священник Джон Уайтфорд
Несостоятельность протестантской точки зрения
на Священное Писание
- Введение
- Почему авторитетно «только одно Писание?»
- Проблемы с учением «только одно Писание»
- Первая ложная предпосылка
- Какова была цель новозаветных писаний?
- Является ли на самом деле Библия «самодостаточной»?
- Вторая ложная предпосылка
- Третья ложная предпосылка
- Протестантское учение, признающее одно лишь Священное Писание, не удовлетворяет собственному критерию
- Несостоятельность протестантских методов толкования Библии
- Первый подход: Библию нужно понимать буквально – текст ее ясен
- Второй подход: правильное понимание дает нам Святой Дух
- Третий подход: неясные места следует толковать при помощи ясных
- Четвертый подход: историко-критический экзегезиc
- Православный подход
- Заключение
Введение
С тех пор как я обратился из евангелических христиан в православную веру, я часто замечал, что среди людей, рожденных и воспитанных в православии, сам факт обращения протестанта вызывает удивление. И это вовсе не потому, что они сомневаются в правильности своей веры; просто им кажется невероятным, что всем известное протестантское упорство в собственных заблуждениях могло быть поколеблено.
В конце концов я понял: большинство православных имеет весьма смутное и ограниченное представление о том, что такое протестантизм и каковы его корни. Таким образом, когда исконные православные спорят с протестантами, они, как правило, не понимают друг друга, даже когда употребляют одни и те же слова, – ибо говорят они на разных богословских языках, другими словами, у них нет общего богословского базиса, который позволил бы им обсуждать то, что их отличает друг от друга. Конечно, если принять во внимание, что в настоящее время существует более двадцати (!) тысяч различных протестантских деноминаций, единственная общая черта которых состоит в том, что каждая из них претендует на исключительно правильное понимание Библии, то можно только посочувствовать тем, кто хочет в этом разобраться.
Но несмотря на все препятствия, стоящие на их пути, у протестантов безусловно, все же есть надежда прийти к Истине. С их тягой к богословскому знанию, к истинному богoпочитанию и подлинной древнехристианской вере, они фактически стучатся в двери нашей церкви. Конечно, для тех, кто к данной проблеме равнодушен, подобное заявление звучит странно. Их больше не удовлетворяет противоречивость и зыбкость религиозной жизни современной протестантской Америки. Но прежде чем мы раскроем двери перед этими вопрошателями, мы должны соответствующим образом подготовиться. Поистине этим людям есть чему научиться у православных! Многие из них – это протестантские служители или просто наиболее образованные в религиозных вопросах рядовые верующие. Это искренние искатели истины, но им придется многому учиться заново, и тогда им потребуется помощь со стороны достаточно теоретически подготовленных православных, хорошо представляющих себе как сущность протестантизма, так и то что, пожалуй, еще важнее – во что они веруют сами.
По иронии судьбы или, быть может, по промыслу Божьему, всплеск интереса к православию среди американцев протестантских вероисповеданий совпал по времени с беспрецедентным натиском на православное население России и других восточных стран со стороны чуть ли не всех существующих религиозных сект и группировок, ставший возможным благодаря падению «железного занавеса». Впереди всех, наступая друг на друга, идут американские «евангелисты» и «харизматики», наперебой хвастающихся друг перед другом тем, что сумели завоевать позиции даже среди «безбожных русских». Таким образом, мы, православные, поставлены в настоящее время перед двойной, требующей безотлагательного решения, проблемой: с одной стороны, наш миссионерский долг – свидетельствовать о вере среди протестантов здесь на Западе, а с другой – мы должны серьезно бороться с распространением ересей среди православных как здесь, так и в традиционно православных странах. В любом случае мы должны срочно вооружиться необходимыми знаниями и пониманием стоящих перед нами задач.
Быть может, наиболее обескураживающей чертой протестантизма, которой протестанты обязаны своей репутацией несговорчивых упрямцев, является его раздробленность на множество враждующих между собой сект и толков. Как у мифической гидры количество её «голов» все время умножается и хотя, безусловно, необходимы понимание и анализ всех протестантских сект, ключ к победе следует искать не здесь. Для того чтобы понять верования каждой его ветви, требуется знание истории протестантизма вообще, тщательное исследование всех основных направлений в протестантском богословии и богопочитании, а также знакомство с современной многотомной протестантской литературой, позволяющей вникнуть в сущность новейших течений протестантской мысли и практики, таких как, например, либеральная или диалектическая теологии или «религия сердца». Но даже овладев всеми имеющимися материалами, вы не можете надеяться на то, чтобы быть в курсе особенностей все новых и новых деноминаций, возникающих чуть ли не ежедневно.
