Совершила ошибку взяв приемного ребенка

Я почему-то всегда знала о том, что в моей семье рано или поздно появится приемный ребенок. И вот это случилось. Не думала, что когда-нибудь напишу об этом, но все-таки решилась. Потому что, кто знает, может после прочтения этого материала еще на одну сироту в мире станет меньше, что может быть наша история поможет кому-то решиться взять «чужого» ребенка, а также поможет справиться с теми сложностями, которые ожидают приемных родителей.

В нашей семье уже был сын. Но нам очень хотелось родить второго ребенка. И это даже почти получилось, но на 20-й неделе беременности мы потеряли дочку. Сказать, что мы отчаялись родить своего ребенка? Нет. Но как-то постепенно стала закрадываться мысль, что мы вполне могли бы взять ребенка, который волею судьбы остался без попечения родителей. Я, помнится, подумала тогда о том, что мы горюем о том, кого уже не вернуть, а в это время есть дети, которым очень нужна семья.

Читала я об этом много, прошерстила кучу сайтов с советами психологов и историями усыновления – удачного и не очень. Многие писали о том, что камнем преткновения на пути к исполнению мечты стали мужья, которые ни в какую не хотели брать в семью чужого ребенка. Поэтому, начитавшись, почему-то очень боялась озвучить свои мысли мужу. Как оказалось, напрасно. Потому что он тоже думал об этом, но тоже не решался мне сказать. Так что совет первый – не бойтесь говорить о своих мыслях родным людям. Если они действительно близкие, то постараются вас выслушать и понять, а в моем случае, как видите, было еще и обоюдное желание. А если бы я продолжала молчать, скрывая свои мысли от самого близкого и любимого человека, то в нашей семье не появилась бы столь долгожданная дочка. Сын-подросток, кстати, тогда тоже с явным удовольствием воспринял наше решение и стал впоследствии помогать в поисках. Немного сложнее оказалось сообщить новость родителям, они пугали наследственностью, болезнями и прочими напастями, которые обязательно придут в нашу семью вместе с приемным ребенком.

Сбор документов

На следующий день после того, как мы поговорили с мужем, я принялась за поиски. Потому что, приняв в себе образ ребенка – я имею в виду не конкретного, а просто кого-то, кто нас очень ждет, не хотелось бы, чтобы это ожидание маленького человечка затянулось из-за нашей нерасторопности. Позвонив в орган опеки по месту жительства, выяснила, какие документы нам нужно собрать, что мы тут же и принялись делать. Прошли с мужем школу приемных родителей. Несмотря на то, что сама я по образованию педагог, узнала много нового. Вообще, как мне кажется, открытие таких школ – очень нужное решение. А открыты они были именно потому, что некоторые семьи, взяв приемного ребенка, не справлялись с трудностями и отдавали детей обратно. Что это значит для деток – думаю, объяснять не нужно. Две-три разорванные привязанности, и последствия для психики ребенка необратимы. Так что совет второй – не пренебрегайте уроками в ШПР, тем более, что и законом предусмотрено обязательное прохождение курса.

Сбор документов и прохождение ШПР занимают примерно месяц-два. И после этого можно приступать непосредственно к поискам ребенка.

Как мы нашли Маришку

Сначала мы искали деток во всероссийском банке данных. Но проблема в том, что там есть устаревшие данные, и многие из тех, чьи анкеты там размещены, уже определяются в семьи. Дело в том, что сначала данные о ребенке, попавшем в трудную жизненную ситуацию или оставшемся без попечения родителей, попадают в органы опеки по месту жительства, и именно здесь первые три месяца ищут ему новую семью. Далее анкета попадает в областной банк данных – снова три месяца. Не нашли семью на этом этапе – информация поступает в федеральный банк. Но анкеты не снимаются до тех пор, пока ребенок окончательно не попадет в семью, поэтому, повторюсь, на многих детей оттуда уже оформляются документы.

Так что еще один совет – ваш ребенок может быть ближе, чем вы думаете – начинайте поиски с органов опеки по месту жительства и в соседних районах.

Что я и сделала, не забывая оповещать о поисках мужа. Собственно, эта тема стала для нас самой горячей. Мы оба понимали, что наш ребенок где-то ждет нас, и мы должны торопиться.

И вот я узнала об одной четырехлетней девочке из соседнего района, которая попала в больницу, оставшись без попечения родителей. В больницу не потому, что заболела, а потому что таков порядок. В органе опеки разрешили встретиться.

Первая встреча

Ночью я практически не спала, потому что, во-первых, всем сердцем чувствовала, что это наша девочка, хоть и не видела ее ни разу, а во-вторых, не знала, что я ей скажу при встрече.

На следующий день мы с мужем приехали знакомиться. Провернув в голове тысячи фраз, я так и не придумала, что я должна ей сказать. Но все получилось само собой. Так что совет один – будьте естественны, дети чувствуют фальшь куда лучше взрослых, и стань мы с ней сюсюкать или говорить заготовленные заранее фразы, думаю, встреча наша окончилась бы ничем.

– Привет! Ты Марина?

— Да.

– Пошли знакомиться!

– Пошли!

Разговорились. Подарили ей мишку (впоследствии он стал её любимой игрушкой, «сыночком», назвала Лексеичем). И как-то волнение и чуть ли не ужас перед встречей отступили.

– Хочешь, мы еще к тебе приедем?

– Хочу.

– Будешь нас ждать?

– Буду.

Она провожала нас взглядом до дверей, а у меня разрывалось сердце, потому что это была МОЯ ДОЧКА – душа к ней сразу потянулась. То же самое почувствовал и муж.

В отделе опеки нам разрешили забрать Маринку на выходные. Мы поехали за ней в больницу, и она сразу же согласилась поехать с нами. Гуляли, читали, рисовали, смотрели мультики, разговаривали о жизни. Но подошла рабочая неделя, и нам нужно было вести Маринку снова в больницу. Как только наша девочка поняла, что ее забирают от нас, она начала реветь так, что белуга, услышав такой мастер-класс, удавилась бы от зависти. Мы сразу же поехали в отдел опеки. Взяли разрешение на временную опеку (пока документы не будут окончательно оформлены, да и с определением статуса ребенка проблемы были) – наревела таки Маринка себе родителей.

Мама, папа и каша с секретом

Кстати, несколько слов о статусе. Когда мы с мужем решили взять ребенка в семью, изначально рассматривали только вариант усыновления. Не опеку. Но когда мы познакомились с нашей дочкой, мы поняли, что она нужна нам с любым статусом. Нет возможности пока удочерить – ну что ж, так тому и быть. Появится – с радостью это сделаем. Это я к тому, что не ограничивайтесь в поисках ребенка определенным статусом, так вы можете пройти мимо своего счастья.

Итак, наша дочка оказалась в семье. Поначалу называла нас просто по именам. Честно говоря, я думала, что поскольку родного отца Маришка никогда не видела, то мужа ей будет гораздо проще назвать папой. Тем более, что он, и правда, замечательный человек и не любить его невозможно. А вот с мамой она рассталась буквально только что. Но что самое удивительное, она назвала нас мамой и папой почти сразу, а точнее, на пятый день нашего совместного проживания.

– Мам! – я ушам своим не поверила, повернулась, а она, махонькая, стоит и смотрит на мою реакцию. А на мордахе целая гамма чувств – и озорство, и страх, и надежда.

Села перед ней на корточки…

– Как мне приятно, что ты меня так назвала. Я о такой дочке всю жизнь мечтала!

– А я о такой маме всю жизнь мечтала! Мама, а когда папа с работы приедет?

И вечером:

– Папа, папочка приехал! – и обниматься. А у нас с мужем слезы на глазах.

А самой Маринке страшно нравится, когда я ее дочей называю.

– Марин, пойдем кушать.

Молчит, затаилась.

– Доча…?!

– Да, мамочка! Иду кушать. А ты кашу с секретом сварила?

С секретом – это значит с ягодами или фруктами. Она, кстати, очень любит кашу и супы – просто удивительный ребенок.

Дом с коричневой крышей

Маринка вообще удивительно быстро адаптировалась к жизни в нашем доме. Она его называет «дом с коричневой крышей» и заявляет, что всегда будет в нем жить.

Хотя, конечно же, сказать, что все у нас проходит гладко и без проблем нельзя. Девочка у нас «с характером», чему мы, кстати, очень рады (значит, в жизни не пропадет), поэтому она тут же принялась «прощупывать» нас. Впрочем, в конфронтацию это не вылилось. Кстати, очень помогло то, что мы сразу определили правила общежития и установили границы дозволенного. Можно что-то брать или делать – пожалуйста. Нельзя, значит нельзя ни при каких обстоятельствах, даже «немножечко». С этим вообще нужно быть очень осторожным.

Некоторые семьи, которые берут приемного ребенка, совершают очень распространенную ошибку – жалея, что малыш чего-то недополучил ранее, позволяют ему абсолютно все. Но понятно, что вседозволенность долго продолжаться не может, начинают запрещать то, что только вчера разрешали. Естественно, они тут же становятся «плохими». А поскольку у ребенка еще нет такого сильного эмоционального контакта и серьезной привязанности, как у детей, которые с рождения воспитываются в семье, записать в «плохие» – легче легкого. И тогда ребенок начинает грезить о родных родителях, которые в противовес видятся ему «хорошими». Тут

совет один – не «зажаливайте» малыша и сразу установите границы дозволенного, чтобы впоследствии избежать разочарований и для вас, и для ребенка.

