием». Так как мы убеждены, и в этом не одиноки [19, с. 22; 22, с. 48; 31, с. 21], что проблему судейского усмотрения нужно рассматривать не иначе как в разрезе внутреннего убеждения судьи при оценки имеющихся в уголовном деле доказательств и, естественно, при этом руководствоваться законом и совестью, на что указывает ст. 17 УПК РФ.

Поэтому нужно полагать, что судейское усмотрение в синтезе с внутренним убеждением являет собой субъективно-мыслительную деятельность судьи. Но в настоящее время ст. 17 УПК РФ носит декларативный, формальный характер, в контексте применения «совести» при оценке доказательств. То есть в данной норме указано лишь название механизма, используемого при оценке доказательств, — совесть, но ни в данной норме, ни в других нормах УПК не раскрывается смысл и сущность совести. Дело в том, что, являясь матрицей либерально-западной парадигмы права, отечественный уголовный процесс пропитан доминирующей ролью «формы» над «содержанием». То есть форма первична (создание вида, декларативные, никогда не реализующиеся цели и т.п.) по отношению к содержанию (не важна сущность явления, действия, изменения бытия, а превалирует один из либеральных принципов, «Главное — не быть, главное — казаться»). Свобода, являющаяся частью акта «усмотрения» судьи по большому счету, без раскрытия сущности совести, есть поклон в сторону западного понимания процессуальной деятельности, законности, как явления западного мира и всего права. Именно поэтому и в отечественной литературе указывается, что «для того, чтобы судейское усмотрение носило законный характер, судья должен сформировать внутреннее убеждение, что все значимые юридические обстоятельства уголовного дела (доказательства) обладают признаками относимости, допустимости, достоверности, а в совокупности достаточны для разрешения правовой коллизии» [18, с. 35]. То есть законность и принятие судебных решений на ее основе в настоящем УПК РФ регулируются с помощью утилитарной логики, но у логики при всех ее достоинствах есть один большой недостаток: с помощью ее нельзя регулировать иррациональные явления че-

ловеческого сознания, к которым обязательно следует относить совесть и внутреннее убеждение. Поэтому в контексте понятия «усмотрение судьи», как верно замечает профессор А.В. Агу-тин, «основными идеологическими компонентами либерализма являются идеи, весьма чуждые российской общности, например идея свободы вместо правды… К последнему типу идеологических ухищрений либерализма следует отнести: право на жизнь, справедливое судебное разбирательство, право на частную жизнь» [2, с. 17]. Соответственно, к сказанному нами ранее, что «.субъекты уголовно-процессуальной деятельности, такие как судья, следователь, дознаватель, принимают решение, оценивая доказательства по «внутреннему убеждению», основываясь на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, и руководствуются при этом законом и совестью, должны исходить не из соображений внешнего порядка (имеется в виду карьера, выгода и т.д.), а исключительно из веления долга перед обществом. Думается, что долг должен рассматриваться как поступок, который обязан быть совершен, следовательно, долг — это материя обязательности. Ибо основным проявлением нравственной основы при оценке доказательств является чувство ответственности перед обществом и самим собой и вытекающее из него сознание вины и покаяния. Нравственный человек всегда наделен чуткой совестью — удивительной способностью к самоконтролю. » [23, с. 83], необходимо добавить, что понятие феномена совести должно быть закреплено в принципах уголовно-процессуального законодательства РФ, где будет раскрыт ее смысл для использования в уголовно-процессуальной деятельности, с целью решения ее задач.

Кроме того, в литературе не без оснований отмечается, что «судейское усмотрение в российской правоприменительной практике в отличие от практики англо-американских правовых систем понимается более широко: фактически о судейском усмотрении идет речь во всех случаях, когда встает вопрос о толковании той или иной нормы права. при оценке фактических обстоятельств дела» [10, с. 41-45]. И уже после того как судья оценит имеющиеся в его распоряжении материалы уголовного дела, только тогда он применяет выбранную им правовую норму. Соответственно одним из

элементов внутреннего убеждения судьи при оценке доказательств является применение им судейского усмотрения. Судья должен устранить или даже не допустить разрыва между правом и нравственностью в рамках правового поля. То есть в связи с этим нужно понимать и говорить о том, что «мораль» — это законодатель, а «нравственность» — это правоприменитель, «этика» же — это организационно-правовой механизм реализации права через правоприменителя. Соответственно, нравственные установки, существующие в обществе, должны четко преломляться через формализованную деятельность, которой, по сути, и является мораль, как порождение определенной идеологии, в отличие от нравственности, которая представляет собой внутреннее и общепринятое представление человека о добре и зле, о долге, чести, праве, справедливости [26, с. 18-23; 28, с. 410-419].

Кроме всего прочего подчеркнем, что существует внешнее правовое поле, обеспеченное нормами законодательства, и внутреннее (субъективное) правовое поле — материалы уголовного дела и жесткие его рамки. Под внутренним правовым полем следует понимать судейскую ошибку в связи с механизмом внутреннего убеждения судьи. Прямым образом данный вопрос естественно связан с установлением так называемой истины по уголовному делу, и ошибка, если она имеет место, находится между истиной и достоверностью. Мы ранее в своих работах уже указывали, что «суд не может рассмотреть дело по существу и установить вину лица в совершении преступления не иначе как основываясь на имеющихся в уголовном деле доказательствах, при этом суд не выходит за рамки материалов уголовного дела. суд не очень-то интересуют те обстоятельства преступления, которые не указаны в уголовном деле (но имевшие место в действительности)… Соответственно, если интерпретировать ст. 299 УПК РФ «Вопросы, разрешаемые судом при постановлении приговора», то суд в процессе доказывания по уголовному делу интересует: доказана ли виновность лица в совершении преступления на основании исследования в уголовном деле доказательств» [25, с. 107]. То есть речь все-таки идет о достоверности тех знаний, которые, исходя из изучения материалов уголовного дела, являются не

противоречивыми и не вызывают сомнений. Поэтому видится верным высказывание профессора А.Г. Печникова о том, что «…соответствует ли доказанное обвинение объективной действительности или не соответствует, существует или не существует объективная истина, такой вопрос с точки зрения доказательств не ставится» [20, с. 18].

Поэтому мы убеждены в том, что в жизнедеятельности человека все его ошибки, в том числе и в деятельности судьи, связаны более всего и прямым образом с «морально-этическим комплексом», который является sinequa-попе («непременное условие»), для реализации механизма попытки избежание ошибок. Ибо все законодательство и все возможные наши указания, например, на несовершенство законодательства, отсутствие научно обоснованной методологии эффективного прогнозирования общественных процессов и т.д., на что мы указывали выше, есть косвенный сегмент, который влияет на принятие судьей решения по уголовному делу.

Нормы права есть продукт порождения человеческой мысли, в которой всегда имеет место внутреннее убеждение, которое должно быть регулятором нравственного аспекта правотворчества. Например, во французском процессуальном праве внутреннее убеждение, по мнению В.Ф. Бохана, заключается в том, чтобы «присяжные должны были внимательно углубиться в свое сознание и получить внутреннее убеждение, получить из глубины своего внутреннего мира без учета того, на основании каких объективных данных у них сложилось убеждение» [9, с. 40-41]. На наш взгляд, данное понимание внутреннего убеждения весьма расплывчато, т.е. не совсем ясно, что должно являться истоками мышления и внутреннего мира присяжных, и что есть вообще для них внутренний мир. Мы даже предполагаем, что данная трактовка внутреннего убеждения во французском уголовном судопроизводстве есть не что иное, как некий политический идеал. А поскольку Франция это западная страна, то в данном контексте сошлемся на высказывание А.А. Зиновьева, который писал: «Идеология западнизма зародилась и формировалась как стремление создать научное понимание всего того, что входило в круг интеллектуальных интересов людей, в противовес религиозному уче-

нию обо всем этом, то есть о космосе, природе, обществе, человеке, мышлении, познании. Наука осталась источником идеологии и в наше время. И останется до тех пор, пока наука не исчерпает себя» [12, с. 276]. Другими словами, необходимо деполитизировать уголовное судопроизводство, так как идея достижения политических целей не должна иметь отношения к праву, поскольку «политизация уголовного судопроизводства посредством политических идей является действенным средством дезорганизации уголовно-процессуальной деятельности. В этом смысле идея внутреннего убеждения в сфере уголовного судопроизводства является мечтой несбыточной и ложной, поскольку уголовный процесс представляет собой тот путь, посредством которого.» [3, с. 283] реализуется материальное право государства. Одним из примеров дезорганизации, при реализации уголовно-процессуальной деятельности, является так называемое «объективное вменение» в уголовном праве, по определенной категории преступлений [29]. Поэтому идею внутреннего убеждения, ту, которая дана отечественному уголовному процессу либерально-западной идеологией (как и весь УПК РФ) в ст. 17 УПК РФ, трудно без условных оговорок назвать правовой идеей, представляющей принцип. Поэтому только крепкая связь между обрядами и культурно-историческими особенностями в традициях народов России, через способы реализации права, может способствовать реализации такого иррационально-духовного феномена, как «внутреннее убеждение», которое связано духовно-нравственным аспектом. Необходимыми же элементами нравственности являются совесть, справедливость и истина. Совесть как внутреннее судилище человека, т.е. две его мысли в сознании, одна из которых оправдывает его действия, а другая осуждает при принятии решения. Справедливость, которая должна основываться на умеренности и душевном спокойствии судьи, как одних из условий гарантии принятия им решения. Так как нужно понимать, что равенство всех перед законом, преломляясь через призму определенных уголовно-процессуальных норм, свидетельствует лишь о том, но вслух «не объявляется». Речь идет о том, что на самом деле справедливость обозначает всегда то, что когда каждый занимается своим делом, не мешает

другому и не пускает другого к себе и тем самым приносит пользу государству. Или, как верно замечено у Платона, что «идея справедливости ^каюэипЬ), воплощением которой является государство, находится в тесной связи с oikeiopragia или эииш cuique (каждому свое) — принципом, согласно которому каждый должен выполнять функцию, соответствующую собственной природе» [33, с. 43].