Однако, при всех их различиях, у них имеется нечто общее, позволяющее подвести этот аморфный конгломерат из тысяч различных группировок под одну общую категорию: «протестант». Все протестантские объединения веруют (с некоторыми вариациями), что правильно именно их понимание Библии и, хотя между ними существуют разногласия относительно того, что же говорит Священное Писание, все они, как правило, согласны в одном: толкование Библии должно осуществляться своими собственными силами без привлечения церковного Предания.
Если вы осознаете этот пункт их веры, в чем его ошибочность и каков должен быть правильный подход к Писанию, вы можете начинать дискуссию с протестантом любого направления. Коль скоро вы ухватите этот существенный момент, вам станет ясно, что даже такие деноминации как баптисты и свидетели Иеговы, на самом деле, не так уж отличаются друг от друга, как может показаться со стороны.
Действительно, если вам когда-нибудь приходилось слышать, как спорят о Библии баптист со свидетелем Иеговы, вы могли заметить, что в конечном счете они просто перебрасываются цитатами из Писания. Если при этом они примерно одного интеллектуального уровня, никто из них не сможет одержать верх в споре, так как у них одинаковый подход к Библии и оба они не подвергают сомнению общее для них цитирование Библии. Никто из них не понимает, что проблема как раз и заключается в ошибочности самого их подхода к Писанию. Здесь-то и кроется сердце многоголовой гидры ересей – поразите его, и тогда ее многочисленные головы безжизненно падут на землю.
Почему авторитетно «только одно Писание?»
Если мы хотим понять, что думают протестанты по этому поводу, мы должны сначала узнать, почему они веруют в то, во что веруют. Действительно, если мы попытаемся поставить себя на место реформаторов – таких, например, как Мартин Лютер, – мы сможем понять причины, заставившие их выдвинуть тезис, что только одно Писание является безошибочным источником христианского вероучения. Необходимо учесть моральное разложение, царившее в Римской Церкви, порочные идеи, которые она выдвигала, и то извращенное понимание Предания, которое она защищала, и если еще принять во внимание тот факт, что Запад в течение нескольких столетий был отрезан от своих православных корней, то трудно себе представить как человек, подобный Лютеру, находясь в подобных обстоятельствах, мог бы добиться лучших результатов. Лютер не мог обратиться к Преданию для борьбы с злоупотреблениями, поскольку это предание, как считали все на латинском Западе, воплощалось в том самом папстве, которое и было главным виновником злоупотреблений. Для Лютера это было ошибочное предание, и, желая преобразовать Церковь, он должен был прежде всего поставить ее на твердое основание, обратившись к Священному Писанию.
На самом деле Лютер никогда не намеревался полностью отказаться от Предания и сам он никогда не пользовался «одним только» Писанием. Но он действительно попытался использовать Писание для того, чтобы избавиться от той части римского предания, которая подверглась порче.
К сожалению, его риторика оказалась сильнее его практики, и более радикальные реформаторы довели идею «только одного Писания» до её логического конца.
Проблемы с учением «только одно Писание»
Это учение опирается на ряд ошибочных предпосылок. Предпосылка – это то, что мы изначально принимаем как нечто само собой разумеющееся. Если предпосылка правильная, тогда все в порядке, ложная же предпосылка неизбежно ведет к ложным выводам. Если человек, основываясь на ложных предпосылках, приходит к заведомо ошибочному результату, можно надеяться, что он задастся вопросом: в чем же состоит его исходная ошибка?
Протестанты, желающие дать честную оценку текущему состоянию протестантского мира, должны себя спросить: если протестантизм и его основополагающее учение о Священном Писании (как единственном заслуживающем доверия источнике), богоугодны, то почему это привело к образованию более чем двадцати тысяч различных направлений, не могущих столковаться между собой по поводу того, каковы основные идеи, вытекающие из Писания, и что значит «быть христианином?» Каким образом, если достаточно одной только Библии и нет необходимости в Священном Предании, и баптист, и свидетель Иеговы, и харизматик, и методист заявляет о своей вере в Библию, но ни один из них не согласен с другим относительно того, что же именно она говорит? Очевидно что эта ситуация свидетельствует против протестантов.
К сожалению, большинство из них винят в таком печальном положении все что угодно кроме самого корня проблемы. Идея о том, что вера основывается исключительно на Священном Писании, настолько незыблема для протестантизма, что подвергать ее сомнению равносильно для них отрицанию Бога. Но, как сказал Господь: «Всякое дерево доброе приносит плод добрый, а худое дерево приносит и плоды худые (Мф.7:17). Если мы будем судить о правильности принципа, утверждающего, что Священное Писание является единственным источником христианского вероучения, по его плодам, то нам ничего не останется как прийти к заключению, что это «дерево» должно быть срублено и брошено в огонь (Мф.7:19).
Первая ложная предпосылка
Предназначение Библии – быть наивысшим авторитетом в вопросах веры, благочестия и богослужения. Учит ли Писание, что оно «самодостаточно?»