Наша пыталась «пробить». Меня в первую очередь, поскольку я больше всего провожу с ней времени. «Пробивать» поначалу планировалось рыданиями. Причем по пустякам.

– Мам, а можно я твои листочки с принтера возьму и порисую на них?

– Нет, Мариш, там осталось их всего штук десять, а мне сегодня надо документы распечатать. Возьми свой альбом и рисуй в нем.

И все. Слезы в три ручья. Причем пытается модулировать голос – то тише всхлипнет, пожалостливей, то реветь во все горло начинает. Минут десять концерт продолжался. Я не реагирую. Успокоилась вроде.

– Ну что, – говорю, – ты кому рыдала-то? Я же тебе говорила, что на меня слезы не действуют.

– Да я так, просто, захотелось… Мам, а можно я в альбоме порисую.

– Конечно, можно. Если бы не рыдала все это время, ты бы уже три картины нарисовала.

Также были предприняты попытки «взять» меня «суровым взглядом» или «грустным лицом». Тоже не прокатило. Впрочем, к ее чести следует отметить, что она довольно быстро поняла, что такими методами делу не поможешь. И слово «нет» теперь понимает прекрасно.

«Я там не буду жить, ладно?»

Первое время наше маленькое счастье, уже испытавшее в своей жизни сильнейшее потрясение, еще боялось, что мы отвезем ее куда-нибудь в больницу и оставим там. Как-то с мужем красили стеллажи в доме и отправили детей к бабушкам (мои мама и бабушка). Смотрю, загрустила наша девочка, как только в машину села.

– Мам, только я там не буду жить, ладно?

Как только приехали, она в рев. Боится, что мы за ней не приедем. Сели с мужем перед ней на корточки, обняли.

– Маришка, ведь мы твои папа и мама, а родители своих деток не бросают.

– Правда-правда?

– Ну, конечно, правда!

Потом она уже с удовольствием ездила к бабушкам, но «на всякий случай» говорит им, что она будет жить «в доме с коричневой крышей». А мне сообщала:

– Мам, ну я не буду плакать, честно. Зачем плакать? Я же просто к моим любимым бабушкам еду, а потом вернусь домой.

Кстати, пугавшие меня «наследственностью» и прочими «ужасами» бабушки теперь во внучке души не чают и с гордостью сообщают тем интересующимся, которых встречают на улице: «Это дочка Лены».

Пусть этим страусы занимаются

Есть еще один момент, о котором бы хотелось упомянуть. Хотя говорить о нем довольно сложно, но это то, с чем сталкиваются все без исключения приемные родители и дети. После первой эйфории в какой-то момент наступает процесс отторжения. Это неудивительно, поскольку, как ни крути, а попавший в семью ребенок – это, извините за цинизм, чужеродный орган. То есть в какой-то момент, от усталости или плохого самочувствия, ты начинаешь сомневаться в правильности принятого решения взять на себя заботу о чужом ребенке. Более того, и он начинает чувствовать себя именно так, только ему в два раза сложнее этот процесс пережить – ведь он, по сути, попадает в чужеродную среду.

Расскажу, как я с этим боролась. Поначалу я зациклилась на своих ощущениях и подленьких, как мне казалось, мыслишках. Зачем? Для чего? Может, нужно было повременить? И тут же начинаешь гнать прочь эти мысли, потому что в своих-то глазах очень хочется выглядеть не бездушной сволочью, а чем-то вроде матери Терезы. Но прогнать такие мысли все равно не получится, только в депрессию себя вгонишь. Поэтому при такой тактике они нарастают как снежный ком. В общем, я боялась даже самой себе признаться, но потом заметила те же признаки отторжения у всех – мужа, сына, дочери… Вспомнила психологию и поняла, что это процесс вполне естественный, а значит, его нужно просто принять. С мужем и сыном я просто поговорила об этом начистоту, признавшись в собственных мыслях. А вот объяснять четырехлетней дочке основы психологии, естественно, не стала. Просто давала ей минут десять погрустить, а потом, как бы невзначай, задавала вопрос, который ее обязательно заинтересует.

– Мариш, как ты думаешь, постель для куклы лучше голубую или желтую сшить?

Дочка, конечно же, тут же принимается обсуждать – а какую, правда, лучше?! В процессе шитья, когда видела, что она прижимается ко мне, обнимала ее и долго гладила по спинке: «мое сокровище, моя радость, счастье мое». И моя доча оттаивала.

Сейчас я уже могу сказать, что отторжение у нас как быстро началось, так и очень быстро прекратилось. Может потому, что не стали прятать голову в песок (пусть этим страусы занимаются, коим это по природе положено) и приняли ситуацию и себя такими, какие мы есть. Просто помните о том, что процесс отторжения естественный, и корить себя за негативные мысли не нужно – все мы люди, и все мы подвержены слабостям.

Сейчас дети вместе с удовольствием играют, гуляют и души друг в друге не чают. Сын как-то сказал, что это очень круто, когда у него есть сестренка. Тут же младшенькая заметила, что когда есть брат – это еще круче. Кстати, появление в нашей семье Маришки благотворно сказалось и на сыне – он стал более взрослым, более ответственным. И даже – глазам своим не верю – научился мыть за собой посуду без напоминания. И сестре смастерил маленькую подставку – чтобы та тоже могла достать до крана и помыть чашки-ложки, «а то так несправедливо, потому что ребенка приучать к труду нужно». Я очень люблю вас, детки мои!

Жажда творчества

С приходом дочери в мою жизнь у меня появилась какая-то непреодолимая жажда творчества. Я начала рисовать, снова стала вязать, училась шить – какая же девочка без нарядных платьев. Когда я связала дочери первую вещь – это был теплый жилет – она просто пищала от радости, прыгала, крутилась в нем, бесконечно смотрелась в зеркало и постоянно меня обнимала. Как же при взгляде на счастливого ребенка жажда творчества не проснется?! Откровенно говоря, я ее три дня не могла вытряхнуть из этого жилета, дочка его только во время сна снимала – я боялась, что, того и гляди, зажарится ребенок. Пришлось срочно шить легкое платье.

Как-то ездили в гости к знакомым в село. Сын с дочкой, гуляя по окрестностям, нарвали ромашек. Услышала радостный крик:

– Мамочка, это тебе!

Повернулась – а моя маленькая красавица несется ко мне в новом развевающемся платье с цветами наперевес. Доченька моя родная, да я ради вот таких моментов и ради того, чтобы видеть тебя такой красивой и беззаботной, сотню новых нарядов тебе смастерю. Неужели не разберусь в тонкостях шитья?

Конечно же, когда я занимаюсь рисованием или рукоделием, Маришка всегда рядом и сует свой любопытный нос абсолютно во все процессы.

– Мам, а это карман будет, да?

– Мамочка, а нарисуй еще третью птичку на небе.

– А ты сошьешь мне свадебное платье? Мне там мальчик один нравится.

– Что, прямо сейчас сшить?

– Ну да.

– Нет, дружок, давай пока со свадебным платьем повременим. Лучше давай тебе красивое нарядное платье сошьем, на день рождения.

– Только с пышной юбкой, ладно?! И еще мне нужна корона – я королевной хочу быть.

В общем, купили материал и изобрели с ней нарядное пышное платье. И корону смастерили.

Сейчас моей королевишне уже 11 лет. Она по-прежнему осталась такой же – восторженной, чуткой, трепетной. Очень люблю тебя, доченька моя!

P.S. Сейчас наше маленькое голубоглазое счастье спит. Счастливая и умиротворенная. Проснувшись, она сладко потянется, улыбнется и тут же кинется обниматься: «Мамочка, я тебя очень-очень сильно люблю!». Всем, кто хочет взять ребенка в семью, я хочу сказать: не слушайте негативно настроенных соседей и родственников, не бойтесь трудностей. Все преодолимо. Просто представьте себе, что вас где-то очень ждет ваш ребенок. А я теперь по себе знаю, что чужих детей и правда не бывает.

В настоящее время растёт число неравнодушных людей, желающих принять в свои семьи на воспитание детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. И большинство из них, если не сказать все, встречаются с различными проявлениями «трудного» поведения. Действительно, у приёмных детей очень часто бывает необычное, а порой и шокирующее поведение, которое ставит в тупик приёмных родителей, педагогов, работающих с этими детьми, и окружающих людей. Родителям трудно принять поведение их ребёнка, если оно социально неприемлемо, отклоняется от тех норм и правил, которые приняты как в обществе в целом, так и в конкретной семье в частности.

Также иногда поведение ребёнка может не особенно беспокоить окружающих, но при этом нести непосредственную опасность для жизни и здоровья самого ребёнка. Специалисты проводят разграничение между девиантным и делинквентным (лат. delinquens — совершающий проступок) (буквально — преступным) поведением. К последнему относят нарушения норм, подпадающие под категорию противоправного действия. При этом подчеркивается, что девиантное поведение относительно, ибо принадлежит к моральным нормам, а делинквентное — абсолютно, так как нарушает абсолютную норму, выраженную в юридических законах общества. Тем не менее, любое отклоняющееся поведение детей, воспринимается приёмными родителями как «трудное».