В свое время «праотец русской юридической профессуры» С.Е. Десницкий указывал: «Судить по истине и справедливости в случае, когда закон не будет доставать, ибо всех приключений ни в каком государстве законом ограничить и предвидеть вперед невозможно. дозволить судии решать и судить дела по совести и справедливости.» [34, с. 110]. В нравственном воспитании судьи, обязательно (!) в культурных традициях своего народа, заложена подлинность судейского мастерства, где настоящий судья должен видеть, предвидеть и чувствовать, как писал в свое время ученый в области римского права И.А. Покровский, но его слова очень уместны применительно и к уголовному судопроизводству: «Уже простое применение юридических ном к фактам действительности должно было рано обнаружить, что применение одних норм вызывает удовлетворение этического чувства справедливости, меж тем как применение других приводит к обратному — чувству несправедливости.» [21, с. 61].

Более того, необходимо отметить, что судья по своей сущности является творческим субъектом, и в механизм реализации творчества естественным образом входит нравственность. «Неспособный к творчеству судья — не судья, а ремесленник в худшем смысле этого слова.» [14, с. 323]. Истина и творчество — это два сегмента действительности, которые синтезируют друг с другом. Кроме того, судья, как любой творческий человек, должен иметь способность постигать истину путем прямого усмотрения, не апеллируя к доказательствам. «В интуиции не осознаются все те признаки, по которым осуществляется вывод, и те приемы, с помощью которых делается вывод. Интуиция — это не только постижение истины, но и чувство, и понимание, что это именно истина» [30, с. 471]. Итак, возвращаемся к истине как к «камню преткновения» в достижении истины

и возможной судебной ошибки при принятии решения. Кроме того, имеет место на практике недостаточное предварительное ознакомление с материалами уголовных дел, есть судьи, которые имеют большую уверенность в собственных способностях незамедлительного понимания и осмысления материалов уголовного дела, не исследуя его, а лишь проведя беседу со следователем, которые его расследовал. Из собственной практики вспоминается случай, когда в бытность службы следователем в СУ при УВД по г. Арзамасу Нижегородской области, придя в суд по служебной необходимости, автор встретил совершенно случайно одного из судей (а более точно — судья окликнул автора в коридоре суда), у которого буквально через 15 минут был назначен «процесс» по уголовному делу, расследованному автором. Судья попросил в «трех словах» рассказать сущность уголовного дела, пояснив при этом, что с материалами дела до сих пор не ознакомился и не изучил, а с обстоятельствами, подлежащим доказыванию, для того, чтобы принять процессуальное решение по уголовному делу, «разберется» в ходе судебного следствия, при исследовании предоставленных сторонами доказательств.

Более того, исследуя уголовно-процессуальное законодательство, приходим к мнению, что в определенных случаях законодатель умышленно отказывается от установления истины по уголовному делу. Наряду с тем, что суд не может рассмотреть дело по существу и установить вину лица в совершении преступления не иначе как основываясь на имеющихся в уголовном деле доказательствах, при этом суд не выходит за рамки материалов уголовного дела, к этому можно еще добавить, что требование достижения истины не совместимы с состязательностью в уголовном процессе. И тот, кто повторяет слова древнегреческого философа Сократа, что в споре рождается истина, по нашему мнению, не прав, в споре может родиться только проблема. Люди, как в жизни бытийной, так и субъекты уголовного судопроизводства во-первых, как правило, конформисты, а во-вторых, очень дорожат своим мнением. Поэтому убедить человека в споре, что он не прав, — по меньшей мере, лишить его собственной самооценки. Нужно понимать, что никаких неопровержимых доказательств в политике, со-

циологии и в праве (и не только в них) не существует, и доказать можно все, что угодно, а уж тем паче, если в этом заинтересованы «сильные мира сего». Человек по своей сути иррационален, к определенной точке зрения его приводят не рациональное мышление, а предрассудки, эмоциональные реакции (именно поэтому мы выше указывали, что судья должен соблюдать умеренность и душевное спокойствие), идеологические побуждения и жизненные убеждения. Поэтому говоря о споре, следует указать на следующие его особенности, если, например, у кого-либо имеется желание с кем-то поссориться, нужно «припереть человека к стенке» неопровержимыми доказательствами, и тогда отношения будут точно испорчены. Даже если последует соглашение и принятие, например, определенным лицом «вашей» точки зрения на словах, то его внутренняя сущность будет испытывать к «вам», мягко говоря, недоброжелательность и негодование, ибо принятие мнения со стороны приводит к обрушению самооценки человека, принявшего мнение, и его начинает разрывать когнитивный диссонанс. Вот тут и рождается проблема в споре. Поэтому мы глубоко убеждены, что российский уголовный процесс должен быть публичным, однако это тема другого исследования.

И положа руку на сердце, разве легализация «презумпции невиновности» в том виде, в котором она существует на сегодняшний день в уголовном процессе, которая требует безусловного доказывания обвинения, не является преградой для попытки постигнуть истину? Наш ответ — безусловно, да!

Существуют ряд объективно-субъективных положений уголовно-процессуального законодательства, ради которых государство жертвует истиной по уголовному делу. Например, «никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам…» (ст. 9 УПК РФ), нужно понимать, что даже ради достижения истины пытать никого нельзя. Или правило о свидетельском иммунитете, что нельзя допрашивать в качестве свидетелей определенную категорию лиц (ст. 56 УПК РФ), например, адвокатов, которые знают о преступлении если не все, то почти все. Норма ст. 75 УПК РФ, где речь идет о том, что показания обвиняемого, полученные в отсутствие защитника, даже если обвиняемый сам отказался

от защитника, не могут использоваться в качестве доказательств, если в суде подсудимый откажется от данных им показаний в отсутствие защитника.

Кроме того, что еще влияет на постижение истины? Кроме, например, чисто человеческого фактора — невнимательности и забывчивости судей, на котором останавливаться не будем. А вот о таком человеческом явлении, как «симпатия», т.е. чувство эмоциональной предрасположенности судьи к кому-либо из сторон (участнику) в процессе (возможно, даже к обвиняемому), необходимо сказать, так как данное явление несет в себе искажения познания действительности, обстоятельств совершенного преступления. Механизм выражения этих симпатий может быть разный, от феномена «не слышать» судьей неудобные, сказанные вслух одной из сторон какие-либо доводы, до прямого отрицания предоставленного для исследования доказательства (по принципу: показывают предмет «белого цвета» судье, а он утверждает, что предмет «черного цвета»). И это опять же связано с нравственным воспитанием, о котором мы говорили выше, куда не посмотри, весь уголовный процесс базируется на нравственном аспекте.

Судья, принимающий решение по уголовному делу, руководствуясь законом и совестью (ст. 17 УПК РФ), которую необходимо, на наш взгляд (подчеркнем, что в УПК РФ нет понятия совести и внутреннего убеждения, что, по нашему мнению, является уголовно-процессуальным пробелом, в том числе и в контексте юридической техники), рассматривать как «внутренней суд своей совести», как долг перед своим народом, как механизм принесения пользы своему государству, вряд ли совершает судебную ошибку. Потому что любое действие, которое вызывает в обществе одобрение и несет благо этому обществу, не может признаваться ошибочным действием, в том числе и действия суда по принятию решения и постановлению приговора.

Соответственно, истина при принятии решения по уголовному делу должна, во-первых, рассматриваться как некая «общепринятость» в обществе и представлять внутреннюю согласованность и непротиворечивость знаний [4].

Во-вторых, в чем мы особенно убеждены, что истина в уголовном процессе должна рассматриваться как необходимое знание об об-

стоятельствах совершения преступления, которое может стать механизмом для защиты развития общества, государства и личности от наиболее опасных внутренних посягательств со стороны членов этого же общества [27]. И это основное, что должен знать, помнить и соблюдать судья, отправляющий правосудие!

ЛИТЕРАТУРА

1. Абушенко Б.Д. Судебное усмотрение в гражданском и арбитражном процессе. М., 2002. С. 43.

2. Агутин А.В., Трошкин Е.З., Губжоков Р.Х. Организационно-правовой механизм реализации концепции «должной процедуры» и нравственные основы уголовно-процессуальной деятельности в отечественном уголовном судопроизводстве: монография. М.: Юрлитин-форм, 2016. 240 с.

3. Агутин А.В. К вопросу о смысле внутреннего убеждения в отечественном уголовном судопроизводстве // Государство и право в изменяющемся мире. Материалы международной научно-практической конференции. 2016. С. 281-290.

4. Александров А.С. Новая теория доказательств. Сайт Международной ассоциации содействия правосудию. [Электронный ресурс] // URL: http://iuaj.net. 2010.

5. Анторопов В.Г. Правоприменительное усмотрение: понятие и формирование (логико-семантический аспект): автореф. дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 1995. С. 14.

6. Барак А. Судейское усмотрение. М.: Норма, 1999. С. 13-14.

7. Бобринский Н.А. Постсоветское переходное правосудие: достижения и упущения возможности // Сравнительное конституционное обозрение. 2018. № 1(122). С. 142-168.

8. Боннер А.Т. Применение нормативных актов в гражданском процессе. М., 1980. С. 42.

9. Бохан В.Ф. Формирование убеждения суда. Минск, 1973. С. 40-41.

10. Вахитов Р.С., Севастьянова Е.В. Судейское усмотрение и некоторые проблемы его реализации // Арбитражная практика. 2002. № 6. С. 41-45.

11. Гераклит Эфесский: фрагменты. Изд-во Мусагетъ. 1910. 99 с.

12. Зиновьев А.А. Запад: избранные сочинения / вступ. ст. Г.В. Осипова; сост. Ю.Н. Солодухина. М., 2008. С. 276.

13. Игнатенко В.В. Оценочные понятия и админи-стративно-деликтный закон. Иркутск, 1996. С. 12-13.

14. Клеандров М.И. Статус судьи: правовой и смежные компоненты. М.: Норма, 2011. С. 274.

15. Комиссаров К.И. Задачи судебного надзора в сфере гражданского судопроизводства. Свердловск, 1971. С. 26.

16. Краснояружский С. Индивидуальное правовое регулирование // Советская юстиция. М., 1989. № 13. С. 15.

17. Лунев А.Е., Студеникин С.С., Ямпольская Ц.А. Социалистическая законность в советском государственном управлении. М., 1948. С. 63.

18. Марина Е.А. Значение внутреннего убеждения судьи при применении судейского усмотрения // Вестник ОГУ 2014. № 3(164). С. 35.

19. Папкова О.А. Усмотрение суда. М.: Статут, 2005. С. 22.

20. Печников А.Г. Некоторые философские аспекты истины в уголовном процессе // «Черные дыры» в Российском законодательстве. 2002. № 4.

21. Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 2009. 351 с.

22. Сарсенов А.М. Судейское усмотрение в современных правовых системах: дис. … канд. юрид. наук. Астана, 2009. С. 48.

23. Середнев В.А. Нравственные основы, связанные с допустимостью доказательств в уголовном процессе // Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов. 2010. № 4(46). С. 83.

24. Середнев В.А. Мировоззренческая идея символики русского правосудия в тренде публичного уголовного процесса (философский аспект) // Актуальные проблемы права: материалы III междунар. науч. конф. (г. Москва, ноябрь 2014 г.). М.: Буки-Веди, 2014. С. 104-109.

25. Середнев В.А. Криминалистическая версия как логический результат познавательной деятельности в уголовном судопроизводстве и оперативно-розыскной деятельности (философский аспект) // Приволжский научный вестник. 2015. № 12-2(52). С. 100-113.

26. Середнев В.А. Идея дифференциации морально-этических принципов в оперативно-разыскной деятельности // Журнал «Оперативник (сыщик)». Общероссийское периодическое вневедомственное научно-практическое издание. 2016. № 2(47). С. 18-23.

27. Середнев В.А. О ценности «артефактной» истины в уголовном процессе (философский аспект) // Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. 2016. № 3. С. 171-178.

28. Середнев В.А., Жданов С.В. К вопросу разграничения понятий: мораль, нравственность, этика — в уголовно-процессуальной и оперативно-разыскной деятельности в контексте доминирующей роли государства (сравнительный анализ) // Современные проблемы права глазами молодых ученых: сборник статей участников Международной научно-практической конференции / науч. ред.: В.Ю. Толстолуцкий, А.И. Юматов, В.А. Колосова; Арзамасский филиал ННГУ, 2018. С. 410-419.

29. Середнев В.А. Принцип объективного вменения в уголовном праве — необходимость настоящего или возврат к прошлому? // Вестник Амурского государственного университета. Серия: Гуманитарные науки. 2019. № 84. С. 21-26.

30. Спиркин А.Г. Философия: учебник. 2-е изд. М.: Гардарики, 2008. С. 471.

31. Степин А.Б. Судебное усмотрение в частном праве (вопросы теории и практики): дис. … канд. юрид. наук. Волгоград, 2002. С. 21.

32. Червоткин А.С. Апелляция и кассация: пособие для судей. М., 2010. С. 24-25.

33. Эвола Ю. Восстание против современного мира. М.: Тотенбург, 2016. 476 с.

34. Юридические произведения прогрессивных русских мыслителей. Вторая половина XVIII века / под ред. С.А. Покровского. М., 1959. С. 110.

В качестве исходного пункта исследования проблем судейской этики можно уверенно принять знаменитый афоризм А.Ф. Кони: «Постановка звания судьи, пределы свободы его самодеятельности, обязательные правила его действий и нравственные требования, предъявляемые к нему, дают ясную картину состояния… правосудия в известное время и в известном месте. Отношение общественного мнения к судьям рисует, в общих чертах, и характер производимого ими суда»[1]. 

Требования к нравственным качествам судьи, диапазон нарушений, которые могут квалифицироваться в качестве моральных, реакция государства на девиантное поведение, отклоняющееся от этих стандартов, постоянное и повсеместное укрепление этических начал в системе принципов профессиональной деятельности судей в современных условиях позволяют составить общее впечатление о «внутреннем облике», сущностных характеристиках конкретной судебной системы (социально-политический аспект).

Исследование нюансов судейской этики сопряжено с вопросами общетеоретического и даже философского порядка. Может ли квалифицироваться в качестве правонарушения акт (действие, бездействие, решение), который по своей природе является не правовым, а этическим (моральным, нравственным)? Допустимо ли в этой связи привлечение к юридической (дисциплинарной) ответственности за неюридические, по сути, нарушения? Двойная (моральная и юридическая) ответственность[2] вряд ли может считаться соответствующей принципам справедливости и соразмерности наказания (юридический аспект).

Согласно пп. 2 п. 1 ст. 28 Конституционного закона «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан» (далее – Конституционный закон) на судью возлагаются обязанности двух типов: (1) конституционный долг по надлежащему отправлению правосудия и (2) необходимость следовать во внеслужебных отношениях требованиям судейской этики. За совершение порочащего проступка, противоречащего судейской этике, судья может быть привлечен к дисциплинарной ответственности (пп. 2 ч. 3 п. 1 ст. 39 Конституционного закона).

Юридической формулой, объединяющей различные элементы должного в поведении судьи, выступает общее требование «избегать всего, что могло бы опорочить авторитет, достоинство судьи или вызвать сомнения в его честности, справедливости, объективности и беспристрастности», прописанное в отмеченной выше конституционной норме (пп. 2 п. 1 ст. 28).

В связи с разграничением обязательных для судьи предписаний на юридические и этические в специальной литературе предлагается различать два базовых понятия: «судебные обязанности» (обязанности судьи по осуществлению правосудия, закрепленные в конституционных и сугубо процессуальных нормах) и «судейские обязанности» (обязанности судьи за рамками процесса, в том числе в повседневной жизни). Развитие этой дискуссии привело к предложениям о разделении судейской (С.А. Пашин, И. Иванцов и др.) и судебной (Г.Ф. Гроский, А.Ф. Закомлистов, Д.П. Котов и др.) этики. По мнению М.И. Клеандрова, понятие «судейская этика» – общее, родовое, а «судебная этика» – видовое[3].

Стремление законодателя регламентировать не только профессиональную, но и частную жизнь судьи нельзя считать самобытным нюансом (apies iures) казахстанского права. Это положение известно многим иностранным юридическим системам, в том числе правопорядкам экономически более развитых стран. Что особенно важно, это общая глобальная тенденция. Механизмы, предусматривающие всестороннюю регламентацию статуса судьи в профессиональной, социальной и личной жизни, реципируются национальными доктринами из международного законодательства и международной правоприменительной практики.

В Основных принципах независимости судебных органов, одобренных резолюциями Генеральной Ассамблеи ООН от 29.11.1985 г. № 40/32 и от 13.12.1985 г. № 40/146 (далее – Основные принципы), закреплена обязанность судей «всегда вести себя таким образом, чтобы обеспечить уважение к своей должности» (п. 8). Будучи воплощенным в норме международного права, это этическое установление автоматически стало юридическим предписанием, базовым правилом деловой и повседневной жизни судьи. Пунктом 18 Основных принципов допускается отстранение от должности и увольнение судей «по причине… поведения, делающего их несоответствующими занимаемой должности». Предусматривается приемлемым определение стандартов должного поведения в специальных корпоративных сводах – «правилах судебного поведения» (п. 19 Основных принципов).

Процедурные особенности внедрения Основных принципов на национальном и межрегиональном уровне, сформулированные в Резолюции Экономического и Социального Совета ООН от 24.05.1989 г. № 1989/60 («Процедуры эффективного осуществления Основных принципов независимости судебных органов»), предписывают пресечение любых попыток назначения (избрания) на должность судьи лиц, не отвечающих Основным принципам (процедуры 2 и 3).

В Бангалорских принципах поведения судей (Гаага, 26.11.2002 г.) высокие стандарты образа жизни и действий судей прямо объявляются гарантией поддержания и роста общественного доверия к судебным органам и их независимости (п. 1.6., п. 2.2.). Такие стандарты должны быть безупречными «даже на взгляд стороннего наблюдателя» (п. 1.3., п. 3.1., п. 2.5.). Специальный раздел Бангалорских принципов посвящен соблюдению судьей этических норм и необходимости повсеместной демонстрации следования нравственным требованиям (п. 4.1. – п. 4.16.). Эти обязанности объявляются неотъемлемым элементом профессии судьи. Так, не допускается некорректное поведение «при осуществлении любых действий, связанных с должностью». Формулировка «связанных с должностью» предполагает самый широкий контекст, поскольку и в частной жизни судья остается обладателем судебной власти. Он не вправе использовать «авторитет должности» в быту и должен всегда заботится о его поддержании, в том числе при осуществлении личных прав. Судья обязан учитывать «постоянное внимание со стороны общественности», вынуждающее его «добровольно и охотно» принимать самоограничения, которые «рядовому гражданину… могли бы показаться обременительными». Осведомленность судьи о любых своих интересах презюмируется. Он должен выполнять разумные меры для «получения информации о материальных интересах членов своей семьи», исключая тем самым влияние на правосудие с их стороны. Педагогика, литература, публичные выступления, участие в официальных и общественных мероприятиях, прочая разрешенная судье непрофильная деятельность допускается при условии, если она совместима с высоким статусом должности и не препятствует надлежащему исполнению первоочередных профессиональных обязанностей. Судья отвечает за своих подчиненных по службе, если последние влияют (стремятся влиять) на процесс отправления правосудия.

Соблюдение судьей традиционных моральных ценностей, проявление им конструктивной сдержанности по поводу «постоянной критики» в его адрес, воздержание от публичных комментариев в СМИ, умение «в любых ситуациях вести себя подобающим образом» признаются критериями судейского профессионализма в Бордосской декларации «О судьях и прокурорах в демократическом обществе» от 18.11.2009 г. (п. 10, п. 39, п. 41, п. 42).

Укрепление идеи независимого, объективного и справедливого правосудия через призму морально-нравственных ценностей, обязательных для соблюдения каждым судьей, поддерживается Европейским судом по правам человека (далее – ЕСПЧ). Данная инстанция фактически аккумулирует общеевропейскую судебную доктрину, предопределяет в своих позициях по конкретным спорам вектор ее развития на региональном уровне, олицетворяет собой передовой рубеж судебного правотворчества. Близкими представляются и традиции континентального права, в рамках которых ЕСПЧ рассматривает подавляющее большинство споров. Поэтому опыт ЕСПЧ может учитываться по данному вопросу.

В постановлении от 05.02.2009 г. по делу «Олуич против Хорватии» (Olujic v. Croatia) ЕСПЧ признал преждевременным и недопустимым интервью руководителя Национального судебного совета Хорватии, предоставленное местным СМИ до рассмотрения хорватским Конституционным судом заявления бывшего председателя Верховного суда этой страны, отстраненного от должности по обвинению в сексуальных контактах с несовершеннолетними и связях с криминальными авторитетами.