Наиболее очевидная предпосылка, лежащая в основе учения о Писании как единственном источнике христианского вероучения, состоит в том, что Библия содержит в себе все неообходимое и достаточное для истинной веры, благочестивой жизни и правильного богопочитания.
Для подтверждения этого положения чаще всего приводится следующее место из Нового Завета:
«Притом же ты с детства знаешь священные писания, которые могут умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса. Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2Тим.3:15-17).
Те, кто обычно использует эту цитату для защиты единственности Священного Писания как источника веры, утверждают, что здесь говорится о самодостаточности Писания, потому что «если Писание может сделать благочестивого человека… совершенным, то… для того чтобы достичь полноты совершенства, нет необходимости в Предании».
Что же, в самом деле, следует из приведенного новозаветного текста?
Прежде всего спросим себя, что подразумевает апостол Павел, когда говорит о писаниях, которые Тимофей знал с Детства? Можно с уверенностью сказать, что Павел не имеет в виду Новый Завет, так как когда Тимофей был ребенком, новый Завет еще не был написан – фактически он не был завершен даже тогда, когда Павел писал это послание к Тимофею: еще не существовал во всей полноте тот новозаветный канон, каким мы его знаем сейчас. Очевидно, что здесь и во многих других ссылках на «писание», встречающихся в Новом Завете, апостол Павел имеет в виду Ветхий Завет. Таким образом, если данный отрывок хотят использовать для установления границ того, что является боговдохновенным авторитетом, то нужно исключить не только Предание, но также и сам этот отрывок и вообще весь Новый Завет.
Во-вторых, если апостол Павел хотел здесь исключить предание как не имеющее пользы, то можно только удивиться, почему он в той же главе сам использует внебиблейское устное предание. Имена Ианний и Иамврий не встречаются в Ветхом Завете, однако в (2Тим.3:8) апостол Павел говорит, что они «противились Моисею». Здесь он опирается на устное предание, гласящее, что имена двух наиболее выдающихся египетских волхвов, упоминаемых в повествовании об Исходе (главы 7–8), были «Ианний» и «Иамврий». (Иллюстрированная библейская энциклопедия. Труд и издание архимандрита Никифора. Москва, 1891. Репринтное издание. М. Терра, 1990. С. 314. «Иамврий»).
И это никоим образом не единичный случай, когда в Новом Завете используется внебиблейский источник. Самый известный пример находим в Послании святого апостола Иуды, цитирующего книгу Еноха (Иуд.1:14; ср. Енох 1:9).
Когда Церковь официально утвердила канон священных книг Ветхого и Нового Заветов, основной целью такого установления была защита Церкви от подложных книг, претендовавших на апостольское авторство, а фактически написанных еретиками (например, Евангелие от Фомы).
Еретики не могли основывать свое учение на Священном Предании, потому что их учения возникали вне Церкви; поэтому единственный способ, посредством которого они могли подвести надежный базис под свою ересь, – это исказить смысл Священного Писания и ввести в него новые книги, якобы написанные от имени апостолов или каких-либо ветхозаветных святых.
Церковь защищала себя от еретических учений, ссылаясь на апостольское происхождение Священного Предания, доказываемое апостольским преемством, то есть тем, что епископы и учители Церкви могут исторически засвидетельствовать свою прямую преемственность от апостолов, и опираясь на вселенность православной веры, означающую, что православная вера – это та самая вера, которой православные христиане придерживались всегда и повсюду на протяжении всей ее истории. Церковь ограждала себя от ложных и еретических книг установлением авторитетного списка священных книг, принимаемых Церковью за богодухновенные, входящих в Ветхий Завет или имеющих апостольское происхождение. Установив канон священных книг, Церковь не намеревалась утверждать, что в них содержится вся христианская вера и все необходимое для церковного богослужения и благочиния. (На самом деле этот список не претендует на полный охват всех книг, которые Церковь сохранила с древних времен и которые она считает частью более широкого предания. Например, хотя книга Еноха цитируется в канонических книгах, сама она в библейский канон не вошла. Каковы бы ни были тому причины, Церковь захотела сохранить эту книгу, хотя и не посчитала нужным читать ее за богослужением, ни даже включить в состав канонических книг).
Бесспорным является также факт, что ко времени установления Церковью канона Священного Писания она – по своей вере и богослужению – была уже идентична Церкви более поздних периодов; это исторически достоверно. Что касается структуры церковной власти, то известно, что вопрос о каноне решался соборами православных епископов; вплоть до настоящего времени так и происходит в Православной Церкви, когда требуется решить какой-либо вопрос касательно учения или церковной дисциплины.
Какова была цель новозаветных писаний?
В протестантских руководствах к чтению Библии говорится, и я считаю это правильным, что при изучении Библии необходимо учитывать и литературный стиль, к которому принадлежит та или иная библейская книга. Так как разные стили должны интерпретироваться по-разному, необходимо также учитывать предмет и цель книги или отрывка, с которыми вы имеете дело.
В Новом Завете встречается четыре литературных стиля: Евангелие, историческое повествование – Деяния, послания и апокалиптическая книга – Откровение.
Евангелия написаны чтобы свидетельствовать о жизни Иисуса Христа, Его смерти и воскресении.
Библейское историческое повествование рассказывает об истории народа Божьего и о жизни выдающихся личностей, а также показывает действие в истории Божественного промысла.
Послания написаны, главным образом, как отклик на конкретные проблемы, возникавшие в различных церквах. Таким образом, то, что считалось общепринятым и понятным для всех, вообще говоря, не нашло в них подробного освещения. Вероучительные рассуждения, как правило, касались спорных или малопонятных вопросов (Например, здесь не рассматривается подробно вопрос о непогрешимости Писания, поскольку в этом не было необходимости. В настоящее время, с ростом религиозного скептицизма, эта проблема стала актуальной, и если бы послания писались в наши дни, они бы наверняка ее коснулись, таким образом, было бы нелепо делать вывод, что поскольку этот вопрос не обсуждался, древние христиане не считали его важным или отвечали на него отрицательно); о богослужении говорилось только в связи с обсуждаемыми проблемами например, (1Кор.11-14).
Апокалиптические писания – Откровение были включены в Новый Завет с целью показать окончательную победу Бога в истории.
Отметим прежде всего, что ни в одном из указанных литературных жанров, встречающихся в Новом Завете, не рассматривается богослужение в качестве главной темы и не приводится никаких подробностей относительно того, как надо совершать богослужение в Церкви. В Ветхом Завете имеются подробные описания богослужения, совершавшегося народом Израиля (книга Левит, Псалмы); в Новом Завете содержатся лишь скудные намеки на характер богослужения первых христиан.
Почему это так?
Несомненно не потому, что их службы не имели строго установленного порядка – специалисты по литургике утверждают, что первые христиане совершали богослужения, в основном следуя чину иудейских богослужений, унаследованному от апостолов (Шмеман А. протоиерей. Введение в литургическое богословие. Париж, Имка-Пресс, 1961, С. 67). Однако даже немногие упоминания в Новом Завете, касающиеся богослужения в Древней Церкви, показывают, что новозаветные христиане далеко не напоминали собою неорганизованную толпу «свободных» харизматиков, но совершали литургическое богослужение подобно тому, как то делали их отцы и прадеды: они соблюдали определенные молитвенные часы (Деян.3:1), службы проводились как в храме, так и в синагогах (Деян.18:4).
Необходимо также отметить, что ни одно из литературных изложений Нового Завета не имеет своей целью исчерпывающе изложить учение христианской веры: вы не найдете там ни наставлений катехизиса, ни систематического курса богословия. Если все, что нам нужно, это только одна Библия, то почему же в ней не излагается вероучение в полном объеме? Только представьте себе, как легко могли бы разрешаться многочисленные богословские споры, если бы Библия четко отвечала на каждый богословский вопрос! Однако, как бы нам этого ни хотелось, в книгах Библии мы не найдем ничего похожего.
Вышесказанное должно быть правильно понято. Мы вовсе не умаляем важности Священного Писания – Боже упаси! В Православной Церкви веруют, что Священное Писание является полностью богодухновенным, безошибочным и достаточно авторитетным источником Божественного Откровения. Но в данном случае речь идет о том, что Библия не содержит в себе учения по всем вопросам, представляющим важность для Церкви. Как уже говорилось, в Новом Завете не описывается подробно богослужение, хотя последнее – дело вовсе не маловажное. Более того, Церковь, которая сохранила и вручила нам Священное Писание, – это та же самая Церковь, от которой мы получили определенные формы богослужения. Если мы не доверяем этой Церкви в том, что она правильно донесла до нас апостольское богослужение, то мы также не должны ей доверять и в вопросе надежного сохранения Писаний. (Фактически протестантская наука так и поступает. Хотя в основе протестантизма лежит идея, что Библия является единственным источником христианского вероучения, в современной протестантской науке господствуют модернисты, не верующие ни в боговдохновенность, ни в непогрешимость священного писания. Последние смотрят на Библию свысока и выбирают из нее только те тексты, которые им подходят, а остальное считают «первобытной мифологией и легендами». Единственный авторитет для них – это они сами).
Является ли на самом деле Библия «самодостаточной»?
Протестанты часто заявляют, что они просто «верят в Библию». Однако при более пристальном рассмотрении их обращения с Библией, возникает целый ряд вопросов. Например, почему протестанты пишут так много книг, посвященных своему вероучению и вообще христианской жизни, если, действительно, все, что нужно, – это только Библия? Если бы одной Библии было достаточно, для того чтобы ее понимать, то почему протестанты не ограничиваются распространением одной только Библии? И если она является самодостаточной, то почему чтение Библии не приводит к однозначному результату, то есть почему все протестанты не веруют в одно и то же? Какова цель многих протестантских исследований Библии, если все, что нам нужно, это сама Библия? Зачем они распространяют свои бесчисленные трактаты и другие материалы? Зачем они вообще чему-то обучают или что-то проповедуют? Почему бы просто не почитать людям Библию?
Ответ заключается в том, что (хотя они обычно в этом и не признаются, но инстинктивно чувствуют) Библия, взятая сама по себе, не может быть полностью понятной. И фактически каждая протестантская секта имеет собственное предание, хотя опять-таки оно, вообще говоря, не называется таким именем. Не случайно, что все свидетели Иеговы веруют в одно и тo же и все «южные баптисты» более или менее веруют в одно и то же, но вера первых существенно отличается от веры вторых. Ни свидетели Иеговы, ни баптисты, как правило, не пришли к своим взглядам самостоятельно в результате независимого чтения Библии; скорее, их научили так веровать согласно общепринятому – в той или иной секте – преданию.
Следовательно, вопрос на самом деле заключается не в том, веруем ли мы только в Библию или используем также и предание, а в том – каким преданием мы пользуемся для истолкования Библии. Какому преданию можно доверять – Апостольскому Преданию Православной Церкви или эклектичным преданиям протестантизма, не имеющим глубоких корней и возникшим лишь во времена протестантской реформации?
Вторая ложная предпосылка
«Древняя церковь основывалась лишь на Священном Писании, в то время как Предание возникло гораздо позже и является отражением человеческих заблуждений».
Среди многих протестантов, особенно среди евангеликов и харизматиков слово «предание», или «традиция» носит пренебрежительный оттенок, и назвать что-либо относящимся к преданию равносильно тому, чтобы обозвать это «плотским», «духовно мертвым», «деструктивным» или «законническим». И когда они читают Новый Завет, им кажется очевидным, что Библия резко осуждает предание как нечто противоположное Писанию. Древние христиане, в их понимании, весьма напоминают евангеликов или харизматиков 20 века. То, что христиане первого века по Рождестве Христовом имели литургическое богослужение или придерживались какого-то предания, им кажется немыслимым. Они думают, что подобные вещи вошли в церковь позже, «когда она подверглась порче».
Когда же протестанты начинают серьезно изучать Древнюю Церковь и писания раннехристианских отцов и видят совсем другую картину, чем та, которую они привыкли себе воображать, это для них равносильно удару, как это было и для меня в свое время.
Оказывается, например, что первые христиане не носили с собой свои Библии каждое воскресенье в храм для изучения; в действительности было настолько трудно заполучить копию хотя бы некоторой части писания (ведь для ее изготовления требовались время, большой труд и специальные материалы), что очень немногие люди имели свои собственные экземпляры. Чаще всего отдельные экземпляры писания хранились у специально назначавшихся для этого членов Церкви или в месте, где люди собирались на богослужение. Более того, большинство церквей не имело у себя полного состава книг Ветхого Завета и тем более Нового, который не был даже завершен чуть ли не до конца первого столетия.
Это не означает, что древние христиане не изучали Священного Писания. Они изучали его очень серьезно, но только не индивидуально, а коллективно. И большую часть первого века христиане ограничивались изучением Ветхого Завета. Но как же они узнавали Евангелие, жизнь и учение Христа, вообще Кто такой Христос, порядок богослужения и т.д.? Они располагали лишь устным Преданием, полученным ими от апостолов. Конечно, многие в древней Церкви слышали эти вещи непосредственно от самих апостолов, но гораздо больше было таких, кто их не слышал, особенно ближе к концу первого века, когда все апостолы уже ушли из жизни. Последующие поколения имели доступ к писаниям апостолов посредством Нового Завета, но, в том, что касается христианской веры, Древняя Церковь почти полностью полагалась на устное Предание.
Эта зависимость от Предания очевидна и в самих новозаветных писаниях.
Например, святой апостол Павел предостерегает фессалоникийцев: «Итак, братия, стоите и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» (2Фес.2:15). Здесь слово «предания» является переводом греческого слова paradosis, которое, хотя и по-другому переводится в некоторых протестантских версиях Библии, представляет собой то же самое слово, каковое употребляют православные греки, когда говорят о Предании, и лишь немногие библеисты оспаривают это его значение. Слово буквально означает «то, что передано». Это то же самое слово, которое употребляется в отрицательном смысле, когда речь идет о ложных учениях фарисеев (Мк.7:3-8), а также когда говорится об авторитетности христианского учения (1Кор.11:2, 2Фес.2:15).
С другой стороны, апостол Павел, говоря о христианском Предании, утверждает: «Хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания (paradosis) так, как я передал (paredoka) вам» (1Кор.11:23). Именно на эти слова ссылается Православная Церковь, когда говорит об апостольском Предании: «..за веру, однажды переданную святым» (Иуд.3). Ее источник – Христос, она была передана Им лично апостолам посредством всего того, что Он говорил и делал, а если бы обо всем этом писать подробно, «то самому миру не вместить бы написанных книг» (Ин.21:25). Апостолы передали свое знание всей Церкви, а церковь, будучи хранительницей этого сокровища, стала таким образом «столпом и утверждением истины» (1Тим.3:15).
Свидетельство Нового Завета не оставляет никаких сомнений на этот счет: древние христиане имели как устные, так и письменные предания, которые они получили от Христа через посредство апостолов. В качестве письменного Предания поначалу у них были лишь его отдельные Фрагменты: – одна поместная церковь имела какое-нибудь послание, другая, возможно, Евангелие. Постепенно все эти писания были соединены вместе в один сборник и в конце концов составили Новый Завет.
Но как же древние христиане знали, какие книги подлинные, а какие – нет (ибо, как уже отмечалось, имелось большое число подложных посланий и евангелий, о которых еретики заявляли, что они якобы написаны апостолами?) Именно Апостольское предание и помогло Церкви сделать выбор. Протестанты резко выступают против Священного Предания просто потому, что единственная его форма, с которой они сталкивались, это извращенное Предание, свойственное римскому католицизму.
В противоположность римско-католической точке зрения на Предание, которое для них олицетворяется папством и допускает введение новых догматов, ранее неизвестных Церкви, православные не считают, что Предание растет или вообще как-то меняется. Разумеется, когда Церковь сталкивается с ересью, она вынуждена определять более точно границу между истиной и заблуждением, но сама Истина не меняется. Можно сказать, что в некотором смысле Предание расширяется. Поскольку Церковь существует в истории, она не забывает опыта, накопленного ею на историческом пути, помнит своих святых и сохраняет писания тех, кто был точным выразителем ее веры, но сама вера была «однажды передана святым» (Иуд.3).
Как же мы можем знать, что Апостольское Предание сохранилось в Церкви неповрежденным? Кратко можно ответить, что Бог сохранил его в церкви, потому что Он обещал это сделать. Христос сказал, что Он созиждет Церковь Свою и врата ада не одолеют ее (Мт.16:18). Главой Церкви является Сам Христос (Еф.4:16), а Церковь есть Его тело (Еф.1:22-23). Если бы Церковь потеряла или исказила апостольское Предание, то Истина должна была бы перестать быть Истиной – ибо Церковь есть столп и утверждение истины (1Тим.3:15).
Общая протестантская концепция церковной истории, гласящая, что, начиная со времени Константина, Церковь впала в вероотступничество и пребывала в таком состоянии вплоть до наступления Реформации, обессмысливает все эти и многие другие библейские истины. Если бы Церковь перестала существовать хотя бы на один день, то в тот же день ее бы одолели врата ада. А если бы это было так, то Христос, описывая рост Церкви в притче о горчичном зерне (Мф.13:31-32), обязательно сказал бы о том, что первоначально выросшее растение было срублено и на его месте посеяно новое семя. Вместо этого Он использовал образ горчичного зерна, которое, будучи сначала малым, вырастает затем больше всех злаков и становится деревом.
Что же касается утверждения, что имелось некое общество истинно верующих протестантов, скрывавшееся где-то в пещерах на протяжении тысячи лет, то где этому свидетельство? Вальденсов (Вальденсы – это секта, основанная в 12 веке Пьером Сальдо, до некоторой степени предшественница реформации. Из-за преследований со стороны Римско-католической Церкви члены секты селились в горных районах северо-западной Италии. С наступлением реформации вальденсы попали под влияние этого движения и влились в него. Многие ранние протестантские историки заявляли, что вальденсы представляют собой остаток «истинных» христиан, ведущий свое начало до константиновских времен, хотя в настоящее время ни один уважаемый историк не сделал бы такого безответственного заявления. Многие фундаменталисты и секты вроде свидетелей Иеговы продолжают настаивать на своей преемственности от Древней Церкви через вальденсов, несмотря на то что вальденсы существуют и по сей день и вовсе не отождествляют себя со свидетелями Иеговы), на которых ссылаются все секты от пятидесятников до свидетелей Иеговы, не существовало вплоть до 12 века. По крайней мере трудно поверить, что эти «истинные верующие», мужественно переносившие яростные преследования римлян, спрятались, как только христианство стало законной религией. Но даже это предположение кажется более вероятным по сравнению с идеей, что такое общество могло просуществовать тысячу лет, не оставив и тени исторического свидетельства, подтверждающего его существование.
Могут также возразить, что в церковной истории известны примеры, когда одни люди учили одному, в то время как другие учили противоположному, – как же определить, в чем именно состоит апостольское Предание? И далее, если Церковь пошла по неправильному пути, то как можно было бы отличить этот путь от правильного, апостольского?
Протестанты задают эти вопросы, потому что в Римско-католической Церкви в самом деле возникли ложные предания, но это случилось потому, что латинский Запад усвоил себе извращенное понимание природы Предания. Православная точка зрения, принимавшаяся ранее на Западе и сохранившаяся в Православной Церкви, считает, что Предание по своей сути, остается неизменным и узнается по своей вселенскости, или кафоличности. О подлинности апостольского Предания свидетельствует историческая согласованность церковного учения. Проследите, во что Церковь верила всегда и везде, на протяжении всей своей истории, и вы найдете Истину. Если можно доказать, что какое-либо верование не принималось Церковью на каком-то отрезке ее истории, то знайте – это ересь, однако нужно иметь в виду, что мы говорим именно о Церкви, а не о раскольнических группировках. Раскольники и еретики, отколовшиеся от Церкви, существовали еще в период написания Нового Завета и с тех пор их ряды постоянно пополняются, ибо, по слову апостола, «надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1Кор.11:19).
Третья ложная предпосылка
«Каждый человек может толковать Писания самостоятельно, без помощи Церкви».
Хотя многие протестанты, возможно, не согласятся с такой формулировкой, тем не менее именно эта предпосылка играла главную роль, когда реформаторы впервые выдвинули тезис о Писании как единственном источнике христианского вероучения. При этом их аргументы заключались в том, что Писание само по себе является достаточно ясным и его может понять любой. Таким образом было отвергнуто положение, что для чтения Библии необходима помощь Церкви. Об этом четко говорится тюбингенскими (лютеранскими) богословами, обменявшимися письмами с патриархом Константинопольским Иеремией II спустя тридцать лет после смерти Лютера: «Может быть, кто-нибудь скажет, что хотя, с одной стороны, Писания абсолютно безошибочны, но с другой – в них содержится много темных мест, которые нельзя понять, не прибегая к толкованиям духоносных отцов… Между тем справедливо также, что сказанное в виде намека в одном месте Писания, оказывается выраженным явно и вполне ясно в другом, так что его могут понять даже самые простые люди».
Хотя эти лютеранские ученые и заявляли, что пользуются святоотеческими писаниями, они возражали против необходимости обращения к ним и в тех случаях, когда, как им казалось, между Писаниями и святыми отцами не было согласия, считали, что мнением отцов нужно пренебречь. На самом же деле ученые утверждали, что если святоотеческое толкование не совпадает с их личным мнением по поводу Писаний, то их личные взгляды должны считаться более авторитетными, нежели мнение отцов Церкви. Вместо того, чтобы внимать отцам, показавшим себя праведными и святыми, предпочтение отдается суждениям простых смертных. Та же самая (человеческая) причина привела большинство современных лютеранских богословов к отвержению почти всего библейского учения (включая божественность Христа, Воскресение и т.д.). и даже к отрицанию богодухновенности самой Библии, на которой для первых лютеран, по их же словам, основывалась вся их вера.
В своем ответе патриарх Иеремия II выявил истинный характер этих учений: «Итак, примем Предание церкви в правоте сердца, а не во многих помыслах: ибо «Бог сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы» (Еккл.7:29). Не станем учиться новой вере, отвергнув предание святых отцов, ибо божественный апостол говорит: «Кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема» (Гал.1:3, Там же. с. 198).
Протестантское учение, признающее одно лишь Священное Писание, не удовлетворяет собственному критерию
Можно было бы предположить, что такая система верований, как протестантизм, основывающаяся на утверждении, что только одно Писание имеет вес в вопросах веры, должна была позаботиться о том, чтобы ее главные постулаты удовлетворяли своим же собственным критериям. Можно было бы ожидать, что протестанты запасутся сотнями доказательств «от Писания», подтверждающих их главный тезис, на котором зиждется все, во что они веруют. По меньшей мере можно было бы надеяться, что будут приведены два-три солидных текста, из которых ясно следует суть их доктрины, – поскольку и в самом Писании говорится: «При устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово» (2Кор.13:1).
Однако, подобно мальчику из андерсеновской сказки, объявившему во всеуслышание, что «король-то голый», я должен засвидетельствовать, что во всем Священном Писании нет ни единого стиха, который бы подтверждал учение о единственности Писания как источника веры. Нет даже ни одного стиха, который бы хоть как-то приближался к этой идее, и я буду рад, если кто-нибудь докажет мне обратное.
Да, в Библии имеется множество мест, где говорится о ее богодухновенности, авторитетности, полезности, – но в Библии нет ни одного места, где бы сообщалось, что Писание является единственным авторитетом для верующих. Если бы такое учение содержалось в Библии хотя бы и в скрытом виде, то уже первые отцы церкви учили бы тому же самому. Но кто из святых отцов внушал когда-либо что-либо подобное? Таким образом, основополагающий принцип протестантизма опровергает сам себя, будучи внутренне противоречивым. Протестантское учение об исключительном авторитете Библии попросту отсутствует в самой Библии; фактически оно ей противоречит (на что мы уже указывали ранее), поскольку Библия учит, что Священное Предание также является необходимым и обязательным источником христианской веры (2Фес.2:15; 1Кор.11:2).
Несостоятельность протестантских методов толкования Библии
С первых дней Реформации протестантам пришлось столкнуться с фактом, что при данной нам Библии и при ограниченности человеческого разума люди не могут прийти к согласию между собой по важнейшим вопросам веры. Еще при жизни Мартина Лютера возникли десятки различных группировок, каждая из которых претендовала на то, что просто верует в Библию, но ни одна из которых не была согласна ни с какой другой по поводу того, что говорит Библия. В свое время Лютер мужественно держался перед имперским сеймом в Вормсе, заявив, что «если ему не представят свидетельств из Священного Писания или других ясных и неопровержимых доказательств, то он не отречется от своих сочинений». Позднее, когда анабаптисты, которые не были согласны с лютеранами по ряду вопросов, просили проявить по отношению к ним аналогичную терпимость, они подверглись со стороны лютеран жестоким репрессиям – их тысячами отправляли на казнь вопреки провозглашенному Лютером праву на свободное толкование Священного Писания.
Несмотря на очевидные проблемы, возникшие в связи с этим учением о Священном Писании как единственном источнике веры, приведшим к дроблению протестантизма на множество сект, протестанты, не желая признавать своего поражения перед Папой, свели все дело к тому, что несогласные с ними просто неправильно читают Библию. Тогда в качестве решения проблемы был предложен целый ряд способов толкования Библии. Разумеется, требуется еще найти рецепт, позволяющий избегать бесконечного дробления на различные секты и толки, и протестанты все время заняты поисками метода или ключа, который помог бы им решить и эту проблему.
Рассмотрим наиболее популярные подходы, применявшиеся до сих пор к толкованию Библии, каждый из которых по-прежнему используется тем или иным направлением протестантизма.
Первый подход: Библию нужно понимать буквально – текст ее ясен
Это, несомненно, был самый первый подход, заявленный реформаторами, хотя довольно скоро они пришли к пониманию того, что таким образом нельзя защитить доктрину об «авторитетности одного лишь Писания». Хотя этот подход был несостоятельным с самого начала, он до сих пор популярен среди необразованных евангелистов и харизматиков. От них часто можно услышать: «Библия говорит то, что имеет в виду, и имеет в виду то, что говорит». Но когда дело доходит до конкретных текстов Писания, с которыми протестанты не согласны, например, места, где Христос дает апостолам власть прощать грехи (Мф.20:23), или когда Он говорит о Евхаристии: «Сие есть тело Мое… сия есть кровь Моя» (Мф.26:26-28), или когда святой апостол Павел учит, что женщины должны покрывать голову, находясь в храме (1Кор.11:1-16), тогда вдруг оказывается, что Библия уже не говорит то, что имеет в виду: «Ну, это не надо понимать буквально…»
Второй подход: правильное понимание дает нам Святой Дух
Когда многочисленные течения, возникшие под знаменем Реформации, не смогли прийти к согласию друг с другом относительно толкования Священного Писания, вторым решением проблемы стало утверждение, что благочестивыми протестантами руководит Святой Дух, чтобы они могли правильно истолковывать Писания. Разумеется, каждый, кто не согласен с этим «благочестивым протестантом», не может быть руководимым тем же самым Духом, так что в результате каждое протестантское направление должно перестать считать христианами всех тех, кто от него отличается.
Если такой подход правилен, то во всем протестантизме осталось всего-навсего одно направление, правильно толкующее священное Писание, – но какое же именно из нескольких тысяч существующих деноминаций? Конечно, ответ будет зависеть от того, с представителем какого направления вы будете разговаривать, но можно быть уверенным, что он назовет то направление, к которому принадлежит сам.
В настоящее время, однако (хотя это зависит от того, с какой из разновидностей протестантства вы имеете дело), вы чаще встретите протестанта, который заявит об относительности истины, чем такого, кто будет настаивать на исключительной правоте своих единомышленников. С появлением все новых и новых конфессий протестантам любого толка становится все труднее утверждать, что только они правильно понимают Писание (хотя таких встречается все еще порядочно). Поэтому стало обычным преуменьшение различий между конфессиями и мнение о не существенности различий. Считается, что каждое направление обладает только частицей истины, полной же Истиной не владеет никто. Именно на этой почве родилась ересь экуменизма.
Многие протестанты склонны даже утверждать, что истина в той или иной степени принадлежит всем религиям. Их выводы состоят в следующем. Для получения полной истины каждая конфессия должна бросить свою частицу «истины» в общий котел, затем следует все перемешать – и вот вам готовая «истина». Но это уже будет религия антихриста. Согласно Писанию, Церковь всегда являлась и является столпом и утверждением Истины (1Тим.3:15). