Ошибки дэна брауна

Можно сколь угодно долго спорить и не признавать Дэна Брауна выдающимся писателем, однако несомненно, что его творчество представляет собой феномен современной массовой литературы: автор романов о Роберте Лэнгдоне фактически создал жанр исторического детектива. Но любители и знатоки истории (не говоря уже о специалистах) воспринимают книги писателя далеко не так однозначно. Почему? Разбираемся вместе с историком Владимиром Максаковым.

А в конце статьи расскажем, что известно о новой книге прозаика!

По промокоду shorts20 дарим всем читателям скидку 20% на каталог ЛитРес!

В одном из интервью после выхода своего главного романа – «Код да Винчи» – Дэн Браун откровенно высказался о том, что его творчество представляет в некотором роде глобальную альтернативную историю. И это правда: историзма – в том смысле, в каком мы привыкли к этому слову, – более-менее убедительное и правдоподобное изображение прошлого, которое соответствует научным взглядам, – в книгах Дэна Брауна нет и в помине просто потому, что основное действие его произведений развивается все-таки в наше время.

Однако то ключевое событие, которое является началом интриги и сюжета в текстах писателя, всегда происходит в прошлом, так что вряд ли будет преувеличением сказать, что герои Дэна Брауна действуют под тенью истории. В прошлом имели место происшествия и дела, не просто продолжающие оказывать влияние на настоящее, но иногда несущие в себе прямую угрозу и хранящие страшные тайны. Сейчас этот сюжетный ход может показаться уже банальным, но разработал его – а во многом и довел до совершенства – именно Дэн Браун.

Кроме того, есть у писателя и литературные предшественники. Западный книжный рынок гораздо более диверсифицирован, чем российский, и там находится место для крайне необычной квазиисторической (а иногда псевдодокументальной) литературы, которая занимает промежуточное положение между книгами по теории заговора и эзотерике, а написана как околоисторическая проза.

Классический исторический роман, как правило, строился по трем основным моделям: такого не было, но могло быть; описание выдающегося исторического деятеля или события с необычной точки зрения и, наконец, собственно реконструкция исторической реальности (которая и оценивается как правдоподобная и убедительная). Дэн Браун же начинает свою работу там, где останавливается профессиональный историк (или же писатель, придерживающийся традиционных взглядов на познавательную ценность исторической литературы – такой, как Морис Дрюон). 

Самый, наверное, показательный пример – роль ордена тамплиеров в «Коде да Винчи». Парадокс в том, что со строго научной точки зрения в деле тамплиеров действительно не все ясно. Укажу лишь на два предположения: у историков нет полной уверенности в том, что все сокровища ордена были присвоены французским королем Филиппом Красивым – часть из них на самом деле могла исчезнуть. То же самое относится и к возможному спасению нескольких десятков рыцарей из числа тамплиеров, которые вполне могли какое-то время продолжать сохранять традиции своего ордена. Но при этом оба положения относятся целиком к области домыслов: так могло быть, но мы не знаем, было ли. Дэн Браун использует это допущение без всяких оговорок. Примерно по такому же принципу строится повествование писателя о тайных обрядах и секретных ритуалах: нам ничего наверняка о них неизвестно, и он как автор имеет полное право добавить художественного вымысла – и делает это на редкость убедительно.

Если уж искать предшественников главного героя Дэна Брауна, профессора Роберта Лэнгдона, в массовой культуре, то – типологически – это будет Джеймс Бонд, который в каждой из своих историй в конце концов должен ни много ни мало спасти мир. Однако на страницах книг Дэна Брауна вы при всем желании не найдете супергероев. Даже наоборот: складывается впечатление, что давление истории столь велико, что с ним просто невозможно бороться. Так что мир в итоге спасает гуманитарий-интеллектуал.

Однако вернемся к попытке ответить на вопрос, что же особенного находит Дэн Браун в альтернативной истории и что увеличивает почти до бесконечности его арсенал писателя? 

Прежде всего это, разумеется, конспирология. Однако думается, что даже столь привычный для массовой культуры феномен обретает у Дэна Брауна новый смысл. Позволю себе привести цитату о теории заговора, принадлежащую выдающемуся итальянскому историку Карло Гинзбургу: 

«Термин “заговор” уже почти десять лет используется в по большей части негативных контекстах: почти всегда речь заходит о заговорах в тот момент, когда необходимо показать, что их не существует или же что они существуют лишь в необузданном воображении “конспирологов”». 

Ныне нет сомнений, что о заговорах и конспирологии всегда и везде писалось огромное количество глупостей, порой имевших зловещие последствия. И все же нельзя отрицать, что заговоры существуют. В современных государствах есть особые институты (спецслужбы), в задачи которых входит их подготовка и раскрытие. Известно, впрочем, что люди, не желающие выглядеть наивными, как правило, говорят о спецслужбах в тоне насмешливого превосходства: поистине любопытный подход, учитывая, что мы живем в мире, где до недавнего времени господствовали две супердержавы, которыми управляли бывший директор ЦРУ и протеже покойного главы КГБ. 

Историкам современности следует задаться вопросом, не свидетельствует ли это совпадение о новом явлении – особой, относительно независимой и растущей роли спецслужб в международной жизни… Хочу подчеркнуть здесь множественное число – «заговоров», помогающее избежать рисков упрощения, угрожающих использованию этого понятия. Почти всегда в результате одного заговора возникают другие – подлинные, стремящиеся завладеть первым заговором; фиктивные, чья функция – замаскировать его, и противоборствующие, задача которых – противостоять ему… Однако намного более важен другой факт: всякое действие, имеющее цель (и, следовательно, всякий заговор, ибо он является действием, преследующим в высшей степени рискованные цели), находится внутри системы, состоящей из разноприродных и непредсказуемых сил. 

В эту сложную сеть из акций и реакций вовлечены и социальные процессы, манипулировать которыми непросто; здесь появление новых целей независимо от первоначальных намерений служит правилом. Дэн Браун крайне осторожно высказывается о том, является ли он сам сторонником теории заговора, но по его текстам можно предположить, что эта тема служит ему неисчерпаемым источником вдохновения. Даже первый его роман – «Цифровая крепость» – тоже посвящен секретному подразделению. Впрочем, в других своих произведениях он будет стараться использовать не столь очевидные сюжетные ходы, характерные для литературы, построенной на конспирологии.

За что же Дэна Брауна критикуют?

В качестве яркого примера можно привести два весьма резонансных критических высказывания о его творчестве, принадлежащих литературоведам Марше Форд и Ричарду Абанесу. 

«Независимо от того, согласны ли вы с конечными выводами, которые делает Дэн Браун, ясно, что его история в огромной мере фантастична. В свою очередь, это означает, что он (и его издатель) нарушили своеобразное, хотя и негласное соглашение с читателем: претендующая на представление исторических фактов художественная литература должна быть проработана так же тщательно, как и научно-популярные книги». 

«Самое вопиющее искажение истории… не в том, что Дэн Браун не согласен с христианством, а в том, что он полностью меняет его себе в угоду, чтобы не согласиться с ним… до такой степени, что переписывает огромное количество исторических событий. Усугубляет положение дел готовность писателя выдавать свои искажения за «факты», с которыми согласны бесчисленные ученые и историки». 

Думается, однако, что оба эти высказывания бьют мимо цели. Дэн Браун изначально находится в очень выгодном положении, не претендуя на историчность и, наоборот, используя исторические мифы, стереотипы и теории заговора. Иными словами, он идет в фарватере фолк-хистори, то есть самых распространенных (и, честно говоря, почти всегда ошибочных) представлений массовой культуры об истории.

В связи с этим особенно показателен пример с тамплиерами. Вопреки утверждению Дэна Брауна, их сожгли не по приказу Папы Римского Климента V (после чего еще якобы выбросившего их прах в Тибр), а по повелению короля Франции Филиппа Красивого. На упреки в подобной неточности Дэн Браун откликается далеко не всегда, но в целом его точка зрения сводится к тому, что отдельные ошибки никак не влияют на интригу и сюжет его книг. 

И действительно, в контексте истории о спасении мира это весьма мелкие погрешности. Позиция Дэна Брауна близка к фолк-хистори еще и в методологическом аспекте: мы не знаем до конца, как все было на самом деле – так что же нам мешает домыслить самим? Кроме того, если в прошлом было что-то, что может представлять опасность для дня сегодняшнего, то, разумеется, важно именно это событие, а не малозначительные и неточные детали.

Что известно о новой книге автора?

Сейчас Дэн Браун работает над романом, который должен стать прямым продолжением «Кода да Винчи» или же просто очередной книгой в серии о Роберте Лэнгдоне. Разумеется, его ждут – как и все остальные произведения писателя. Сам Дэн Браун таким образом описал свое кредо: 

«Я чувствую, что книги, рассказы и воображение являются одними из наших самых мощных инструментов, помогающих ориентироваться в сложной реальности…»

Эти слова подтверждают и нашу догадку о том, что Дэн Браун не ищет с помощью своих текстов некоей «исторической правды», но предлагает их в качестве ориентиров для дня сегодняшнего.

Одной из самых громких книжных новинок осени предсказуемо стал роман “Инферно” Дэна Брауна. На русском языке он вышел в переложении трёх ведущих переводчиков с английского — Владимира Бабкова, Виктора Голышева и Леонида Мотылёва. В эксклюзивном разговоре с журналистом Григорием Аросевым для сайта “Британии” своими соображениями об “Инферно” поделился Владимир Бабков.

— Владимир Олегович, раньше вы уже сотрудничали с Мотылёвым и Голышевым — минимум над переводом пятой книги о Гарри Поттере, с Голышевым вы работали также и над “Тёмными началами” Филипа Пулмана, а с Мотылевым — над “Лондоном” Питера Акройда. Как вы оказались в одной команде в случае с “Инферно”?

— Этот роман сначала предложили мне одному. Но так как сразу было ясно, что по времени я один не успею, я даже не стал браться за “Инферно” в одиночку. Вначале издатели по моей просьбе пригласили мне в напарники Голышева, а когда стало ясно, что Голышев не успеет перевести вовремя свою половину, мы попросили помочь Мотылёва.

— Когда нужно было закончить работу?

— Книга на английском появилась в продаже в середине мая, а сдали мы её в августе — на работу у нас было три месяца или даже чуть меньше. Втроём справиться с таким объёмом работы реально, но вообще переводить в группе следует только в таких экстренных случаях. Это довольно неудобно.

— Есть ли различия между переводами Пулмана (трилогия) и Брауна (один роман, пусть и большой)?

— Различия, конечно, есть. Один роман из трилогии переводил Голышев, другой — я. Всё-таки каждый из нас работал над отдельной книгой, что, естественно, гораздо привычнее. Над третьим романом мы работали вдвоём, но в любом случае вдвоём удобнее, чем втроём.

— Судя по технической информации, на вашем счету 52 главы, у Голышева — 15, а у Мотылёва — 35. Почему главы распределены так неравномерно?

— Издатели вообще напрасно об этом написали. Лучше бы они этого не делали. Нам-то скрывать нечего, но таким образом они дали лишнюю тему для разговоров тем, кто ничего не понимает в переводе. Лучше бы читатели сами догадывались, где чья работа. Иногда критики перевода даже не могут сами разобраться, кто что переводил. Что касается распределения — так получилось из-за личных дел и загруженности каждого. Когда появляется работа, которую надо сделать так быстро, каждому приходится подстраиваться. Не у всех нашлось достаточно времени.

— Какие существуют особенности совместного перевода?

— Главное — нам приходилось вычитывать переводы друг друга, чтобы всё было согласовано. Редактор этим тоже занимался, но и редактор находился в жёстких временны́х рамках. Кроме того, редактор всегда проводит с текстом времени меньше, чем переводчик, а ведь нужно следить за мелочами, которые плохо заметны. В таких ситуациях мы составляем список мест, которые надо согласовать — кроме имён собственных, это также характерные словечки или выражения, которые проходят через весь текст. И потом вместе всё проверяем.

— Что лично вы думаете о романе и о получившемся русском переводе?

— О переводе я не буду высказывать своё мнение. А вот сам роман… Конечно, книги Брауна — это массовая литература со своими плюсами и минусами. При этом среди тех, кто пишет бестселлеры и с кем мне приходилось сталкиваться, Браун — самый неуклюжий. В англоязычных рецензиях над Брауном все издеваются. Писать хорошо он не умеет. С литературным языком у него проблемы. Портрет героя, хоть главного, хоть второстепенного, он нарисовать не может — может только придумать цвет глаз или причёску, а на большее у него не хватает фантазии. Но при всех очевидных недостатках он всё же добился такого успеха. Я пытался понять, почему — ведь в рецензиях об этом ни слова. Никто не пытается объяснить, например, почему в первый же день был продан миллион экземпляров предыдущей книги — “Утраченный символ”.

Моё мнение — у книг Брауна есть особенности, которые отличают их от прочих. У него всё очень динамично — коротенькие главки, всё время герои находятся в движении, с ними что-то происходит. Браун “кормит” читателей литературоведческими и искусствоведческими фактами. Они довольно примитивные, но Браун умело пользуется модой и спросом на non-fiction. Конечно, все знают, кто такой Данте, но даже самого эрудированного читателя можно удивить какими-то малоизвестными мелочами. С этой точки зрения Браун любопытен. Кроме того, массовая литература стала “псевдовизуальной”. Бестселлеры пишутся с расчётом на то, что по ним снимут фильм. Книги рассчитаны на быстрое восприятие, когда не надо обдумывать, что в них происходит, а надо лишь представлять. Когда в книге действует известный герой, которого все уже видели на экране и хорошо знают в лицо, автору не надо подробно описывать его внешность. Особенно Брауну, которому все равно это не под силу. Все знают, что Роберт Лэнгдон выглядит как Том Хэнкс. То, что требуется от “нормальных” авторов — описывать душевные переживания героев, а также природу (а эти вещи для писателя самые трудные), Брауну тоже не требуется. На природу у него просто-напросто нет времени, а на описание душевных переживаний не хватает способностей, да нет и нужды их описывать, потому что у его героев они очень незамысловатые. Но ведь люди его читают — значит, кому-то и такие книги нужны.

— Сложный ли язык Дэна Брауна? При каком уровне владения языком его можно читать в оригинале?

— Язык несложный. Его книги — уровень способного ученика из десятого класса. Поэтому и трудно иногда переводить, очень уж неумело всё написано. А об уровне владения мне сложно судить, потому что трудно поставить себя на место человека, который лишь недавно начал изучать английский. Дело ведь не только в лексике, а в американизмах, в каких-то выражениях, оборотах… Человеку, изучающему классический английский, может быть сложновато, даже если словарный запас у него приличный. Что-то обязательно потеряется.

— В интервью Елене Калашниковой вы говорили о внутренней интонации писателя, о внутреннем голосе, который надо услышать, хоть это порой и трудно. Есть ли у Брауна такое?

— У каждого писателя этот голос есть. Просто надо на него настроиться. С автором надо знакомиться, как с человеком. Когда у вас возникает ощущение, что вы знаете человека — хотя бы немного с ним поговорили и поняли, как он устроен, — тогда уже легче. Но пока вы не понимаете, что за человек ваш автор, переводить трудно. Не очень понимаешь, как себя вести.

— Какими ещё знаниями должен обладать читатель, знакомящийся с книгой в оригинале?

— Никаких особенных знаний не нужно. Кое-что можно и не знать, но это нормально, человек не может разбираться во всём на свете.

— Как вы считаете, сочиняя роман, думал ли Браун о том, как книга может выглядеть на иных языках? Он же понимал, что роман немедленно будет переведён на десятки языков. Иными словами, замечали ли вы в тексте какие-то подсказки переводчикам?

— Вряд ли Браун думал об этом. Он понимал, что роман переведут во многих странах, но невозможно давать подсказки переводчикам на все прочие языки. Мне кажется, он писал, как хотел. Наоборот — это мы находили у него ошибки и сообщали об этом. Не лично ему, а его агентам. Насколько я знаю, ему задавали вопрос, что делать, если в тексте что-то определённо “не так”. И он не возражал против исправлений. Не знаю, дошли ли до Брауна наши соображения, но нам разрешили при необходимости его поправлять.

Для примера назову две ошибки, одну из которых мы поправили, а другую — нет. Первая. Герои в тексте бегают по чердаку над кессонированным потолком.(Кессон — углубление на потолках, которое служит для художественной обработки поверхности. — Г.А.) Браун эти кессоны почему-то называет люнеттами, а это совсем другая архитектурная деталь.(Люнетта или люнет — арочный проём в своде или куполе, над дверью или над окном. — Г.А.) Мы люнетты заменили на кессоны, потому что это была очевидная ошибка. А ошибку, которую мы не исправили, обнаружил наш редактор, специалист по итальянскому Возрождению. У романа есть эпиграф: “Самое жаркое место в аду предназначено тем, кто в пору морального кризиса сохраняет нейтральность”. Далее в тексте упоминается, что это сказал Данте Алигьери. На самом деле эти слова принадлежат Джону Кеннеди, который в свою очередь некогда сослался на Данте — но лишь по смыслу, имея в виду, скорее всего, те “жалкие души, что прожили, не зная ни славы, ни позора смертных дел” и потому не допущены даже в пропасть Ада. Затем высказывание Кеннеди превратилось в псевдоцитату из Данте, которую и приводит Браун. Но тут уже мы ничего поделать не смогли — нельзя же менять Данте на Кеннеди. Оплошать конечно, может каждый, и у Достоевского, и у Толстого есть ошибки… Не это делает Брауна слабым писателем.

— Есть ли у вас рекомендации тем, кто собирается читать “Инферно” в оригинале?

— Если кто-то может читать книгу в оригинале — пусть читает и получает удовольствие, это единственная рекомендация. Заранее ездить во Флоренцию не надо.

— Можете ли вы вспомнить какое-то трудное место в романе, над которым вы долго бились? Или чтобы подобрать русский вариант, или чтобы отыскать информацию…

— Именно в этой книге не было такого. Всегда бывают какие-то технические мелочи, но их быстро забываешь, поскольку они не имеют большого значения. Например, Браун пишет, что площадь Садов Боболи — 111 акров. Мне показалось, что это многовато, мы с редактором проверили – действительно, оказалось, что их площадь в десять раз меньше. И в результате мы указали реальные цифры. Это никакого отношения к сюжету не имеет, но отнимает время и силы. При работе над другими книгами бывает, что надолго задумываешься над какой-то фразой, но “Инферно” — не тот случай.

— В том же интервью вы говорили, что делаете перевод для такого же читателя, каким являетесь вы сами. С “Инферно” всё то же самое?

— Сейчас я уже думаю не совсем так, моё отношение к работе немного изменилось. Писатель, к примеру, работает потому, что ему это нравится и он хочет этим заниматься. Он не ориентируется на конкретного читателя. Я поступаю примерно так же. В первую очередь я в ответе не перед читателем, а перед автором. Я должен представить книгу на русском так, чтобы она была максимально похожа на оригинал.

— Прочли бы вы этот роман, если бы не работали с ним как переводчик?

— Конкретно “Инферно” — не знаю. Вообще Брауна я раньше читал. Когда возникает какое-то интересное явление, тем более когда у автора такие тиражи, я его читаю как минимум из любопытства. У Брауна какую-то книгу я давно прочитал на русском, а потом, когда началась работа над “Инферно”, прочёл всё на английском. 

Интервью подготовил Григорий Аросев

Фото В. Бабкова с сайта Литинститута им. А. М. Горького

См. также о зарубежных переводах “Инферно”: “Переводчики в Аду”

Мужчина плохо пишет, но хорошо продаёт.

Нулевые – странное время для популярной литературы. В России королевой ширпотреба всё десятилетие уверенно была Дарья Донцова. Её романы продавались гигантскими тиражами и выходили чаще, чем домохозяйки успевали их покупать. А что в остальном мире? Там у широких масс был собственный аналог Донцовой – правда, мужчина. И зовут его Дэн Браун.

Автор «Кода Да Винчи», конечно, тяжеловеснее создательницы иронических детективов, но критикуют их примерно за одни и те же вещи. А суммарный тираж более чем в 200 000 000 экземпляров, и тот факт, что романы Брауна до сих пор лежат на видных местах в книжных магазинах, говорит о том, что он один из самых успешных писателей своей эпохи. Как же ему это удалось, несмотря на тонны критики? Мы здесь, чтобы разобраться.

В чём суть книг Дэна Брауна?

По-настоящему знаменитым писателя сделала серия романов о Роберте Лэнгдоне – это кто-то вроде Джеймса Бонда среди религиоведов. Неправдоподобно гениальный холостяк, разгадывающий заговоры тайных обществ в компании очередной бессмысленной красотки. Не джентльмен сыска Иван Подушкин, конечно, но тоже сойдёт.

Все романы о Лэнгдоне – «Ангелы и Демоны», «Код Да Винчи», «Утраченный символ» и т.д. – строятся по одному и тому же принципу. Происходит неприятное событие, кто-то обращается за помощью к Роберту, а потом уже он трактует религиозные символы, убегая от местных аналогов иллюминатов. Еще всегда есть обязательный хэппи-энд. Напоминает палп-романы начала середины XX века, из-за которых придумали, например, Индиану Джонса. Лэнгдон тоже ищет Святой Грааль и воюет с тайными обществами, только у Брауна, в отличии от Спилберга с Лукасом, гораздо больше конспирологии и меньше таланта.

Зато имя Дэна Брауна в нулевых было связано с рядом религиозных скандалов. Представители католической церкви призывали бойкотировать книгу «Код Да Винчи», а после и её экранизацию 2006 года с Томом Хэнксом в роли Лэнгдона. И всё из-за того, что Браун описал влиятельную католическую организацию Opus Dei как вредоносную секту, скрывающую страшные тайны христианства.

Было даже написано несколько книг, разоблачающих версию христианства, показанную Брауном в «Коде Да Винчи». Самая известная из них называется «Обман Да Винчи». Звучит всё это очень странно для художественного произведения, содержание которого по умолчанию является вымыслом. Но во многом из-за этой шумихи многие в начале двухтысячных и взялись почитать «Код Да Винчи». Просто чтобы выяснить, что же там такого запрещённого и тайного понаписал Браун. Читателей ждало чудовищное разочарование.

У Брауна отвратительный стиль письма

Стоит сказать спасибо русским переводчикам – они практически не пытались его спасти. Да, некоторые моменты для нас всё же утеряны – например, где господин писатель неправильно использует глаголы английского языка. Но в целом атмосфера передана правильно: стиль Дэна Брауна воспринимается одновременно легко и с отвращением.

Популярный британский комик Стюарт Ли как-то шутил, что Браун – человек, который составляет предложения в стиле «Известный человек посмотрел на красную чашку». Безусловно, это преувеличение, но Ли ушёл не очень далеко от оригинальных предложений. Дэн Браун всегда использовал слишком много ненужных эпитетов и уточнений.

Например, в том же «Коде Да Винчи» автору было очень важно уточнить, что капитан достал свой (не чужой) револьвер Manuhrin MR-93. Понимаете, не MR-92, не «Кольт» и не любой другой пистолет, а прям конкретно. Как правило, так пишут подростки-графоманы, которым ну очень нужно сообщить, что их персонаж курит «Мальборо», а не «Кэмел». Естественно, это ни на что не влияет.

Ещё многие критики любят приводить в пример стартовые предложения из романов Брауна. Они не только невероятно кривые, но и написаны по одной и той же формуле. Давайте убедимся сами.

«Физик Леонардо Ветра почувствовал смрадный запах горелого мяса и понял, что это прижигает его собственную плоть», – так начинаются «Ангелы и Демоны».

«Знаменитый куратор Жак Соньер, пошатываясь, прошел под сводчатой аркой Большой галереи и устремился к первой попавшейся ему на глаза картине, полотну Караваджо. Ухватился обеими руками за позолоченную раму и стал тянуть ее на себя, пока шедевр не сорвался со стены и не рухнул на семидесятилетнего старика Соньера, погребя его под собой», – а это начало пролога из «Кода Да Винчи». Тоже сцена смерти персонажа определённой профессии. Что же будет дальше?

«Смерть в этом заброшенном месте может нагрянуть в бессчетном количестве обличий. Геолог Чарльз Брофи годами безропотно сносил свирепое великолепие этой местности, но ничто так и не смогло подготовить его к той чудовищно жестокой участи, что вот-вот должна была на него обрушиться»,  – это из произведения «Точка обмана».

И вот тут уже стоит поругать авторов русских адаптаций, ведь пролог с этим куском есть не во всех изданиях. А зря! Это же фирменный почерк Дэна Брауна. Что ж, зато мы, поняв творческий метод, можем попробовать соорудить собственное начало остросюжетного романа. Например, вот так: «Посредственный писатель Дэн Браун, пошатываясь, сел за свой рабочий стол из белого дуба, чтобы в очередной раз начать роман с одного и того же уродливого предложения».

Внезапно сравнение с Дарьей Донцовой стало обидным для русской детективщицы. Её неприхотливый стилёк, конечно, тоже не топ, но Донцова трезво оценила собственный навык, поэтому практически полностью отказалась от затейливых описаний. Только действия, только фактура, ничего лишнего. Да и пишется быстрее.

В романах полно фактических ошибок

Где бы вы ни читали биографию писателя, везде сказано, что он много времени уделяет историческим исследованиям и изучению конспирологии. Читает старые документы, готовится и сортирует тонны информации. Отчасти в это можно поверить, потому что непосвящённый человек не будет знать ни про организацию Opus Dei, ни про экспозицию Лувра, ни про историю тайных обществ. Но тогда возникает вопрос: почему Дэн Браун так часто лажает с фактурой?

Доходит до смешного. В сотой главе «Ангелов и Демонов» есть описание римского Фонтана Четырёх Рек. Браун пишет, что архитектор Бернини так прославил четыре величайшие реки Старого Света: Нил, Ганг, Дунай и Рио-де-ла-Плата. Последняя, правда, находится не в Старом Свете, а очень даже в Новом – между Аргентиной и Уругваем. Но это ничего страшного.

Как ничего страшного и в том, что католики не убивали Коперника, вопреки тому, что сообщает один из героев Брауна. А Галилей не мог быть членом Ордена Иллюминатов, основанного спустя более ста лет после его смерти. Или возьмём такой исторический факт, как зверские казни женщин, обвинённых в ведовстве. В «Коде Да Винчи» говорится, что таких было пять миллионов, когда подсчёты (тоже страшные) реальных историков варьируются от 40 000 до 80 000.

Есть просчёты и по части науки. Так Виттория Ветра, героиня «Ангелов и Демонов», по профессии физик. Когда её спрашивают, что такое антиматерия, эта учёная тётя отвечает: «У всего есть противоположности. У протонов это электроны». На самом деле должны быть антипротоны, но кого это волнует, правда?

Но окей. Давайте всё же сделаем гигантскую скидку на то, что Дэн Браун – писатель, создающий вымышленные миры. «Код Да Винчи» – не исторический труд, а его действие вполне могло разворачиваться в параллельной вселенной, где Коперника убили злые католики, а британские персонажи называют футбол соккером. Да, такое там тоже было.

Проблема в том, что даже с этой скидкой Браун пишет чушь непозволительно часто для человека, который якобы дни и ночи проводит, закопавшись в исторические документы. Для тех, кто ничего не знает, и решил проглотить лёгкий детектив про тайные общества, это норм. Но представьте, каково раздражение и разочарование тех, кто точно знает вещи, в которых Дэн Браун ошибся.

Умберто Эко казнил Брауна до того, как Дэн начал писать

Критики часто приводят итальянского учёного и писателя Умберто Эко в пример тем, кому нравится Дэн Браун. Якобы «Имя Розы» – «Код Да Винчи» здорового человека. Но это совершенно некорректное сравнение. Эко – постмодернист, теоретик культуры, исследователь средневековой эстетики и вообще не самый доступный массам автор, а Браун пишет для тех, кому нравится образ Бонда-религиоведа.

Сравнивать их между собой – всё равно что сказать, что Big Russian Boss сильно уступал Владимиру Познеру в искусстве брать интервью. С одной стороны: ну как бы да, так и есть. Но с другой BRB Show никогда не задумывался как убийца Познера и программы «Познер».

Так что сам по себе пример Эко нам не поможет, но есть одно занятное наблюдение. Если вне контекста прочитать роман Эко «Маятник Фуко», то может показаться, что итальянец просто стебёт произведения Дэна Брауна. Герои «Маятника Фуко» сталкиваются с современными участниками тайного общества, после чего ради шутки начинают играть с конспирологией и выдумать собственные детали теорий о тамплиерах, розенкрейцерах и прочих иллюминатах.

В итоге они настолько заигрываются, что начинают терять грань между реальностью и собственным вымыслом, а изначально казавшиеся безобидными конспирологи превращаются в агрессивных сектантов, слишком сильно поверивших в выдумку персонажей.

Звучит как сатира на безумную чушь и эстетику «Кода Да Винчи», не так ли? Только вот «Маятник Фуко» был написан в 1988 году, а первый роман Брауна вышел только в 1998 году. Средневеково-граальная серия про Роберта Лэнгдона началась вообще в 2000 году с «Ангелов и Демонов». Эко, как и подобает настоящему классику, переиграл и уничтожил дешёвку Брауна заранее.

Если всё так плохо, то почему Дэн Браун так популярен?

На самом деле, здесь совпало множество факторов. В том числе любовь к теориям заговора, в разы усилившаяся в США после теракта 11 сентября 2001 года. «Код Да Винчи» вышел в момент, когда в моде были недоверие к власти и вера в разного рода тайные общества, управляющие жизнью ничего не подозревающих граждан.

Потом начались скандалы с Ватиканом и ирландскими католиками, посчитавшими «Код Да Винчи» невероятно вредной книгой. На этой почве её резко начали издавать гигантскими тиражами и массово читать, возвращаясь и к до того не слишком популярным «Ангелам и Демонам».

Почему же публика осталась с Дэном Брауном после того, как скандалы закончились? Отчасти по инерции – её хватило где-то до начала десятых, а сейчас Дэн просто успешный, но не самый громкий писатель на свете. Помогло и то, что Браун, при всех своих недостатках, занял нишу самого помпезного из всех авторов дешёвых детективов.

У него убивают не кого-то,  а смотрителя Лувра. А убийца не садовник, а участник мирового заговора. Действие при этом происходит не в городе Н, а прямо в Риме, Мадриде и Париже, между историческими достопримечательностями и дворцовыми лабиринтами, где, по версии писателя, 3148 комнат. На фоне всего этого безумия даже истории про спасающего мир Джеймса Бонда кажутся чем-то камерным и небольшим. Добавим сюда ещё и мнимое ощущение «чего-то умного» от браунского неймпропинга и всё, готова формула успеха.

Писатель Дэн Браун невероятно вовремя появился и отреагировал на запрос публики, а дальше оставалось только продолжать штамповать новые книжки, не особо парясь о качестве стиля. Тем более, что экранизация «Кода Да Винчи» только лишний раз подогрела публику. В итоге Браун стал главным автором книжных блокбастеров нулевых, но его точно запомнят и как одного из самых бездарных писателей своего поколения.

Подписывайся на канал «Палача» в Telegram

Подписывайся на лучшие скидки и экономь вместе с нами