В постановлении от 31.07.2012 г. по делу «Дактарас против Литвы» (Daktaras v. Lithuania) ЕСПЧ также призвал к осторожности и тщательном выборе публичных формулировок как одном из критериев объективной беспристрастности суда, стимулирующей в условиях демократического общества уверенность граждан в судебной системе, а также уверенность участников процесса в независимом и справедливом разбирательстве.

В постановлении от 25.07.2001 г. по делу «Перна против Италии» (Perna v. Italy) ЕСПЧ связал нарушение объективной беспристрастности в ходе судебного разбирательства с фактом активной политической деятельности судьи, подвергавшегося неизбежной критике со стороны прессы.

Постановлением от 12.02.2004 г. по делу «Стек-Риш и другие против Лихтенштейна» (Steck-Risch and others v. Liechtenstein) ЕСПЧ констатировал недопустимость с точки зрения независимого, объективного и справедливого разрешения конкретного спора факт работы в разноуровневых судебных инстанциях судей, занимавшихся разрешением спора и объединенных корпоративностью интересов за счет того, что ранее они состояли адвокатами в одной организации.

Необходимость добровольной социальной изоляции для развития судебной карьеры подчеркивалась в постановлении ЕСПЧ от 17.02.2004 г. по делу «Маэстри против Италии» (Maestri v. Italy). Кроме того, Европейский суд обратил внимание на недопустимость перенесения в судейскую среду профессиональных стереотипов, свойственных другим правоохранительным компетенциям (прокурора, следователя, нотариуса, адвоката и т.д.). В отличие от прочих профессий, как в очередной раз подтвердил ЕСПЧ, должность судьи связана с «ограниченностью социальных контактов»[4]. 

В особом мнении судьи Уолша, прилагаемом к постановлению ЕСПЧ от 01.07.1997 г. по делу «Рольф Густафсон против Швеции» (Rolf Gustafson v. Sweden), обращается внимание на необходимость всестороннего рассмотрения спора, даже если заявленное «право» не подтверждается согласно внутреннему законодательству (nudum ius или, например, obligationes naturalis)[5]. В противном случае, как пояснил судья Уолш, имеет место недопустимое и неэтичное самоустранение суда от осуществления своих конституционных полномочий.

В своем постановлении от 10.05.2011 г. по делу «Z. и другие против Соединенного Королевства» (Z. and others v. United Kingdom) ЕСПЧ, признавая сложность и деликатность отдельных дел, не согласился с возможностью оправдывать отказные вердикты национальных судов соображениями публичной политики и отсутствием «потенциальных контрсоображений, чтобы превзойти такую политику». В цивилистическом обобщении, представленном К.И. Скловским[6], проблема рассмотрения и разрешения экономических споров с участием государства на стороне истца или ответчика (налоговых, таможенных, антимонопольных, в сфере государственных закупок и других), действительно, выходит за рамки «чисто» юридической и становится в большей мере этической.

В рассмотренных выше и многих других итоговых решениях Европейский суд прямо подтвердил важное правовое значение требований судейской этики и применил к конкретным государствам-ответчикам юридические санкции по жалобам граждан-заявителей за отклонение отдельных судей, судебных инстанций и судебной системы в целом от высоких нравственных стандартов.

Казахстан не участвует в Конвенции о защите прав человека и основных свобод (Европейской конвенции по правам человека) (Рим, 04.11.1950 г.), поэтому прецеденты ЕСПЧ не имеют для Республики непосредственного юридического значения. Однако, будучи членом ООН, Республика присоединилась к одной из системообразующих конвенций в сфере прав и свобод человека и гражданина – Международному пакту о гражданских и политических правах (Нью-Йорк, 16.12.1966 г.). Отсюда вытекает возможность для казахстанских заявителей при исчерпании средств судебного урегулирования на местном уровне обращаться в Комитет по правам человека ООН[7], использующий схожие требования судейской этики, выраженные в рассмотренных выше международных актах и судебных позициях ЕСПЧ. Критерии этичности поведения судей являются, таким образом, трансграничными и охватываются на данном этапе развития теории судейской этики специальным понятием «международной морали»[8]. Удручает явная политическая составляющая отдельных решений ЕСПЧ (к вопросу об этичности правосудия!) в свете известных геополитических реалий. («А судьи кто?..»)

В силу принципиальной позиции политического суверена, отвечающей отмеченным глобальным тенденциям правотворчества и правоприменения в анализируемой социальной сфере, этическая норма, предписывающая определенное поведение судьи в профессии и повседневной жизни, становится устойчивым юридическим правилом, имплементированным в Конституционном законе (пп. 2 п. 1 ст. 28, пп. 2 ч. 3 п. 1 ст. 39). В итоге обеспечивается прямая взаимосвязь (нормативное единство) положений Кодекса судейской этики (далее – Кодекс) с установлениями законодательства, раскрывающими механизм дисциплинарной ответственности судьи. Этические составы последовательно трансформируются в составы юридические. Следовательно, привлечение судьи к дисциплинарной ответственности за те или иные этические проступки, является фактически обоснованной, логически оправданной и правомерной реакцией на этическое, по сути, нарушение.

Кодекс устанавливает базовые, обязательные для каждого судьи правила поведения при отправлении правосудия, в юридическом обиходе (например, в процессе общения с коллегами, публичных выступлениях, преподавательской деятельности) и в быту. Идеологическими и духовными основаниями этих правил являются нравственные постулаты как исходные начала любой юридической нормы (идеи добросовестности, разумности, справедливости, незлоупотребления правами и т.д.), а также международные стандарты в сфере правосудия и поведения судей.

В свою очередь с учетом этических предписаний Кодекса формулируются юридические нормы, закрепляющие требования к поведению судей в профессиональной и повседневной жизни: профильные установления законодательства Республики Казахстан (нормы прямого действия и презумпции) о судебной системе и статусе судей, о государственной службе, о борьбе с коррупцией и другие специальные нормы, а также положения систематизированной судебной доктрины[9] 

Кодекс судейской этики, нормы которого комментируются далее, в частности, предписывает судье «избегать любых действий, которые могут привести к умалению авторитета судебной власти» и повлечь репутационные потери (ч. 3 ст. 1), «обеспечивать высокую культуру ведения судебного заседания, вести себя достойно, вежливо и требовать такого же поведения от участников процесса» (ч. 2 ст. 2). Представляется, только культурный, высокообразованный, интеллигентный, стрессоустойчивый человек физически, интеллектуально, психологически способен повседневно выполнять этот стандарт. Иначе формирование и поддержание «уверенности общества» (ч. 3 ст. 2) в судье оказывается неисполнимым догматом, превращается в оторванную от жизни декларацию. Отсюда вытекают соответствующие требования к судьям и кандидатам на эту должность. Этические нормы ст. 2 и ст. 4 Кодекса взаимосвязаны, имеют близкое смысловое содержание, отличаются только сферой их применения: профессиональная или бытовая деятельность судьи. Важный нюанс закреплен в ч. 1 ст. 3 – требование об уклонении от публичной оценки судебных актов и публичных комментариев. Поскольку любое публичное заявление может вызвать критику, спровоцировать полемику, оно создает потенциальный риск умаления репутации судебной системы в целом и несет угрозу нарушения интересов правосудия. Следовательно, нормы ст. 3 Кодекса должны толковаться максимально консервативно – оценка судебных актов осуществляется судьей в рамках своих конституционных полномочий по пересмотру этого судебного акта, при выработке единой судебной практики, в научной и педагогической деятельности, в иных прямо предусмотренных законом случаях. Аналогичный стандарт касается комментирования судьей норм закона – абстрактная, неаргументированная критика в адрес законодателя запрещена (ч. 1 ст. 5). Высокая, творческая научно-практическая полемика не просто разрешается (ч. 2 ст. 5), а рекомендуется (ч. 3 ст. 5). Любые публичные мероприятия судье противопоказаны, если, например, они не связаны с научной и педагогической деятельностью. В том числе, как представляется, нежелательны блоги, личные страницы в социальных сетях и т.п. Подобные ограничения «красной нитью» проходят через ряд положений Кодекса (ст. 2, ст. 3, ст. 6, ст. 7, ст. 8 и т.д.). Если в отношении обычного гражданина действует презумпция знания законодательства (п. 1 ст. 34 Конституции в нормативном единстве с пп. 2 ч. 7 ст. 76 ГПК), то знание закона судьей – его моральный долг (ч. 3 ст. 5 Кодекса), сопоставимый, по сути, с конституционной обязанностью (ч. 1 п. 3 ст. 1 Конституционного закона), ведь невозможно «подчиняться только Конституции и закону», не зная соответствующих норм. Кроме того, «судья должен следовать общепринятым принципам морали и нравственности, а также международным стандартам в области правосудия и поведения судей» (ч. 2 ст. 13). Казахстанское судейское сообщество при утверждении Кодекса не стало углубляться в тонкости зарубежной правоприменительной практики по вопросу о политических амбициях судьи – политические должности для нашего судьи закрыты (ч. 1 ст. 6). Обращение за содействием правоохранительных органов по поводу нелицеприятных заметок в СМИ допускается «в исключительных случаях» (ч. 3 ст. 9). Такова особенность профессии: любое подобное дело, возбужденное по заявлению судьи, действующему в личных интересах, может стать предметом судебного разбирательства, значит, существует риск ангажированности. Судья не вправе провоцировать конфликт интересов в рамках судебной системы и умалять, тем самым, авторитет судебной власти. Кодекс подразумевает разумный контроль судьи за поведением членов семьи, родных, близких и знакомых (ст. 10 – ст. 12). Изложенные требования в равной мере распространяются на судей в отставке (ч. 1 ст. 13 Кодекса).

Рассмотренные традиционные положения восприняты из множества профильных источников (Руководящие принципы о роли лиц, осуществляющих судебное преследование (ООН, 1990 г.), Всеобщая хартия судей (Тайбэй, 17.11.1999 г.), Заключение КСЕС № 3 (2002) «О принципах и правилах, регулирующих профессиональное поведение судей, в частности, этических нормах, несовместимом с должностью поведении и беспристрастности» и т.д.). Кодекс, таким образом, отвечает высоким мировым стандартам. В нем проводится высокая гуманитарная идея: компетентное и независимое правосудие, осуществляемое в соответствии с началами справедливости и беспристрастности, предполагает соблюдение каждым судьей не только правил профессиональной этики, но и общечеловеческих этических норм. Следование этим нормам, с одной стороны, характеризует судью как специалиста. С другой стороны, позволяет приблизиться к его психологическому портрету человека, констатировать присущие ему ценностные социальные установки и внутренние убеждения. Рассматриваемые явления взаимообусловлены. Алчный, жестокий, коварный профессионал может принять справедливое и беспристрастное решение, но вряд ли способен безукоризненно осуществлять свою деятельность на постоянной основе, тем более затруднительным окажется для такой личности проявление в быту одних только положительных качеств.

Нормы Кодекса активно применяются в практике Судебного Жюри Высшего Судебного Совета Республики Казахстан (далее – Судебное жюри). 

За внепроцессуальные контакты со следователем в здании следственного суда г. Астаны, повлекшие нарушение ст. 1 и ст. 4 Кодекса судейской этики, судья этого суда С. отстранен от должности. К аналогичной дисциплинарной ответственности по схожему юридическому составу привлечена судья Жанаозенского городского суда С., в действиях которой Судебное жюри также усмотрело провокацию условий, посягающих на принцип независимости судьи, умаляющих авторитет судебной власти.

Председатель суда № 2 района им. Г. Мусрепова Х. уличен в необоснованном получении социальных выплат по потере дохода в связи с уходом за ребёнком. При проверке выяснилось, что Х. не терял доход, продолжал оплачиваемую трудовую деятельность в должности судьи. Судебное жюри, кроме прочего (корысть, необоснованное обогащение и т.д.), усмотрело в указанных действиях судьи элементы злоупотребления служебным положением и приняло решение об отстранении судьи от должности.

За неэтичные реплики в ходе судебного разбирательства, личностные оценки, высказанные в адрес участников процесса, изложение мнения о виновности подсудимых до ухода в совещательную комнату Судебное жюри привлекло судью суда № 2 г. Павлодара Ш. к дисциплинарной ответственности в форме замечания.

Сложно согласиться с техническим выражением мысли, закрепленной в нормах ст. 14 Кодекса. Если за допущенное судьей этическое нарушение накладывается дисциплинарная санкция, то есть если за это нарушение наступает установленная законом и официально подтвержденная органом дисциплинарного производства юридическая ответственность (ч. 1 ст. 14), то, исходя из принципа справедливости, не могут за то же правонарушение к тому же лицу применяться «и меры общественного воздействия» (ч. 2 ст. 14). Такова принципиальная позиция автора данного очерка.

Рассмотреть коллизию, возникающую при наложении данных правил (ч. 1 и ч. 2 ст. 14 Кодекса), можно на примере привлечения судьи к ответственности за прогулы по службе. По этой категории дел сложилась устойчивая практика Судебного Жюри Высшего Судебного Совета Республики Казахстан (далее – Судебное жюри). Как правило, в зависимости от тяжести ущерба, причиненного авторитету судебной власти, такие действия (бездействие) судьи квалифицируются в значении этического нарушения, влекущего дисциплинарную ответственность. Однако, в данном случае дисциплинарная санкция должна наступать именно за урон, причиненный авторитету судебной власти, репутации судебной системы. И только за это, но не за сам факт прогула. Если в результате прогула судьи, который, например, работает дома, не страдают частные лица (не назначены слушания, не проводится прием заявителей по графику, не поданы жалобы об отсутствии судьи на работе и т.д.) и, как следствие, не умаляется авторитет судебной власти, говорить о дисциплинарном поступке, по всей видимости, преждевременно. По логике, если учитывается факт прогула, следует (как это принято в отдельных европейских странах), учитывать и коэффициент полезных действий судьи по служебным делам за рамками трудового распорядка. Иначе страдает принцип справедливости.

Поучительны примеры, приведенные М.И. Клеандровым в своей фундаментальной работе «Ответственность судьи»[10]. 

Судья вовремя прибыла на рабочее место, но несколько часов не начинала судебное заседание, заставляя участников уголовного процесса (прокурора, потерпевшего, подсудимого, свидетелей и т.д.) напрасно ожидать. Председателю суда, заставшему судью в ее кабинете, та пояснила, что «у нее очень плохое настроение, которое утром испортили домочадцы», «находясь в плохом настроении, она не сможет объективно и непредвзято провести судебный процесс, сложить для себя объективную картину происшедшего и установить объективную истину по делу, а в результате вынести объективный, справедливый и адекватный обстоятельствам дела приговор». 

В другом случае «двое мировых судей… выносили более чем по 1,5 тысячи (!) судебных решений в день (!) каждая». 

Вопрос о качестве правосудия в рассмотренных эпизодах остается риторическим. Затронутый аспект касается, в действительности, не рабочего графика. Проблема не в том, где и почему судья находится в тот или иной момент времени, а какой урон наносится судебной системе, авторитету суда действиями (бездействием) судьи и в соразмерности ответственности – этической или юридической.

Так, судья Сарыаркинского районного суда г. Астаны К. в течение нескольких часов отсутствовал на работе два дня подряд, а на третий день на работе не появился. Допущенные прогулы объяснил нахождением на приеме у врача частной клиники, временным отъездом членов семьи в г. Алматы и необходимостью в это время ухаживать за тещей в отсутствие няньки-сиделки. Однако, данная информация не подтвердилась достоверными документами и фактическими обстоятельствами. Такое поведение судьи К. Судебное жюри обоснованно расценило в качестве посягательства на авторитет судебной власти, принижающего доверие общества к судебной системе (ложные утверждения вышестоящему должностному лицу, изложение заведомо необоснованных аргументов, непродуктивное использование рабочего времени, оплачиваемого из средств государственного бюджета дискредитируют моральный облик судьи в глазах коллег и прочих лиц, унижают высокий статус судебной системы), и привлекло судью К. к дисциплинарной ответственности в форме выговора.

Привлечение судьи к ответственности не должно становиться завуалированным посягательством на его независимость (если судья, например, стал «неугоден» председателю суда, и последний начинает педантично фиксировать каждую минуту отсутствия коллеги на рабочем месте).

Бюро ОБСЕ по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ) и Европейская комиссия за демократию через право (Венецианская комиссия) в совместном заключении № 629/2001 от 17-18.06.2011 г. на Конституционный закон «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан» рекомендовали Казахстану исключить из оснований дисциплинарной ответственности «грубое нарушение судьей трудовой дисциплины» (п. 61 заключения). Рекомендация была учтена, но практика применения исключенной из Конституционного закона нормы (пп. 3 ч. 3 п. 1 ст. 39) сохраняется. Официальная правоприменительная практика – всегда очень консервативный сегмент.

В анализируемом случае (при непричинении репутационного вреда судебной системе, отсутствии признаков посягательства на авторитет судебной власти) могут рассматриваться в качестве применимых следующие меры, рекомендованные в заключении Комитета министров Совета Европы (п. 1 принципа VIРекомендаций государствам-членам № R (94) 12 «О независимости, эффективности и роли судей» от 13.10.1994 г.):

(а) отзыв дел у судьи; 

(b) перевод судьи на другую работу в суде; 

(с) материальные санкции, например, временное снижение оклада; 

(d) временное отстранение от должности.

Не всякая из этих мер воздействия может оказаться реально применимой в условиях текущей нагрузки в том или ином суде. Однако, соответствующие замечания (результаты наблюдения за соблюдением судьей трудового графика) могут отражаться в общей оценке деятельности судьи за соответствующий период и в комплексе прочей информации, характеризующей личность, учитываться органом дисциплинарного производства при совершении судьей того или иного дисциплинарного правонарушения. Такой подход будет справедливым и адекватным, отвечающим рекомендациям международных структур.

Выводы: 

Доверие граждан к суду, играющее «первостепенную роль в современном демократическом обществе»[11], обеспечивается не только компетентным и справедливым разрешением судебных дел, но и безупречным поведением лиц, облеченных судебной властью, в повседневной жизни. Забота судьи о соблюдении личной чести и достоинства во всех сферах жизни – фактор, способствующий укреплению авторитета судебной власти, укрепляющий доверие общества к судебной системе в целом. 

Этическим проступком, за совершение которого судья может быть привлечен к дисциплинарной ответственности, является нарушение применимых норм Конституционного закона «О судебной системе и статусе судей Республики Казахстан», положений Кодекса судейской этики и (или) других общепринятых норм морали в профессиональной (прежде всего, судебной) деятельности и за рамками службы (в быту), посягающее на авторитет судебной власти  и снижающее доверие общества к судебной системе.

Рекомендуется продолжать работу по выявлению и нивелированию в ходе рассмотрения дисциплинарных дел попыток руководителей различных судебных органов оказывать давление на независимость судей, находящихся в их подчинении.

Институт судейской этики подлежит дальнейшей всесторонней научно-практической разработке. Его качественная характеристика – консервативный, но подверженный динамике общественных процессов – является примером «тождества противоположностей» (В.И. Ленин). С одной стороны, как справедливо подмечено в теории права «нравственность только одна»[12]. С другой стороны, развитие средств компьютерной технологии, общая динамика жизни, порождают все новые этические составы и необходимость их квалифицированной, всесторонней оценки. Полезным и перспективным представляется подготовка совместными усилиями комментария к Кодексу судейской этики, периодическое обобщение практики Судебного жюри, открытие общественности доступа к этой практике путем ее публикации на официальном интернет-ресурсе (по аналогии, например, с контентом сайта Высшей квалификационной коллегии судей Российской Федерации).

[1] Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе (Общие черты судебной этики) // Он же. Изб. труды и речи. Сост. И.В. Потапчук. Тулап: Автограф, 2000. С. 80.

[2] Напр., ч. 2 ст. 14 Кодекса судейской этики допускает привлечение судьи и к дисциплинарной (юридической), и к моральной ответственности за один и тот же проступок.

[3] Обзор и обоснование: Клеандров М.И. Ответственность судьи: монография. М.: Норма-Инфра-М, 2011. С. 518–519. 

[4] См. доп.: Zimmerman Ι. Isolation in the Judicial Career // Judges Journal. 2000. Vol. № 2. P. 4–6.

[5] Современному праву известны права (требования), не подлежащие исковой защите: карточный долг (ст. 914 ГК), задавненные требования (п. 3 ст. 179 ГК), неподлежащее возврату неосновательное обогащение (ст. 960 ГК) и т.д.

[6] Скловский К.И. Гражданское право и государство: цивилисты и государственники // Он же. Гражданский спор: Практическая цивилистика. 2-е изд., испр. и доп. М.: Дело, 2003. С. 42–54.

[7] С 2011 г. по 2017 г. против Казахстана вынесено 25 решений по таким индивидуальным жалобам (см.: Годовой доклад AmnestyInternational. Доклад 2017/2018: Права человека в мире. С. 184 // https://www.amnesty.org/en/documents/pol10/6700/2018/ru/).

[8] См. об этом: Де Сальвиа М. Европейская конвенция по правам человека. СПб.: Юридический Центр Пресс, 2004. С. 22.

[9] См., напр., постановление Пленума Верховного Суда РК от 14.05.1998 г. № 1 «О некоторых вопросах применения законодательства о судебной власти», нормативное постановление Верховного СУда РК от 15.01.2016 г. № 1 «О праве доступа к правосудию и правомочиях Верховного Суда Республики Казахстан по пересмотру судебных актов».

[10] Клеандров М.И. Указ. соч. С. 457, 524–525.

[11] См.: абз. 6 преамбулы Кодекса судейской этики, абз. 6 преамбулы Бангалорских принципов поведения судей, постановления ЕСПЧ от 05.02.2009 г. по делу «Олуич против Республики Хорватия» (Olujic v. Croatia) и от 31.07.2012 г. по делу «Дактарас против Литвы» (Daktaras v. Lithuania).

[12] Цит. по: Васьковский Е.В. Курс гражданского процесса: Субъекты и объекты процесса, процессуальные отношения и действия. М.: Статут, 2016. С. 181, сн. 2. См. доп.: Кони А.Ф. Нравственные начала в уголовном процессе. С. 93.

Библиографическое описание:

Устюгов, А. А. Судебные ошибки: проблемы, интерпретации, понятия / А. А. Устюгов. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2013. — № 5 (52). — С. 556-558. — URL: https://moluch.ru/archive/52/6948/ (дата обращения: 11.02.2023).

Понятие «судебная ошибка» официально используется Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации, Верховным Судом Российской Федерации и Конституционным Судом Российской Федерации. Это понятие употребляется как аксиома при характеристике цели такого компонента судебной защиты как пересмотр судебных актов. Целью последнего, как отмечается в постановлениях Конституционного Суда, Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда, является устранение судебной ошибки.

Между тем в процессуальной литературе понятие «судебная ошибка» до сих пор не рассматривалось как аксиома. Следует признать, что вопрос о понятии, признаках и причинах судебной ошибки по-прежнему является дискуссионным.

В юридической литературе, однако, сложился взгляд на судебную ошибку как ошибочные действия в самом широком смысле слова, включающий любые — неправильности. Так, И. М. Зайцев в понятие судебной ошибки включал любые нарушения, которые допускают судьи на различных стадиях производства по делу. [1, c. 93–94]

Само определение, понятие судебной ошибки, по мнению ученых, должно быть кратким. Перегрузка определения качественными характеристиками создаёт сложность при восприятии, понимании главной сущностной характеристики: что судебная ошибка есть не достижение целей судопроизводства, подлежащая устранению. Вместе с тем, в неразрывном единстве с понятием судебной ошибки должны определяться и рассматриваться его признаки, иначе термин «судебная ошибка» рискует быть использованным для обозначения других явлений.

Итак, судебная ошибка — это результат судебной деятельности, свидетельствующий о недостижении целей судопроизводства. Ее необходимыми признаками являются 1) появление при вынесении итогового судебного акта; 2) предполагаемый характер; 3) констатация и устранение специальным уполномоченным субъектом в специальном порядке; 4) специфический характер доказывания; 5) независимость от вины судьи, принявшей итоговый акт.

В качестве причин судебных ошибок в литературе обычно указываются следующие обстоятельства:

—          чрезмерная нагрузка на судей [2, с. 6]; недоукомплектованность кадрового состава судей; недостаточно высокий уровень подготовки и образования судей; отсутствие в судах четко установленных норм рабочего времена судей, что приводит к поспешному и поверхностному рассмотрению дел, судебным ошибкам, «волоките»; неудовлетворительное финансирование и материально-техническое снабжение судов [3, с. 6]; несовершенство ныне существующего в нашей стране организационно-правового механизма отбора кандидатов в судьи по морально-этическим параметрам, психофизиологическим критериям и тщательной их проверки не предает наличия компрометирующих кандидата и его близких родственников фактов и обстоятельств, в связи с чем стало возможным наличие в сегодняшнем судейском корпусе судей, которым нельзя ни в коем случае быть судьями;          

—          нахождение судов в зависимости от высших должностных лиц вследствие недостаточного финансирование судов и оказания материальной поддержки со стороны органов власти не федерального уровня, высокая сложность административных дел, отсутствие необходимой специализация судей по административным делам; обновление судейского корпуса и отсутствие у молодых судей необходимой практики [4, с. 10];

—          нестабильность и отсутствие единообразия судебной практики, постоянное обновление законодательства, отсутствие немедленной информации о практике применения нового законодательства, концептуальное устранение действующих процессуальных законов; несовершенство процессуального законодательства и противоречие многих его норм Конституции и нормам международного права, недооценка судьями требований процессуальных норм, устанавливающих сроки совершения судебных действий, а также неявка в суд свидетелей, представителей сторон по делу, длительные сроки проведения экспертиз [5, с. 41–42]; недостаточная информатизация судов;

—          несовершенство отдельных процессуальных норм в части, например, пассивности суда первой инстанции при формировании доказательственной базы по делу и проблемности полномочий апелляционной инстанции при предоставлении новых доказательств [6, с. 124]; несовершенство правового статуса апелляционной инстанции, способствующего поверхностному рассмотрению сложного дела судом первой инстанции за счет полного его перерешения и невозможности направления его апелляцией на новое рассмотрение, неудовлетворительное качество работы почтовой связи и отсутствие достоверных данных о местонахождений многих частных фирм как причина нарушений сроков рассмотрения арбитражных дел, небрежность и безответственность судей вследствие действия принципов их несменяемости и невозможности привлечения к дисциплинарной ответственности; различный подход судебных инстанций к оценке имеющихся в деле доказательств, а также к квалификации правоотношений сторон, «местнический» принцип осуществления правосудия; разрешение судом дела на основании нормативного акта, впоследствии признанного неконституционным (когда суд либо не усмотрел при его применении противоречия с Конституцией, либо вообще не задавался этим вопросом в силу сложившегося стереотипа мышления судей, воспитывавшихся в духе подчинения только закону, когда Конституция не воспринималась как непосредственно действующее право) [7, с. 2]; привычка российских судей к ожиданию принятия конкретизирующих Конституцию законодательных актов, которые бы подробно расписали, когда и как ее применять [8, с. 4]; инерция старых взглядов и подходов судей при осуществлении ими судебной деятельности в условиях обновленного законодательства; приобретение судьей свойства «профессиональной беспристрастное; пристрастность суда в формах предубежденности или связи суда с одной из сторон; влияние «эффекта психической установки» на принятие окончательных решений судьями [9, с. 472]; субъективные взгляды, симпатии и антипатий судьи, а также влияние господствующих в определенной местности воззрений и предрассудков [10, с. 33–34] и т. п.

Говоря о способах устранения судебных ошибок, И. М. Зайцев связывает их, с одной стороны, с исправлением неправильностей, допущенных судами, а с другой — с их предотвращением (предупреждением). Способы устранения судебных ошибок в форме их исправления указанный автор правомерно называет «правовыми средствами устранения судебных ошибок». Способы устранения судебных ошибок, связанные с их предупреждением, И. М. Зайцев квалифицирует как «неправовые средства» устранения судебных ошибок.

Точка зрения, согласно которой субъектом, способным устранить судебную ошибку, является суд (судья), полностью согласуется с мнением о том, что субъектом, судебной ошибки может быть лишь суд или судья и никто иной. Субъектом установления наличия судебной ошибки (в процессуальной форме) может быть управомоченная законом судебная инстанция. До данного момента юридически судебная ошибка отсутствует в силу презумпции правильности (истинности) судебного акта. Поскольку официальное государственное признание (установление) в процессуальной форме наличия судебной ошибки и ее квалификации, как правило, связано с устранением выявленной судебной ошибки, то субъектом указанной деятельности может быть только уполномоченная инстанция. Иное, как представляется, противоречило бы принципу независимости судебной.

Способы устранения судебных ошибок, связанные с их предупреждением, ИМ. Зайцев квалифицирует как «неправовые средства» устранения: судебных ошибок. При этом он поясняет, что «используемые неправовые средства (организационные, нравственные) нацелены не на устранение, а на предупреждение нарушений». [11, с. 78]

Тем самым ученый отчасти сам себе противоречит: с одной стороны, он говорит о том, то предупреждение судебных ошибок есть одно из средств их устранения, имеющее не правовой характер, с другой — он проводит мысль, что «все средства устранения судебных ошибок регламентированы гражданским процессуальным законом», [12, с. 78] то есть всегда являются правовыми; более того, он однозначно разделяет средства устранения и средства предупреждения судебных ошибок (нарушений процессуального закона). Точка зрения И. М. Зайцева о том, что предупреждение судебных ошибок есть одно из средств их устранения, имеющее не правовой характер, не представляется правильной.

Можно согласиться с выводом о том, что деятельность тех или иных лиц или органов, направленная на предупреждение судебные ошибок действительно является не правовой, то есть не регламентированной правом (в том числе процессуальным). Однако, по нашему мнению, предупреждение судебных ошибок не связано непосредственно с их устранением и не является одним из его средств.

Предупреждение судебной ошибки корреспондирует с причинами и условиями ее совершения, ее устранение связано с воздействием на следствие — саму судебную ошибку. Деятельность по предупреждению судебных ошибок может иметь место, как правило, тогда, когда таковые еще не совершены субъектом. Другими словами, невозможно предотвратить уже допущенную судом ошибку. Напротив, деятельность по устранению (ликвидации, исправлению) судебных ошибок теоретически возможна лишь после их фактического совершения и практически допустима только (и сразу) после их юридического (официального) признания в процессуальном порядке.

Другие выводы И. М. Зайцева, например, о том, что все средства устранения судебных ошибок регламентированы гражданским процессуальным законом и что необходимо разделять средства устранения и средства предупреждения судебных ошибок, представляются вполне убедительными. Специальные процессуальные средства, ориентированные на устранение обнаруженных судебных ошибок, — это в первую очередь инстанционное устройство судов, осуществляющих арбитражное (гражданское) судопроизводство.

В настоящее время как в системе арбитражных, как и в системе судов общей юрисдикции (с известными особенностями) существуют апелляционная, кассационная и надзорная инстанции. Контрольными функциями, как средством устранения погрешностей и неправильностей в работе судов, наделены все инстанции, поскольку любая деятельность нуждается в установлении контроля или ревизии как способа достижения определенного совершенства в своей сфере. Надзорная инстанция как в гражданском, уголовном, так и в арбитражном судопроизводстве является специфичной функцией суда, направленной на проверку законности вступивших в силу постановлений нижестоящих судов, исправление их ошибок и осуществление на этой основе руководства судебной практикой с целью обеспечения строгой законности правосудия.

Однако для того, чтобы всеохватывающе, своевременно и действенно обеспечитъ достижение целевых установок гражданского судопроизводства, на наш взгляд, помимо соответствующей деятельности отмеченных инстанций па устранению судебных ошибок, к ней должен быть максимально подключен суд первой инстанции. Поскольку последний, осуществляя контроль за результатами своей деятельности, обладает наибольшими возможностями для оперативного исправления собственных судебных ошибок, а своевременность (быстрота) обеспечения правильности разрешения судебного деда является одной из задач судопроизводства, подобная деятельность суда первой инстанции представляет особую социальную и юридическую ценность.

По всем анализируемым проблемам, связанным с судебными ошибками, можно сформулировать следующие выводы:

1.         Судебная ошибка представляется как правовое последствие допущенного судом отступления от целей и задач судопроизводства в судах, установленное в процессуальном порядке уполномоченной судебной инстанцией.

2.         Судебная ошибка может быть допущена как по вине судьи, так и при отсутствии таковой, поэтому было бы неправильно во всех случаях проводить знак равенства между судебной ошибкой и правонарушением.

3.         Судебная ошибка как отступление от целевых установок судопроизводства может рассматриваться в двух основных плоскостях: фактической и юридической.

Литература:

1.         Зайцев И. М. Судебные ошибки // Сб. Совершенствование законодательства и правоприменительной деятельности. Ярославль. 1989, с. 93–94.

2.         О законодательных инициативах Верховного Суда РФ: Пояснительная записка к проекту Федерального конституционного закона «О федеральных административных судах в Российской Федерации» // Российская юстиция. 2000. № 11. С.18; Жеребцов А. Отбор кандидатов в судьи — актуальная задача // Российская юстиция. 1999. № 6. С. 4; Жилин Г. А. Защита прав человека в гражданском судопроизводстве // Российская юстиция. 1998. № 1. С. 7; Постановление Совета судей Российской Федерации от 30 октября 1998 г. // Российская юстиция. 1999. № 2. С. 6.

3.         Топильская Л. Как нам обустроить судебную власть // Российская юстиция. 1999. № 2. С.6.

4.         Лебедев В. Расширение доступа к правосудию — одна из целей судебной реформы // Российская юстиция. 2000. № 8. С. 10

5.         Амосов С. М. Обязанности по доказыванию в арбитражном процессе // Российский юридический журнал. 1998. № 1 (17). С. 41–42.

6.         Завидов Б. О некоторых противоречиях арбитражного процессуального законодательства // Хозяйство и право. 1997. № 9. С. 124.

7.         Анишина В. И. Применение постановлений Конституционного Суда РФ судами общей юрисдикции // Российская юстиция. 1999. № 11. С. 2.

8.         Грось Л. Акты Конституционного Суда РФ и право на судебную защиту // Российская юстиция. 1998. № 11. С. 4.

9.         Романов В. В. Юридическая психология: Учебник. М., 2009. С. 472.

10.     Васьковский Е. В. Учебник гражданского процесса. Изд. 2-е, перераб. М., 1917. С. 33–34.

11.     Зайцев И. М. Теоретические вопросы устранения судебных ошибок в гражданском процессе: Дисс. …д-ра юрид. наук. Саратов, 1986. С. 78.

12.     Зайцев И. М. Теоретические вопросы устранения судебных ошибок в гражданском процессе: Дисс. …д-ра юрид. наук. Саратов, 1986. С. 78.

Судебные
ошибки – судья вынес незаконное,
необоснованное решение, при этом не
осознавая данного факта.

Судебная
ошибка может быть допущена только судом
—  государственным
органом или должностным лицом.
Ненадлежащее исполнение своих
обязанностей другими
участниками  процесса  представляют собой  лишь  причины
допущения судебных
ошибок.  Распространенной причиной
судебных ошибок является  дача  заведомо
ложных показаний и непреднамеренная
ошибка в свидетельских показаниях.
Лжесвидетельство в отличии
от  добросовестного  заблуждения свидетеля  уголовно  наказуемо,  но  и
преднамеренная ложь, и непреднамеренная
ошибка влекут за собой одно  последствие —
судебную ошибку.

     Суть
судебной ошибки состоит в том,  что
она несет в себе негативные последствия,
является нарушением закона и влечет за
собой вынесение несправедливого,
незаконного и необоснованного решения.

    Выявить
и перечислить все судебные причины
судебных ошибок невозможно.
Самыми распространенными  среди
них являются:

1.
психологические ошибки.

2.
профессиональные, образование,
недостаточный опыт работы.

3.
законодательные причины.

4.
социальные. загруженность, состояние
здоровья.

5.
следственные ошибки

Факторы,
способствующие возникновению ошибок:

1.
уровень требовательности квалификационных
коллегий.

2.
руководящее положение судьи в процессе.

 Суд
может допустить судебную ошибку по
любой норме материального и процессуального
права, поэтому перечислить все возможные
ошибки не реально. Можно затронуть
наиболее распространенные и значимые.
Судебная ошибка — это не установление
истины при рассмотрении уголовного
дела в суде вследствие избрания
неадекватных форм деятельности при
восприятии информации и ее переработке,
оценке судебной ситуации и принятия
решений, реализации принятых решений,
в том числе и в результате невыявленной
ранее следственной ошибки, ошибки
обвинения или защиты, повлекших негативные
последствия по делу. При этом под
негативными последствиями по делу
следует понимать невосполнимую утрату
доказательств, нарушение прав подсудимого,
свидетелей и потерпевшего выразившееся
как в необоснованном осуждении
подсудимого, так и в необоснованном
оправдании его полностью или в части,
в том числе и влекущие нарушения прав
и законных интересов потерпевшего, либо
незаконного и необоснованного ограничения
прав и свобод личности.

В
юридической литературе можно встретить
различные классификации судебных
ошибок.

Так,
С. А. Пашин предлагает классифицировать
судебные ошибки в зависимости от
оснований для отмены или изменения
судебного решения:

1)
несоответствие выводов суда, изложенных
в приговоре, фактическим обстоятельствам
уголовного дела;
2) нарушение
уголовно-процессуаль-ного закона;
3)
неправильное применение уголовного
закона;
4) несправедливость приговора,
которую законодатель связал с чрезмерной
мягкостью или суровостью наказания.

Достаточно
детальную классификацию судебных ошибок
разработала Э. В. Казгериева. Она
предложила разделять ошибки судебного
правоприменения на фактические и
логические.

При
этом по стадиям судебного правоприменения
выделяются: ошибки, совершенные при
установлении фактических обстоятельств;
ошибки, совершенные при установлении
правовой основы дела; ошибки, совершенные
при принятии решения по делу; в зависимости
от степени познания и устранения —
ошибки установленные и неустановленные;
спорные и бесспорные; по количеству
повторяемых судебных ошибок в отдельном
регионе — типичные и атипичные; в
зависимости от функциональной
принадлежности применяемых норм —
материальные и процессуальные ошибки
судебного правоприменения и т. д

Можно
сделать вывод о том, что единственным
общим критерием классификации ошибок
в судопроизводстве является их разделение
по основаниям для отмены или изменения
судебного решения, предусмотренным в
УПК РФ.

Если
исходить из сущности ошибок в
судопроизводстве, то представляется
возможным разделить их на ошибки в
суждениях и в действиях.

Последствия
судебной ошибки особенно тяжелы,
поскольку в результате этого причиняется
моральный и материальный вред осужденному
и его близким, при этом последствия
такого вреда иногда могут быть просто
невосполнимыми.

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]

• #
• #
• #
• #
• #
• #

  01.03.2016125.44 Кб35ПЭ.doc

• #
• #
• #
• #
• #

Сычёва О.А., кандидат юридических наук, заведующий кафедрой образовательного права (юридический факультет) ФГБОУ ВПО «Ульяновский государственный педагогический университет им. И.Н. Ульянова», судья в отставке

Как гласит латинский афоризм, «Errare humanum est» – человеку свойственно ошибаться. Термин «ошибка» означает неумышленная «неправильность в действиях, мыслях»[1].

«Судебная ошибка» – это широко оперируемое понятие, в смысл которого вкладывается осуждение невиновного, оправдание виновного, случаи неправильной квалификации деяния, назначение несправедливого наказания.

Понятие «судебная ошибка» официально используется высшими судебными инстанциями, в том числе, Конституционным Судом РФ в процедуре пересмотра судебных актов в контексте устранения таких ошибок.

Термин «судебный» используется в смысле «исходящий от суда как государственного органа».

Вопрос о понятии, признаках и причинах судебной ошибки является дискуссионным. В литературе высказана позиция, что судебная ошибка есть состоявшийся результат, в процессе формирования которого имели место и ошибочные действия, и ошибочная мыслительная деятельность. Она появляется при недостижении правосудием своей цели. О судебной ошибке можно говорить лишь с момента принятия судебного акта, разрешающего дело по существу, а все иные ошибочные действия, совершенные судом во время подготовки и слушания дела, в том числе,  ошибочные мысли, статуса судебной ошибки иметь не могут, поскольку отсутствует прямая причинная связь между ошибочным действием и целью правосудия, а у суда еще нет окончательного мнения по делу[2].

Другое существующее мнение, что судебная ошибка – это ошибка конкретного судебного состава в сборе и оценке доказательств, в применении норм материального и процессуального права[3].     

Н.А. Колоколов выделяет судебные ошибки в широком понимании – как разновидность ошибок, допускаемых органами государственной власти, и в узком понимании — как логические ошибки судебного правоприменения[4].

На практике судебной ошибкой в уголовном процессе считается несоответствие позиции судьи мнению вышестоящей инстанции, уклонение его от проводимой в регионе уголовной политики[5].

Одной из важнейших причин судебных ошибок являются  упущения в процессе судебного исследования доказательств.

Ошибки судебного следствия – это непреднамеренные существенные нарушения норм закона, научно-методических рекомендаций, а также недостатки и упущения, допущенные при применении или неприменении тактических средств и приемов исследования  доказательств в суде компетентным лицом, являющимся носителем процессуальных прав и обязанностей в данной сфере правоприменения (председательствующим судьей, защитником, обвинителем), нарушающие или создающие угрозу нарушения нормального хода центральной части судебного разбирательства, вызванные как поведенческими отклонениями субъекта исследования от строго регламентированных законом процедур либо их искажением, так и деформациями мыслительного процесса соответствующего субъекта, либо одновременным наличием обоих негативных составляющих.

Такие ошибки в могут быть выражены как в неправильных действиях, так и в бездействиях и убеждениях соответствующего субъекта. Именно существенные нарушения порождают ошибку, что отличает ее от недочета в деятельности, промаха своего рода, тактического просчета. В свою очередь непреднамеренность ошибки отграничивает ее от произвола, допускаемого умышленно.

Правильная классификация типичных  ошибок судебного следствия  способствует систематизации накопленных знаний, уяснению причин допускаемых ошибок, выработке мер по их устранению и профилактике. В литературе предложены различные классификации следственных и судебных ошибок[6].

Можно выделить следующие нижеуказанные группы ошибок, допускаемых  при производстве судебного исследования доказательств.

1) ошибки организационного характера — связанные с подготовкой и своевременностью проведения судебных действий, подготовкой к процессу, изучением материалов уголовного дела. Это ошибки часто являются следствием недостатков планирования своей деятельности компетентным субъектом. 

2) тактические ошибки, допускаемых в ходе исследования доказательств, которые подразделяются на:

-гносеологические (связанные с процессом познания),

-поведенческие (не избрание нужного тактического средства либо выбор такового, не подлежащего применению в данной ситуации, не подходящего к ней, ошибки в процессуальном общении),

-процессуальные (выражаются в нарушении норм процессуального права),

-правовые (связаны с неверным применением  норм материального права).

Тактические ошибки часто являются следствием неправильной или неполной оценки судебной ситуации.

Под судебной ситуацией судебного следствия  понимается совокупность условий, обстановку, в которой в данный момент протекает процесс исследования доказательств. С учетом  характера конкретной судебной ситуации должен быть сделан выбор в пользу того или иного подлежащего применению тактического средства. 

3) допущенные в процессе фиксации  хода и результата исследования доказательств. Они нередко связаны с неверным отражением секретарем хода процесса в протоколе судебного заседания, допущенных в нем искажениях. 

Еще Аристотель отмечал, что «самая ясная речь — та, которая состоит из общеупотребительных слов»[7]. В литературе  обоснованно рекомендуется  избегать многозначности слов (полисемии), что нередко приводит к смешению понятий, а, следовательно, к ошибкам в рассуждениях[8]. Допущенные при протоколировании (и иных видах фиксации) процессуальных действий неточности, упущения, небрежности нередко оборачиваются процессуальными, тактическими ошибками, могут привести к изменению показаний в суде [9]. Для судебного разбирательства характерен особый «протокольный язык» — совокупность определенных юридических терминов и понятий, своеобразных речевых оборотов, особых стилистических правил составления процессуальных документов, соблюдение  обязательных реквизитов. В настоящее время в ряде регионов в централизованном порядке организуются курсы лекционных занятий профессиональными педагогами по русскому языку (по специфике речи судопроизводства) для федеральных и мировых судей.

Другая разновидность ошибок в процессе фиксации  исследования доказательств – механическое воспроизведение приведенных в обвинительном заключении (акте) доказательств в приговоре суда. Такой судебный акт незаконен ввиду нарушения судом принципа непосредственного исследования доказательств.   

Поскольку ошибки судебного исследования доказательств часто бывают связанными между собой, необходимо устанавливать их первопричины. Как верно отмечено в литературе, выявить единую причину ошибок судебного правоприменения практически невозможно, так как их видовому многообразию соответствует причинное многообразие[10].

Причины таких ошибок могут быть объективными и субъективными, то есть зависящими и не зависящими от субъекта исследования по происхождению.

Так, к объективными причинам может быть отнесено  отсутствие разработанной методики либо несовершенство используемой методики исследования доказательств определенного вида, отсутствие сформировавшейся судебной практики по конкретному вопросу.

Субъективные причины чаще всего заключаются в профессиональной некомпетентности (незнании положений закона и разработанных криминалистической наукой рекомендаций), профессиональные упущения (поверхностный подход к исследованию материалов дела, к выполнению процессуальных действий), дефекты органов зрения и чувств познающего субъекта, его неудовлетворительное психологическое состояние, характерологические черты личности субъекта, незаконное вмешательство в правосудие со стороны граждан (попытки воздействия на участников процесса и суд), давление со стороны средств массовых информаций; логические дефекты умозаключений субъекта исследования доказательств.

Согласимся с мнением, что знание основных правил и законов логики в судебной правоприменительной деятельности будет способствовать уменьшению количества допускаемых ошибок[11].

Вышеуказанные ошибки судебного исследования доказательств могут иметь место в деятельности суда, стороны защиты,  стороны обвинения. Большая ответственность возлагается на профессионализм сторон и на проницательность судьи. Судья – это человек со своими достоинствами и недостатками. Еще Л.Е. Владимиров указывал, что «суд человеческий способен совершать ошибки»[12]. Л.М. Карнозова обращает внимание, что «нельзя, однако, забывать, что те требования, которые формулируются по отношению к суду как институту, обращены фактически к человеку, облаченному в судейскую мантию…Мы имеем неустранимый разрыв между требованиями к суду и человеческими возможностями»[13]. 

Последствия судебных ошибок являются крайне неблагоприятными не только для авторитета государственной власти, правосудия, но и чреваты финансовыми потерями для государственной казны, о чем свидетельствует практика Европейского суда последних лет. Проблема судебных ошибок регулярно является предметом обсуждения на заседаниях Высшей квалификационной коллегии судей РФ, квалификационных коллегий субъектов, а также на производственных совещаниях судов районного звена. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 31.05.2007 г. № 27 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании решений квалификационных коллегий судей о привлечении судей судов общей юрисдикции к дисциплинарной ответственности»[14] отмечено, что в работе судов имеют место отдельные факты нарушения судьями требований закона и правил судейской этики. В настоящее время действует ФКЗ РФ «О дисциплинарном судебном присутствии» от 09.11.2009 г. № 4-ФКЗ[15], закрепивший создание специального судебного органа, рассматривающего дела по жалобам на решения Высшей квалификационной коллегии судей и квалификационных коллегий судей субъектов по членам судейского корпуса о совершении ими дисциплинарных проступков.

Наиважнейшее значение имеет организация и принятие мер по профилактике судебных ошибок. Основное и самое действенное средство от абсолютного большинства судебных ошибок – профессионализм компетентного лица, составляющими которого являются: строгое следование нормативной уголовно-процессуальной процедуре, знание норм материального права, постоянное повышение уровня собственной квалификации, изучение обзоров судебной практики, работа над собственным правосознанием,  культивирование в себе уважительного и беспристрастного отношения к людям, а также знание положений психологии личности и общения.

Объективными предпосылками к минимизации судебных ошибок являются существование соответствующего духу времени законодательства, организация периодического повышения квалификации судей и сотрудников аппарата, увеличения штата судей и помощников судей, должный отбор кандидатов на должности, развитие институтов кураторства — оказания помощи вышестоящими коллегами с  выездами на места, повсеместное внедрение достижений научно-технического прогресса и повышение уровня технического оснащения судов.

Все ошибки подразделяются на типичные (массовые), малораспространенные (редкие) и единичные. В науке и практике выявляются и подвергаются конкретному анализу чаще всего типичные ошибки, что вполне оправданно. Именно на  преодоление и уменьшение распространенных ошибок в первую очередь ориентированы разрабатываемые научно-методические рекомендации. Говорить о полном устранении судебных ошибок, к сожалению, утопично, поскольку, как верно указано в литературе «…природа судебных ошибок в том, что каждое судебное решение содержит элементы субъективности: юридически решение принимается судом, а фактически решают судьи, люди, решения которых субъективны, зависят от их профессиональной квалификации и психологических особенностей. Поэтому судебные ошибки не только возможны, они неизбежны, поскольку природа их принципиально неустранима. Проблема сводится к поиску средств, уменьшающих, насколько возможно, влияние субъективности…»[16].

Опасность судебной ошибки также состоит в том, что она влечет отступление от истины в уголовном процессе. В действующем уголовно-процессуальном законе не провозглашена задача установления истины. О возможности выделения подобной задачи мнения ученых разделились. Так, А.Ю. Корчагин заметил, что «в тексте закона … фактически подразумевается установление истины»[17]. Н.А. Лукичев  считает, что «стремление суда к истине не вызывает сомнений»[18]. Аналогичны позиции у В.П. Божьева, О.В. Волколуп, А.В. Гриненко[19], а также Т.А. Лотыш, Р.Д. Рахунова, А.Б. Соловьева[20]. Противоположные точки зрения по этому вопросу высказаны С.Л. Кисленко, С.А. Пашиным[21] и др. На основании анализа высказанных в специальной литературе мнений, а также изучения материалов судебной практики мы считаем установление истины по делу задачей судебного следствия, поскольку в противном случае судом не может быть постановлен справедливый приговор. Но в  стремлении суда установить истину таковая не может являть собой абсолют. Как известно, абсолютная истина не опровергается последующим развитием науки, а обогащается и постоянно подтверждается жизнью[22]. По нашему мнению, установление объективной и  конкретной судебной истины является одной из задач судебного следствия. При этом свойство конкретности судебной истины следует трактовать исходя из его  философской подоплеки —  как «основанности на знании реальных связей, взаимодействия всех сторон объекта, главных, существенных свойств, тенденций его развития»[23], что применительно к уголовно-процессуальной деятельности означает неразрывную связь устанавливаемых обстоятельств с личностью конкретного лица,  его прошлым поведением и деятельностью.

Надеемся, что учет вышеизложенной информации при наличии у компетентного субъекта чувства нравственной ответственности за свое поведение перед участниками процесса и обществом в процессе судебного исследования доказательств позволит предотвратить либо своевременно выявить и устранить ошибки в этой крайне ответственной  области правоприменительной деятельности.