«Трудное» поведение детей может проявляться во множестве его форм, например:

• употребление алкоголя, наркотических и других психоактивных веществ;
• сексуально окрашенное поведение, ранние половые связи, нарушение половой идентификации;
• аутодеструктивное (самоповреждающее) и суицидальное поведение;
• физическая и вербальная агрессия;
• самовольные уходы из дома, бродяжничество;
• пропуски уроков;
• ложь, манипулирующее поведение;
• делинквентное, противоправное поведение (кражи, вымогательство, угон автотранспортных средств и др.).

Чтобы понять, что делать, когда ребёнок ведет себя подобным образом, необходимо найти причину такого поведения. При этом необходимо помнить о том, что «трудное» поведение – это сигнал ребёнка взрослому о том, что он, ребёнок, не в состоянии справиться с определенной жизненной ситуацией.

Причины «трудного» поведения:

• биологические – состояние здоровья, как физического, так и психического;
• психологические — черты характера, внутренние жизненные установки, направленность личности;
• социальные — распад существующей системы социальных ценностей и норм, регулирующих жизнедеятельность людей.

Для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, кроме вышеперечисленных факторов, причинами «трудного» поведения, в первую очередь, являются плохое удовлетворение базовых потребностей в младенчестве (в безопасности, любви, принадлежности), нарушение привязанности, нездоровые образцы социализации (отклоняющееся поведение кровных родителей и близкого окружения), слабость саморегуляции (воли).

Многие дети, воспитывающиеся в замещающих семьях, в прошлом пережили пренебрежение или насилие со стороны кровных родителей. В результате они несут с собой эмоциональный багаж нерешённых проблем. У них искаженный взгляд на мир и на то, как взрослые ведут себя по отношению к детям. Дефицит материнского внимания, душевного тепла, заброшенность и беспризорность детей являются причинами частичного или тотального недоразвития различных психических сфер. Они бывают чрезвычайно сложны в воспитании. Попытки заставить насильно подчиниться требованиям вызывают агрессию, жесткое неприятие. Физическое наказание оказывает на таких детей малый эффект или вообще не действует, т.к. боль от него нельзя сравнить по силе с той, которую они уже испытали.

Как же справиться с «трудным» поведением приемного ребёнка? Как переориентировать такое поведение? Чем помочь семье и ребёнку?

В первую очередь приёмные родители должны помнить, что они не одиноки, специалисты ГКУ КК «Краевой методический центр» (далее – Центр) готовы оказывать услуги по психолого-педагогическому сопровождению семей. Также специалисты управления по вопросам семьи и детства администрации муниципального образования город Краснодар (далее – Управление) окажут необходимую помощь замещающим семьям по вопросам воспитания и обучения подопечных. Нужно помнить и о других специалистах, которые могут помочь в коррекции «трудного» поведения приёмного ребёнка: врачи (психиатр, невролог), дефектологи, логопеды, учителя, педагоги дополнительного образования и другие специалисты.

Во-вторых, приёмные родители должны обладать рядом личностных и профессиональных качеств, чтобы успешно справляться с возникающими трудностями. Ведь не зря прежде, чем взять на воспитание в семью ребёнка-сироту, будущие замещающие родители проходят обучение в Школе приёмных родителей, где получают необходимые знания.

Приёмное родительство – это профессия. И как в любой профессии, родитель должен развиваться, повышать квалификацию, получать поддержку от коллег и специалистов. Действующие замещающие родители имеют возможность повысить свою психолого-педагогическую компетентность, пройдя обучение по программе «Успех», которую подготовили специалисты Центра, могут общаться с другими приёмными родителями в рамках заседания Клуба приёмных родителей «Мы вместе», действующего при Управлении, получить поддержку и совет от приёмных родителей «со стажем».

Но ежедневно общаться с ребёнком, прививать ему нормы и правила поведения, принятые в обществе, приходится именно приёмному родителю. Как же выстроить общение, как сделать, чтобы все – и взрослые, и дети – слышали и понимали друг друга? Предлагаем несколько эффективных правил взаимодействия взрослого и ребёнка.

1. Позитивный настрой

Любое взаимодействие следует начинать с себя, особенно если оно связано со стремлением изменить другого человека. Случившееся уже не изменить, можно только предотвратить возможные нарушения поведения в будущем. Чтобы ваше взаимодействие с ребёнком было наиболее эффективным, потратьте некоторое время на собственный настрой, задайте себе вопрос: «Что я чувствую?». Если вами владеют гнев, растерянность, злость или другие негативные чувства, то следует, прежде всего, успокоиться, привести себя в равновесие. Спросите себя, чего вы хотите достичь — наказать, отреагировать свой гнев, выразить своё отношение или создать условия для изменения поведения ребёнка? Нужно оценить реалистичность и реализуемость выдвигаемой цели, а также её понятность, доступность, привлекательность для ребёнка.

2. Доверительное взаимодействие

Необходимо потратить немало времени и сил на установление доверительного контакта с ребёнком. Древние мудрецы говорили, что можно перейти только мост, к которому подошел. Контакт между ребёнком и взрослым подобен мосту, который соединяет две стороны бурного потока. Нет моста — нет связи, нет пути от взрослого к ребёнку и наоборот.

При взаимодействии ребёнок ведёт себя в соответствии с законами живой природы. Уровень его открытости прямо связан с ощущением собственной безопасности. Представьте, что вам попался раненый ёж. Активно пытаясь помочь ему, вы натыкаетесь на колючки, до тех пор пока ёж не почувствует тепло, покой, безопасность и не развернётся сам. До этого помощь невозможна. Ребёнок будет молчать, огрызаться, лгать или демонстрировать другие формы защитного поведения, пока не почувствует, что вы именно тот взрослый, который не нарушит его безопасности. Доверие к миру, ситуации, другому человеку — это базовая потребность ребенка. Поэтому достижение доверия — первоочередная задача. Её решение обеспечивается признанием безусловной ценности и уникальности другого человека, демонстрацией принятия его, заботой о реализации его потребностей.

3. Выявление причин

Нужно найти причины отклоняющегося поведения. Конкретное поведение — это всегда следствие чего-то. Даже если поступок имел ситуативные предпосылки и не являлся сознательно мотивированным, следует обратиться к истокам. Может оказаться, что причина нарушения поведения весьма значима, поэтому, устраняя только следствия, мы ничего не добьёмся. Путь же от конца к началу может подсказать направление психологической поддержки.

Типичные причины нарушения поведения могут быть следующими.

• Стремление привлечь к себе внимание. Известны случаи, когда ребёнок с хорошими способностями просто «увязает в двойках», чтобы добиться совместного с родителями выполнения домашних заданий. А уж такие способы привлечения внимания, как дёрганье за косички, подножки, просто широко известны.
• Стремление к самоутверждению. Многие действия подростков, производящие неблагоприятное впечатление, продиктованы стремлением найти ценности, служению которым они могли бы посвятить себя.
• Стремление отомстить родителям или другим взрослым за пережитые обиды, боль, унижение.

4. Последовательность во взаимоотношениях

Вряд ли удастся достичь желаемого результата, если вы будете менять свою позицию или ваши слова и заявления не будут соответствовать вашим действиям. Например, вы советуете ребёнку не терять самообладания в трудных ситуациях, говорите, что дракой и ссорой ничего не доказать, а сами кричите на ребёнка и наказываете его. В результате дети начинают презирать взрослых. Особенно опасно, если у детей и подростков возникает негативизм: они не хотят слушать никого из взрослых, в особенности употребляющих те же слова, которые они слышали из лицемерных уст. Конечно же, последовательность не означает, что вы должны упорно «стоять на своём» даже в том случае, когда ваша точка зрения изменилась. Наоборот, следует разъяснить причины изменения позиции. Вы только выиграете в углублении отношений, если признаетесь, что первоначальное мнение было ошибочным.

5. Постановка позитивной цели, учитывающей интересы, права и возможности ребёнка

Например, бессмысленно от ребёнка с холерическим темпераментом добиваться плавных движений, равномерных усилий и ровного, спокойного поведения. Однако при этом можно ставить задачу повышения у него произвольности поведения и развития волевого контроля.

Формулировка цели будет позитивной в том случае, когда она содержит указание на позитивный результат («вести здоровый образ жизни» вместо «бросить курить»; «добиться положительной успеваемости» вместо «не получать двойки»).

6. Опора на положительные качества и ресурсы, восстановление позитивного самоощущения

Ребёнок, проявляющий «трудное» поведение, подвергается критике со стороны взрослых, на него обрушиваются негативные эмоции, поэтому у него, как правило, отрицательная самооценка: «Я — плохой». Еще хуже, если формируется негативный жизненный сценарий.

Важно вместе с ребёнком выявить его достоинства (а они всегда, безусловно, есть!) и ресурсы для позитивных изменений. Для этого можно использовать позитивную обратную связь, искреннее поощрение привлекательных поступков, чувств, мыслей и намерений ребёнка. Нужно помочь ему сфокусироваться на своих положительных качествах, чувствах, мыслях, найти положительный смысл (например, упрямство может свидетельствовать об упорстве; драка — о стремлении отстоять справедливость; курение — о желании быть взрослым).

7. Поощрение положительных изменений

Традиционно в нашей культуре принято вознаграждать за «высокие успехи» с точки зрения общего, а не индивидуального эталона. Мало кому придет в голову радоваться в связи с получением тройки по русскому языку, но если твердая тройка получена после бесконечных двоек? Тогда надо праздновать!

8. Работа по изменению поведения должна обязательно сопровождаться выработкой и закреплением привлекательной альтернативы

Важно, чтобы ребёнок не просто осознал негативность девиантных поступков, но и выработал формы альтернативного поведения. В некоторых случаях возникший «позитив», с точки зрения ребёнка, и позволяет достичь значимых целей.

Например, подросток курит, употребляет нецензурные выражения, совершает мелкие кражи, чтобы не отличаться от компании, в которой он нашел признание. Естественно, что отказ от общения со сверстниками вряд ли покажется подростку привлекательным. Однако может оказаться привлекательным включение его в круг подростков, имеющих сходные ценности (посещение кружка, секции, переход в другой класс или школу), где не будет надобности отстаивать свою принадлежность к группе ценой девиаций.

Очень важным для детей-сирот является оказание ребёнку помощи в реализации его основных потребностей: в любви, в безопасности, во внимании, в самоутверждении. Прежде всего, необходимо понять, что это, как правило, ребёнок, в душе которого затаилось чувство «сиротства и отверженности». Ощущение своей беззащитности и «оставленности» формирует в сознании такого ребёнка болезненный «комплекс неполноценности», который требует выработки компенсаторных, защитных психологических реакций, направленных на самоутверждение. Странности в поведении детей вызывают у родителей страх, что они могут с ними не справиться, показаться смешными и беспомощными в своих воспитательных усилиях.

В процессе воспитания приёмного ребёнка, наверняка каждая семья столкнется со своим собственным, уникальным случаем. Поэтому важно помнить о том, что мы не можем изменить прошлое, и опыт детей навсегда останется с ними, что характерно и для всех нас. Как взрослые, мы должны осознавать существование данного опыта у ребёнка, и это может помочь нам не только справиться с конфликтами, но и помочь ребёнку стать счастливым и успешным.

Главное, не игнорировать трудности и проблемы, которые появляются в замещающей семье. И если не получается решить проблему самим, вовремя обратиться за помощью.

Опубликовано 09.04.2020, 16:12

Типичные ошибки замещающих родителей в период адаптации
приемного ребенка к новой семье.
Период адаптации в приемной семье сложен для всех ее членов.
На   пути   построения   комфортных   детско­родительских   отношений
замещающим   родителям   свойственно   совершать   типичные   для   многих
приемных семей ошибки.
Ошибка №1. Пренебрежение информацией об особенностях детей­
сирот   и   детей,   лишённых   родительского   попечения   в   общем,   и
особенностях   принимаемого   ребенка   в   частности   ­  одна   из   самых
распространенных   ошибок   приемных   родителей.   Несмотря   на   получение
информации   об   особенностях   детей­сирот   в   Школе   приемных   родителей,
взрослые часто продолжают считать, что они:
­ и так все знают, уповая на свой личный опыт в воспитании родных
детей или взаимодействии с детьми из кровных семей;
­   легко   смогут   сделать   из   трудновоспитуемых   детей   прилежных   и
послушных, создав комфортные условия для проживания детей­сирот, согрев
их своей любовью и заботой.
На первой стадии адаптации каждый член семьи хочет показать себя с
лучшей стороны. Приёмные родители стараются сделать всё, для того, чтобы
ребёнку было хорошо, и ребёнок, как умеет, пытается понравиться новым
членам семьи, старается поддерживать доброе отношение к себе.
На данной стадии у приемных родителей:
­ вышеописанные заблуждения могут закрепиться,
­ теоретический материал о стадиях адаптационного периода ­ забыться,
­ завышенные ожидания от детей и самих себя ­ появиться.
Так   из   пренебрежения   информацией   об   особенностях   детей­сирот
вырастает букет ошибок.
Ошибка   №2.   Завышенные   ожидания   родителей   от   приемного
ребенка. 
Ожидания   часто   не   совпадают   с   реальностью   поведения   и   развития
приемного ребенка. Обрадованные чудесными взаимоотношениями на этапе
«Медового   месяца»   приемные   родители, приписывают   ребёнку   большие
знания и умения, чем у него есть и необычайно удивляются внезапному для
них забыванию ребенком простых умений и ухудшению его поведения.
Несоответствие приемного ребенка представлениям родителей рождает
у   последних   бурю   негативных   эмоций, что   повышает   тревогу   ребенка   и
отрицательно   влияет   на   его   поведение.  Так   возникает   порочный   круг,   где
негативные   эмоции   приемных   родителей   могут   затмить   доводы   разума   о
необходимости выяснения поступков детей.
Ошибка   №3.   Искажение   мотивации   поступков   ребенка.   «Он
специально надо мной издевается!», ­ именно эту фразу можно услышать от приемных родителей. Если ребёнку не до конца ясна его роль и положение в
семье,   то   это   может   дополнительно   тревожить   маленького   человека   и
побуждать его испытывать приёмных родителей на прочность. Именно на этой
стадии адаптации приемные дети показывают себя настоящих, уязвимых и
нуждающихся в помощи.
Парадокс   заключается   в   следующем:   ухудшение   поведения   ребёнка
следует   рассматривать   как   хороший   знак,   который   должен   радовать
родителей.   Приемным   родителям   часто   проще   неприемлемое   поведение
принятых   на   воспитание   детей   связать   с   наследственными   факторами   и
совершить ошибку № 4.
 Ошибка №4.  Неуважительное отношение членов приёмной семьи к
биологическим   родственникам   приёмного   ребёнка.   Какими   бы   ни   были
родные родители приемного ребенка, его эмоциональная жизнь продолжает
быть тесно связанной с ними. Следует поощрять принятие ребёнком своих
родных,   поскольку   это   крайне   важно   для   гармоничного   развития   его
личности.   Важный   момент,   который   необходимо   учитывать   замещающим
родителям: с точки зрения приемного ребёнка, он теряет свою кровную семью
не в тот момент, когда попадает в приют или детский дом, а с приходом в
новую семью. Часто ребёнок чувствует себя предателем и не понимает, как
необходимо себя вести. Некорректные высказывания приемных родителей не
способствуют   улучшению   детско­родительских   взаимоотношений.
Замещающим   родителям   необходимо   уметь   принять   ребенка,   не   требуя
ответного чувства благодарности.
Ошибка №5 Ожидание благодарности от приемных детей ­ еще одна
типичная ошибка замещающих семей, тесно связанная со всеми предыдущими
ошибками. Важно понимать, что дети­сироты зачастую просто не умеют  и
незнают   как   выразить благодарность.   Умение   благодарить   ­   это   то,   чему
приёмные родители могут научить ребёнка своим примером.
Осознание   замещающими   родителями   связи   между   их   ошибками   и
ухудшением   взаимоотношений   с   приемным   ребенком   ­   сложный   процесс,
требующий помощи со стороны сопровождающих семью специалистов.
Совместная   работа   родителей   и   специалистов над   ошибками   в
воспитании   и   развитии   ребенка   способствует   постепенному   налаживанию
детско­родительских отношений в приемной семье.
педагог – психолог
 Ольга Мавровская

Я обожаю детей и о том, чтобы взять ребенка из детдома, думала, кажется, всегда. Но я была уверена, что это очень непросто. Вдобавок все мужчины, с которыми у меня случались романы, сомневались даже в том, что стоит заводить собственных детей, а о приемных и речи быть не могло. В 2013 году я одна растила пятнадцатилетнего сына, двенадцатилетнюю дочку и родила еще одну девочку, с которой намеревалась сидеть дома как минимум до детского сада.

Тогда же я прочла множество статей, которые были написаны из-за принятого нашей Думой запрета на усыновление российских детей американцами (так называемый «закон Димы Яковлева»). Из-за этих статей у меня сложилось впечатление, что без американцев мы просто пропадем, потому что наши соотечественники и так неохотно берут детдомовцев, а уж детей с инвалидностью не берут вовсе. И эта тема меня окончательно зацепила, я все сильнее переживала о детдомовских детях. Стала смотреть базы с их фотографиями, видеоролики, снятые в детдомах. И наконец подумала: раз я все равно сижу дома с ребенком, почему бы не взять еще одного и не сидеть сразу с двумя? Это было осенью 2014 года.

Теперь я ращу не только троих кровных, но и двоих приемных детей, двенадцатилетнюю девочку и пятилетнего мальчика, и хочу попробовать рассказать о том, насколько сильно мои представления о приемном родительстве разошлись с реальностью. Конечно, это только мой опыт — то, с чем я столкнулась сама, и то, о чем мне рассказывали другие люди, вовлеченные в тему сиротства: ни на какие глобальные обобщения я не претендую, чего-то наверняка не знаю, а в чем-то ошибаюсь.   

Как стать усыновителем или опекуном

Я считала, что взять ребенка из детдома — это какая-то сверхсложная процедура. Что надо собрать уйму документов и на это способны только самые героические граждане. Но список необходимых документов оказался настолько скромен, что мне стало даже неловко: для получения некоторых виз надо приложить больше усилий. Самое трудозатратное — это пройти Школу приемных родителей (ШПР); обычно ШПР занимает пару месяцев. А еще нужно собрать справки о том, что ты где-то работаешь, где-то живешь, не был судим по серьезным статьям и вполне здоров. Добывание этих справок носит, скажем так, механический характер: необходимо просто дойти до некоторого количества учреждений. Ты приходишь за справкой о несудимости — и тебе ее дают, никто тебя при этом ни о чем не спрашивает. Даже сбор медицинских справок в моем случае был абсолютно формальным. Насколько помню, только в наркологическом диспансере меня попросили закатать рукав и поглядели вены. Остальные доктора поставили свои штампики, не вдаваясь в детали моего физического состояния.

Я думала, что у людей, которые хотят взять детей, должно быть довольно много денег, а я всю жизнь редактор с крайне скромной зарплатой; хорошо хоть папы детей помогают. Но выяснилось, что нужно подтвердить свои доходы в пределах прожиточного минимума на каждого члена семьи. В Москве в прошлом году прожиточный минимум был около 12 тысяч рублей в месяц. А уж если твои доходы превышают этот самый прожиточный минимум, то считается, что они ого-го! Ну и когда ты берешь ребенка, тебе за это платят. Сколько платят — зависит от региона и от формы семейного устройства; в Москве это в любом случае больше того самого прожиточного минимума. А в формате приемной семьи тебе платят еще и зарплату. Что касается количества квадратных метров жилплощади, никакой нормы тут нет. Ну, то есть, если у тебя однокомнатная квартира, а ты хочешь взять пятерых, опека, наверное, засомневается в твоей способности комфортабельно разместить всю тусовку. Но если одного — да запросто.

Я думала, что незамужним женщинам детей не дают или дают крайне неохотно. Ладно, если бы у меня не было своих — ну, понятно, что женщина хочет, а не сложилось. Но если своих трое… Но в Школе приемных родителей выяснилось, что в нашей группе на три семейные пары приходится шесть незамужних дам, и почти у всех есть дети. И эта статистика потом подтвердилась: незамужние женщины берут детей никак не реже семейных. Наличие партнера женщине иногда только мешает: сама бы взяла, а вот муж против. А раз ты одна, то сама себе хозяйка, и тут уже никаких разногласий. Что до собственных  детей — мне не пришлось особо убеждать опеку в том,  что у меня есть большой опыт и хорошая среда для воспитания приемного ребенка: в общении с новыми братьями и сестрами он развивается лучше и ему есть с кого брать пример, чтобы выстраивать здоровые отношения с семьей и с миром. Вдобавок у людей с собственными детьми есть не только опыт, но еще и гораздо меньше иллюзий, чем у бездетных, которые зачастую верят, что малыш окажется тихим ангелом, несущим в дом одну радость.

Выяснилось, что слово «дают» в применении к приемным детям вообще не слишком уместно. Потому что ребенка ты выбираешь сам. Только ты решаешь, какого он должен быть возраста и пола. Ты смотришь базы и можешь познакомиться с кем захочешь. Как только ты получаешь от опеки заключение о праве быть усыновителем или опекуном, ты можешь взять ребенка из любого приюта, детдома и дома ребенка по всей стране. Я думала, опека как-то ограничивает этот размах, но нет, пожалуйста, вези хоть из Магадана.

Вообще же у меня с самого начала была довольно жалкая позиция — я всё переживала: понравлюсь — не понравлюсь, дадут — не дадут… Как если бы я была попрошайкой у парадного подъезда или абитуриентом на вступительном экзамене. Мне казалось, что мне придется доказывать, что я смогу, я сумею! И я вертела у себя в голове эти самые доказательства, воображая, как я излагаю их строгой опеке. Но потом я поняла, что подобный расклад абсолютно неадекватен. Адекватная позиция выглядит так: государству приходится заботиться о детях, оставшихся без попечения родителей. Семейное устройство — приоритетная форма размещения ребенка-сироты. Ты как ответственный гражданин готов взять чужого ребенка в свою семью, предоставив ему наилучшие условия для развития. Дело опеки — помочь тебе в твоем благом начинании. Вы защищаете право ребенка на семью, совместно преодолевая возникающие препятствия. Такой ракурс существенно экономит нервы! Особенно учитывая, что люди в опеках работают разные.

Я много читала об опеках, которые ходят по квартирам и ставят родителям на вид, что у детей грязные носки, а на обед они едят одни сосиски. И у меня сформировалось представление о работнике опеки как о строгом надзирателе, обязанности которого, собственно, в том и заключаются, чтобы ходить по квартирам и ставить на вид. На практике я имела дело с пятью опеками и еще с несколькими поверхностно пообщалась. В каждой работало сколько-то дам разной степени приветливости (мужчин я там не встречала). Все они были завалены миллионом дел и буквально погребены под стопками бумаг; перспектива идти на какую-то неведомую квартиру привела бы их в ужас. Обязанности сотрудниц опеки — устраивать брошенных детей в учреждения и семьи, ходить по судам, вести дела опекунов и усыновителей, давать многочисленные разрешения обычным родителям. Все это сопровождается километрами справок, отчетов и резолюций. Для сотрудниц опеки любая новая история — не важно, ужасная или прекрасная — это дополнительная куча бумаг. Безусловно, попадаются светлые личности, которые готовы сидеть над этой кучей ночами, только бы устроить в семью еще одну малютку. Но есть и обычные ленивые тетки, которые кого угодно встретят унылым зевком. Это не значит, что лично ты им не нравишься. И даже если лично ты им не нравишься — да какая разница? Вы вместе защищаете право ребенка на семью, и все дела. Если опека что-то не рвется защищать права ребенка, а требует лишние справки и тянет время, явно нарушая закон, — это повод для того, чтобы позвонить в Департамент соцзащиты. Иногда достаточно даже и не звонить, а только указать на вероятность такого звонка — и закон прямо на твоих глазах молниеносно одолеет хаос во славу мира на всей земле.

Этой пафосной риторике меня, как ни удивительно, обучили в ШПР. На первом же занятии меня поразило то, что нас стали готовить к бою с инстанциями. Поразило меня это потому, что, как мне казалось, Школа приемных родителей — часть той же государственной машины, что и опека, и детдом, и суд, и банки данных детей-сирот. Но потом я столкнулась с тем же боевым настроем и в опеке, и в детдоме, и в банке данных. Как выяснилось, совершенно все уверены, что именно они абсолютно адекватны. Наш детдом — лучший. Сотрудники нашего банка данных — самые квалифицированные. Зато вот те — ну это просто вообще. Будто спорт какой-то, право слово, и всяк считает, что именно он играет на стороне ребенка. Я тоже втянулась, куда деваться, — вот такой параллельный мир, вот такой странный квест. В Школе приемных родителей в основном учат борьбе с чиновниками — ну ладно, действительно полезно, даже и вне всякого усыновления! Об особенностях приемных детей написана тонна книг, а таких внятных советов по борьбе с инстанциями мне больше нигде не встречалось.

Формально занятия во всех ШПР примерно одинаковые, есть некая общая программа и утвержденные блоки тем: социальный, юридический, психологический, медицинский. Но в реальности занятия ведут конкретные люди, и у всех свой опыт и свои представления о том, чему именно надо учить потенциальных приемных родителей. Вдобавок ШПР открыли довольно много — только в Москве их около шестидесяти, а где найти столько специалистов? На мой взгляд, лучше всего было бы привлекать в ШПР опытных приемных родителей, которым можно было бы задавать какие угодно вопросы. Но в моей ШПР такого не было. Никто из наших преподавателей не брал детей в семью — мне показалось, они с ними особо и не сталкивались. И возникало ощущение, что (за рамками отличного курса борца с инстанциями) мы просто делимся друг с другом самыми общими соображениями о том, почему детдом — это зло, а детдомовские дети такие проблемные. Многие вопросы из тех, что у меня были, остались без ответа, а в чем-то меня даже дезинформировали. Но зато нас никто не запугивал! Уже взяв детей, я по какому-то делу обратилась в другую ШПР — и была потрясена тамошней обстановкой: потенциальных приемных родителей буквально отговаривали от затеи взять ребенка, убеждая их, что справиться с такими детьми практически невозможно и их не ждет ничего, кроме криков и слез. Тамошний психолог похвасталась передо мной тем, что, ура, отговорила очередную пару. «А что, они хотели взять трудного подростка?» — пытаясь понять, спросила я. «Нет, малыша», — ответила сотрудница. Я так и не поняла. Положим, бывают случаи, когда семья действительно не справляется и ребенка возвращают в детдом. Но есть и статистика таких возвратов: известно, что в основном детей возвращают родственники, старшие сестры, тети, дяди и особенно бабушки и дедушки, которые берут ребенка под опеку из этических соображений и быстро выгорают, потому что у них не хватает ни душевных, ни физических сил. А так, чего уж, никто не застрахован: сегодня ты бодр и весел, а завтра у тебя обнаружили рак — и что теперь, разве тут подстелешь соломку? Насколько я знаю, почти все мои одногруппники не сошли с дистанции и взяли детей — и, по-моему, это здорово. Потому что при любом раскладе детдом — это зло.   

Я очень рассчитывала, что встречу в ШПР единомышленников, которые станут моими друзьями. При этом я предполагала, что мои одногруппники будут поблагополучнее меня: я снимала тогда квартиру в довольно престижном и дорогом районе, а ШПР нашла на соседней улице. Но, пожалуй, только одну семейную пару и незамужнюю даму-юриста (причем именно она в итоге раздумала) можно было назвать относительно обеспеченными: я ходила на занятия вместе со школьным учителем, врачом-терапевтом, косметологом, подростковым психологом, отставным военным, сотрудником издательства, офисным менеджером — словом, с самыми обычными людьми, для которых вопрос о размере ежемесячных выплат на ребенка был весьма актуален. Только обнаружилось, что желание взять ребенка объединило нас ничуть не сильнее, чем роддом в беременность. Люди разные, системы координат и ценности у всех свои, вдобавок дети и их воспитание — это такая нервная тема! Выяснилось, что, когда другие рассказывают о своих взглядах на то, как и за что хвалить и ругать ребенка, не важно, своего или приемного, ты думаешь: «О ужас! Что за дикость!» Впрочем, с одной девушкой мы все же подружились, но скорее вопреки, чем благодаря. Она хотела удочерить новорожденную девочку — и удочерила.

Еще я думала, что родители людей, которые берут детдомовских детей, непременно их поддерживают и одобряют. И переживала, что я-то своей маме даже сказать про эту идею боюсь. Потому что она точно будет против. И я думала, что если об этом узнают в опеке, то заметят: «Похоже, семья-то у вас не слишком благополучная, голубушка! Можно ли вам доверить чужого ребенка, если вы и с собственной мамой не умеете наладить отношения?» А выяснилось, что это самое общее место. Так почти у всех. Бабушки с дедушками поддерживают стремление взять чужого ребенка крайне редко, почти всегда они категорически против, и опека ничего другого и не ждет. Есть объективная проблема в том, что для получения заключения о возможности быть опекуном необходимо письменное согласие всех людей старше десяти лет, проживающих с тобой в одной квартире (а таковыми считаются еще и все прописанные в этой квартире граждане). Но из этой проблемы есть неожиданный выход. Если ты получаешь заключение о возможности быть усыновителем, то ничье согласие тебе не требуется. Потому что у нас до сих пор существует такая поразительная вещь, как тайна усыновления, то есть за тобой закреплено право врать даже собственной маме, что пять, или десять, или семнадцать лет назад ты родила ребеночка, и вот он, милый, наконец нашелся и теперь будет жить с вами! Возникает вопрос: а можно ли потом с таким усыновительским заключением взять ребенка под опеку или в приемную семью? Ответ: да! По крайней мере, мне это удалось, причем два раза.

Выяснилось и то, что идея взять чужого ребенка вообще мало кому близка. Конечно, я не надеялась, что моему решению будет аплодировать весь подъезд. Но и к обрушившимся на меня потокам трэша я оказалась совсем не готова. К моему удивлению, многие мои друзья принялись рьяно меня отговаривать, припоминая случаи неудачного усыновления среди отдаленных знакомых. Говорилось о том, что моя жизнь превратится в ад, дом разрушится, кровные дети меня возненавидят, а приемные по-любому вырастут зверями (сколько волка ни корми, а он все в лес смотрит!) и рано или поздно всех нас съедят. Но больше всего меня потряс хозяин квартиры, которую мы благополучно снимали без малого шесть лет: узнав о том, что я собираюсь взять ребенка, он сначала сентиментально поздравил меня с этим «героическим решением», а потом доложил о нем своим родственникам; родственники тут же вообразили, что я пропишу к ним «своих детдомовцев», а те не замедлят «оттяпать квартиру», и принялись буквально выгонять нас, истерически вооружившись невероятными обвинениями и угрозами, — это было настолько внезапно и настолько некрасиво, что противно вспоминать.  

Сложности со съемной квартирой были крайне некстати еще и потому, что я уже собрала документы и вступила в отношения с опекой по месту жительства. Именно опека по месту твоего фактического проживания должна давать тебе заключение о возможности быть усыновителем или опекуном — после того, как ты относишь в опеку пакет документов, к тебе должны прийти, чтобы поглядеть, как ты живешь: вдруг у тебя посреди квартиры стоит миномет, гостиную ты сдаешь артели таджиков, а у детей вместо игрушек коробок спичек и дохлая крыса? Но в тот прекрасный день, когда к нам уже собиралась пожаловать опека, выяснилось, что я никак не могу предоставить доказательства того, что мы проживем в этой квартире не менее полугода. Узнав об этом, опека заявила, что заключение не даст. Потому что раз приемный ребенок будет жить не здесь, а где-то еще, то заключение должна дать опека из где-то еще. А я к тому моменту успела не только влюбиться в одиннадцатилетнюю детдомовскую девочку, но уже и пообещала детдому вскоре за ней приехать. Поэтому меня буквально охватило отчаяние, и я совершенно растерялась. В порыве этого отчаяния я отправилась в соседний район в опеку по своей прописке, и там, о чудо, обнаружила самую светлую личность, какую только можно себе представить: выслушав мою историю о трусливом хозяине квартиры и детдомовской девочке, сидящей на чемоданах, сотрудница опеки преисполнилась ко мне сочувствием и обещала разрулить ситуацию. В итоге именно она, убедив предыдущую опеку все же составить акт о прекрасности моей съемной квартиры и лично навестив мою квартиру по прописке (лежавшую на тот момент в руинах и абсолютно непригодную для проживания кого бы то ни было), и выдала мне нужное заключение. Я была поражена таким деятельным проявлением доброй воли абсолютно незнакомого мне человека, и об этом вспоминать очень приятно.

P. S. Что же до американцев, которые якобы брали большую часть наших сирот с инвалидностью, — это была не совсем правда. И для меня до сих пор загадка, почему люди, рассуждающие на эту тему, не могут поглядеть на всем доступную статистику трезвыми глазами. Даже в статье о «законе Димы Яковлева» в «Википедии», которую, казалось бы, редактирует уйма граждан, приводятся крайне странные цифры: «…в 2011 году американские приемные родители усыновили 89 детей-инвалидов, в то время как россияне приняли в свои семьи лишь 38 сирот». Смотрим статистику: США действительно взяли в 2011 году 89 наших детей-инвалидов, но российские граждане в том же году забрали 624 (безвозмездная опека) + 412 (возмездная опека) + 214 (усыновление) = 1250 детей с инвалидностью. Откуда взялись эти 38?  

Дело тут еще и в том, что иностранцы могут только усыновлять наших детей. А для российских граждан существуют и другие формы семейного устройства: опека, приемная семья. Дети растут в семьях, но при этом продолжают считаться сиротами. И большинство граждан (в том числе и я) выбирают опеку и приемную семью: семья получает дополнительные деньги, а у детей сохраняются все льготы (государство, например, обязано обеспечить их жилплощадью, когда они вырастут). Усыновленный ребенок приравнивается в юридическом статусе к кровному и лишается льгот. Поэтому сами чиновники часто убеждают приемных родителей в том, что в интересах ребенка — сохранение сиротского статуса и льгот. Вдобавок взять ребенка под опеку гораздо проще: для этого достаточного будничного постановления о твоем назначении опекуном. Усыновление же — судебная процедура со всеми положенными слушаниями. И если посмотреть статистику, например, за 2014 год (за прошлый год ее пока нет), то можно увидеть, что в 2014-м в семьи российских граждан было передано 62 972 ребенка (из них 1666 инвалидов), но усыновлено при этом было всего 6616 детей (из них 123 инвалида).

Можно долго рассуждать о плюсах и минусах иностранного усыновления, а также о том, почему в наших детдомах по-прежнему остается так много детей, и я непременно вернусь к этим темам чуть позже, в следующих своих статьях.

Читайте дальше:

• Часть 1. Сбор документов
• Часть 2. Выбор ребенка
• Часть 3. Детдом
• Часть 4. Дом после детдома
• Часть 5. Боевые действия
• Часть 6. Две девочки: любовь и прочие неприятности
• Часть 7. Приют
• Часть 8. Первые дни вместе
• Часть 9. Новый ребенок vs семья
• Часть 10. И снова детдом
• Часть 11. Инопланетное вторжение
• Часть 12. Укрощение строптивой
• Часть 13. Зачем все это нужно

Сына отдали биородителям…

Здравствуйте, форумчане! Хочу поделиться с вами. Чуть больше года назад нашли нашего сыночка Познакомились в три недели от роду. Био — отказ в роддоме, отца не нашли, им записан муж био, по словам «ребенок не мужа, взять не может, есть старший ребенок-инвалид…» Решились на опеку с последующим усыновлением. Действовали по схеме: подать в полицию заявление о розыске отца, через год признать безвестно отсутствующим, усыновить. Росли-радовались: шустрый, умный, веселый, похож на мужа… Через год подали в суд на признание безвестно отсутствующим, ответ — недостаточно сведений о гражданине (отце), у нас даже его паспортных данных не было… Мы в опеку — что делать? Отдельно об опеке — ребенка забирали в обл. центре, на учет встали по месту жительства в район. Наша опека (районная) давай помогать отыскать какие-то сведения об отце — за один день правдами-неправдами дозвонились до родственников, узнали номер телефона отца (!), трубку взяла жена, био мать нашего мальчика (!). Оказывается они продолжают жить вместе, у них дочь 3-х лет, обещает приехать в нашу опеку и написать отказ от отца.. И началась Санта Барбара: приехали био в нашу опеку, заходил только отец, ему женой рассказана была такая история «наш ребенок родился мертвым (выкидыш на позднем сроке), а в роддоме заставили написать отказ от чужого ребенка, ты пойди и напиши отказ от этого ребенка, это не наш…» Опека ему мозги немного вправила, добился он от жены признания, что ребенок их и как теперь быть…
Я встречалась с био отцом, долго разговаривали, сначала не хотел однозначно забирать сына, жена против была, спрашивал — возможно ли в будущем общение, обещал перезвонить… Звонка от него не дождались, зато позвонила опека — био написали заявления о возврате ребенка им… Все, рухнуло наше счастье… Горе, слезы, злость на региональную опеку «Как искали отца! год назад», злость на полицию «Как искали отца год назад!» Как представить, что нужно приехать и отдать нашего мальчика навсегда той, которая бросила его… Наша опека деликатно старалась помочь, пытались посеять в душе отца сомнения — сделать тест ДНК, как, для чего могла жена его обманывать… Он сказал «у меня очень хорошая жена, просто она совершила ошибку, и мы ее исправим» Его понять могу, он год не знал, что у него есть сын. Рассказывал, что первую девочку ждали семь лет, родилась с проблемами сердца, в полгода делали операцию, деньги нужны были — все продали, теперь на «дядю» работает…
Последние три дня прощались с нашим мальчиком. Как передавали плохо помню, соображала плохо… Месяц уже прошел, казалось стало полегче, а вот сегодня нахлынуло, решила с вами поделиться.
Теперь понимаю, что сама виновата, надо было не надеяться на слово «специалистов», самой тему более тщательно изучать, искать, узнавать… «Знать бы где упасть…»
Утешает, что отец будет любить сына, очень на это надеемся.

Чем приемный ребенок отличается от собственного? Если коротко, то «отмыть и обуть» — мало.

С 2012 года в России всем, кто хочет усыновить или взять под опеку ребенка, необходимо пройти обязательный курс обучения. Школа приемных родителей ИРСУ- одна из нескольких десятков таких «школ» в Москве. За девять лет ее работы ИРСУ выпустил более 1800 кандидатов в приемные родители

Но пройти обучение мало. Поэтому в ИРСУ оказывают психологическую поддержку и тем семьям, которые все-таки взяли к себе некровного ребенка (неважно, здесь эти люди заканчивали школу приемных родителей или в другом месте). Усыновить ребенка – это не то же самое, что его родить. Обычно дети, которые приходят в приемные семьи, имеют большой негативный опыт – либо в семье, где о них плохо заботились, либо в детском учреждении. У всех таких детей есть опыт потери. А когда маленький человек переживает страшное, он подстраивается к тяжелой жизни. Потом оказывается в приемной семье — со всем своим опытом, привычками и поведением. Перестроиться бывает непросто. А приемным родителям сложно принять то, как себя ведет ребенок: не понятно, зачастую страшно.

«С родителями часто играет злую шутку представление, что приемный ребенок такой же как кровный, но только грязный и голодный. Его надо отмыть, накормить и дальше будет то же самое, как со своим. Как у Диккенса в романах: сиротка болтается на улице, не пойми как живет, а потом появляется добрый дядюшка, который берет его в богатый дом и все волшебным образом налаживается, — переходит на литературные аналогии Дина Магнат. — А реальный приемный ребенок ближе к Гекльберри Финну, который тоже жил на улице, а потом взяла его к себе добрая вдова. И правда добрая, и все хорошее ему дает, а ему этого не надо, ему плохо дома. Причем, у Марка Твена все достаточно мягко показано. Там ребенок с сочувствием к вдове относится. А в реальности бывает пожестче. Сильно жестче!»

Проблема, что весь опыт ребенка говорит о том, что кругом враги: жизнь тебя не любит и ты должен выкарабкиваться сам. А для этого нужно врать, воровать, никому нельзя верить и даже слышать свои чувства, нельзя расслабляться ни на минуту. И ребенок начинает с такими установками жить в семье. А семья-то ничего такого не ждет: мы к нему со всей душой, а он у нас… – и дальше длинный перечень, что он делает не так. В семье думают, что ребенок какой-то «бракованный», дурной. А он не дурной, просто адаптировался совершенно к ненормальным жизненным обстоятельствам.

Еще немаловажный момент – приемные дети поначалу серьезно отстают в развитии. Потому что они жили в среде, где развитие не поддерживали. Идет в первый класс, а он цвета не различает, или в третий класс, а букв не знает. Родители прикладывают усилия, чтобы приемный ребенок нагнал программу. Все лето занимаются, измучались, он не хочет, все на нервах… Этот путь, как правило, ошибочный.

«Это чужой ребенок, и мы ему чужие взрослые. Наша главная задача перестать быть чужими, научиться получать радость от общения. Ищем какие-то совместные занятия, дела или отдых, которые нас обоих радуют. Чтобы мы научились друг друга понимать. И тогда среда вокруг ребенка станет помогающей в развитии, — пояснила Дина Магнат. — Да, ребенок сам по себе читать не научится, конечно, но возьмет много другого из окружающей среды, а самое главное начнет перестраиваться под вас, отпускать свой тяжелый опыт. Вот эти свои нехорошие привычки, тяжелый взгляд на мир. Только после этого он сможет что-то усваивать – буквы, цифры… Только после этого имеет смысл начинать битву за школу. Потому что без отношений борьба за знания приводит к тому, что отношения выстраиваются плохо, очень тяжело, мучительно».

Полный текст читайте в материале «Комсомольской правды»: https://www.kp.ru/daily/27437.5/4638304/

Давно хотела написать нашу историю, особенно потому, что в последнее время появилось много вопросов про возвраты детей из приемных семей. Наша история – о возврате и… возвращении. Может быть, кому-то, кто стоит на распутье, она поможет принять правильное решение и избежать ошибок, совершенных нами. Извините, что будет длинно. Разобью на две части – сама история и выводы из нее.

Иметь второго ребенка, и именно сына (дочери уже 21 год), мы хотели всегда, но не получалось. Хотя еще в институте однокурсница нагадала мне, что детей будет двое: большая девочка и маленький мальчик (за прошедшие года все остальное из ее гадания сбылось). Решение взять ребенка из ДД было у нас с мужем взаимным, обдуманным и взвешенным, дочь поддержала нас. Мотивация (помимо желания мужа иметь сына – наследника фамилии) была и такая: дочь выросла, выходит замуж, у нее уже своя, взрослая жизнь, а мы еще чувствуем себя молодыми, много сил, знаний и т. д., есть все возможности (в т. ч. материальные) вырастить еще одного ребенка и дать ему и любовь, и заботу, и образование. В общем, разумная такая мотивация.
К осени 2008 г. наше решение оформилось окончательно, документы собрали быстро, получили заключение и стали искать.

Съездили в один ДР в Москве, где нам предложили мечту всех усыновителей – голубоглазого блондина 3,5 лет, тут же стали намекать на какие-то условия и т. д. (деньги вымогать, короче), хотя пришли мы не с улицы. Как-то это напрягло. Тем более, что мы хотели мальчика темненького, даже национального (муж – армянин). Стали смотреть ФБД и т. д.
И тут я натыкаюсь на этот сайт, читаю пиар-тексты о детях (от питерских волонтеров) и вижу… практически копию моего мужа в детстве. Созвонились с опекой, сначала нас пытались вежливо отфутболить (ну не любят в Питере и окрестностях москвичей), потом все-таки предложили приехать, познакомиться и, может быть, взять на гостевую.

И вот перед самым Новым годом мы махнули за 800 км по заснеженным дорогам на первую встречу. Боялись ужасно, просто трясло обоих. То, что услышали в опеке и в ДД, не очень обрадовало (в плане биомамы и диагнозов), да еще выяснилось, что ребенок – без статуса на усыновление, но все же мы решили – раз приехали в такую даль, познакомимся. Даня был в санатории, поехали за ним с медсестрой, вывели нам маленького человечка в потрепанном комбинезоне, с рюкзачком, на вид – лет 3-х с половиной (а по документам ему все 5), замкнутого, настороженного; половину из того, что говорит, не поймешь.
Потом в ДД пообщались в присутствии воспитательницы, мальчик немного оттаял, с удовольствием принял подарок (машину на пульте), на предложение погулять с нами после тихого часа согласился. Вышли, сели в машину в каком-то ступоре, а потом хором сказали: наш, все равно заберем. Вечером еще с ним погуляли, на машине покатались, купили подарки в группу и расстались с обещанием приехать еще.
Опека нам сразу предложила взять Даню в гости, хоть на зимние каникулы, но у нас получалось только в конце января. Месяц жили в ожидании. Накупили чемодан одежек, игрушки, книжки, автокресло, подготовили комнату, поехали, решив – возьмем в гости, пусть там оформляют опеку, постановление потом заберем, а Даню назад уже не повезем.

Приехали, он сразу же пошел к мужу на руки, сказал, что ждал его. Тут же стал называть его папой. Чуть позже и меня – мамой, но это не удивительно (они всех воспитательниц звали мамами). И вот вечером в гостинице, после того, как Даня уснул, наигравшись новыми игрушками, одетый во все новое, домашнее, накатил такой ужас: Боже, что мы делаем, ведь все меняем в своей такой устоявшейся жизни; так, как раньше, уже не будет никогда, ведь мы привыкли к свободе, путешествиям, встречам с друзьями и т.д. А что делать? Утром отвести в ДД и уехать? Не сможем уже… Потом все, вроде, успокоилось, получили документы в опеке и ДД, поехали Домой. Думали, аист летит за нами…

И вот дома через пару дней началось: истерики, ругань, бросания всего, что попадется, на пол, пытался и драться, и кусаться и т. д., по полной программе. Мы были в шоке. Это при том, что в семье его приняли хорошо, ему все нравилось, он с удовольствием играл, осваивал компьютер, гулял, но – малейший запрет и любое замечание вызывали истерику и приступы агрессии.
Тут еще и врачи ( а в ДД нам никакого медобследования перед отъездом ребенка не делали, дали только с собой медкарту) стали подливать масла в огонь своими диагнозами и комментариями. Радость постепенно сменялась отчаяньем, нервы пошаливали, что и как делать в такой ситуации, мы не понимали.
Для меня самым главным, наверное, в этот период был даже не страх этих истерик, а страх, что я его, такого, не смогу принять и полюбить, и жить с этой нелюбовью будет мука для всех.
Я написала на конференцию («Вернуть после независимого обследования»). Удивительно, но мне показалось, что в меня полетело столько «тапок» и укоров, сколько не летит даже в тех, кто пишет о возвратах после нескольких лет дома или «не люблю, раздражает». Было так хреново, что я даже удалила регистрацию на конференции, муж вообще пытался запретить мне туда заходить.
К тому же при подробном изучении всех документов, полученных в ДД и опеке, обнаружили кучу несоответствий, серьезно осложняющих последующее усыновление (у ребенка даже возраст не тот, что в свидетельстве; но об этом не здесь, когда пройдем суды, поделюсь опытом).

В общем, в полном смятении, в слезах стали принимать решение. Большинство членов семьи были за возврат в ДД, пока еще мало времени прошло (2 недели). Я сказала, что соглашусь с решением большинства, но поехать обратно не смогу. Хотя Даня ко мне относился (да и сейчас, пожалуй, относится) как к воспитательнице, даже любой тактильный контакт со мной (погладить, поцеловать, обнять) давался ему с трудом (первые попытки проявления нежности ко мне появились месяцев через 5), а вот с папой любовь–морковь, обнималки–целовалки.
С мужем для поддержки поехала бабушка. Дане сказали, что он едет в путешествие на поезде, собрали все вещи, игрушки и т. д. Что было после его отъезда? Со мной – натуральная истерика, как будто что-то оторвали, чувствовала себя предателем… Что чувствовал муж, особенно когда Даня узнал ДД и не хотел выходить из машины, не описать словами. Позже узнала, что дочь, которая, вроде, поддержала идею возврата (так как боялась за нас), в своей комнате плакала по ночам по Дане. Все, аист улетел…

Вернулся муж один, лица нет, сели поговорить, как жить дальше. Понимаем, что вычеркнуть эти 2 недели из жизни невозможно, что, сколько бы времени не прошло, мы будем думать о нем: как он там, что с ним? Решили, несмотря на его отъезд, продолжить очистку его документов, пусть не для себя, для него, для других. Муж спрашивает: а если все выясним, статус очистим, что делать? Отвечаю: как ты решишь, так и поступим, ты только мне ответь, что считаешь важнее – свободу, как мы сейчас сидим с тобой, в тишине и покое, без проблем, хоть завтра сорвись в горы, или когда Даня на диване к тебе прижался и шепчет: «Папа»? Он не смог ответить… Потому что заплакал… Надо знать характер моего мужа, чтобы оценить эти слезы. И стало как-то легче. И с документами стало проясняться.
Позвонили в ДД, говорят: сидит на сумке своей, никого не подпускает, игрушки не достает, ждет папу. Попросили позвать к телефону, психолог сначала была против (Вы ведь не вернетесь и т. д.), — нет, говорим, через неделю приедем. Поговорили с Даней, успокоили… Он кричит: «Папа, я тебя жду! Приезжай скорее!»

И поехал папа снова в дальний путь… Чтобы забрать Даню навсегда. Это было 4 марта. В этот день Аист все-таки нашел дорогу в наш дом. Иногда они возвращаются, аисты…

Почти полгода дома. Домашний ребенок с другими глазами. Вырос на 2,5 см, немного поправился (на 2 кг). Прошли врачей по-новой (других, к счастью, не пустозвонов), исключили кучу диагнозов, которые были в карте. Написали нам, правда, гиперактивность, но у кого ее нет сейчас?
Прогресс в развитии не описать. Очень любит всем помогать, труженик. Аккуратный, чистюля. Ничего не возьмет без спроса, даже конфетки, которые всегда в открытом доступе лежат.
Уже месяц ходит в садик (по совету невролога, для социальной адаптации, т. к. Даня боялся детей). Адаптировался в саду быстро, спасибо воспитательнице, которая действовала с нами сообща, постоянно ему говорила, что в садике не остаются на ночь, а идут домой к родителям и т. д.

В июле съездили на море, в Турцию, масса впечатлений и радости, и у нас, и у ребенка. Активный, спортивный, папин соратник во всем, что касается автомобилей, футбола, других спортивных игр и разных мужских увлечений. Бывают, конечно, некоторые трудности, но мы научились с этим справляться, истерик и бросаний нет давно, хотя характер проявить может. Но Даня тоже учится справляться со своими эмоциями, отойдет в сторонку, побурчит себе под нос, подуется малость, а потом приходит со словами: «Мама, я все сделал сам». Думаю, когда он окончательно поймет, что дома навсегда, станет еще легче, пока иногда страх такой есть, отсюда и попытки самоутвердиться. А так – любимый сын и внук, свой, родной.

А теперь про те ошибки, которые мы совершили

Будучи людьми взрослыми, с образованием и опытом работы с людьми (мы с мужем юристы, адвокаты), решили, что мы такие умные, все знаем, в том числе и как детей воспитывать, одну уже воспитали (умницу, отличницу, талантливую и неординарную, с характером), да еще племянницу фактически вырастили, тоже в люди вывели, бабушки – педагоги со стажем, что нам еще надо? Все знаем, всем умеем, со всем справимся. Почитали книжечки умные, в Интернете истории про усыновление, этим и ограничились. А оказалось — многого не знаем, даже не представляем, как вести себя с таким ребенком, как правильно бороться с ней — той самой страшной АДАПТАЦИЕЙ! В том числе и со своей собственной. Ошибка 1 – излишняя самонадеянность.

В нашей опеке никто не говорил нам про ШПР, про необходимость занятий там, про посещение психолога. Да мы сами уже такие психологи – думали мы — при нашей–то работе. Но мы-то работаем со взрослыми, а тут – ребенок, с тяжелым прошлым… Мы оказались к этому не готовы, отсюда — шок, растерянность. Ошибка 2 – НЕОБХОДИМО или посещать ШПР, или консультироваться у опытного психолога. Или хотя бы больше прочитать про адаптацию.
И тут нам очень могла конференция, которую я продолжала читать и мужу пересказывала, книжки купили, которые там советовали, очень помогло. Справиться с истериками очень помогали уверения в том, что мы его любим, что он наш, мы одна семья, мы друзья и т. д.

Ошибка 3 – мы невнимательно читали документы, предоставленные опекой и ДД, хотя понятно, что там все внимательно и спокойно прочитать невозможно – обстановка не та, нервы натянуты, да и не везде все дают посмотреть. Поэтому уже дома, при детальном изучении обнаружили много несоответствий и реальных ляпов, допущенных опекой. Из-за этого не можем даже получать законные, предназначенные ребенку выплаты. Это теперь придется исправлять самим, в первую очередь, исключать из акта записи о рождении сведения о биологическом отце… Хорошо еще, у нас московский суд это заявление принял, не отфутболил за тридевять земель…

Что еще помогло справиться с трудностями? Как ни странно, поддержка со стороны практически всех друзей, родственников и соседей, одобривших наше решение, принявших Даню и полюбивших его. Удивительное внешнее сходство с нами, позволившее сразу почувствовать нашу общность. И то, что минут и часов счастья, радости, смеха, которые мы получаем от общения с нашим сыном, во много раз больше, чем минут недовольства его капризами.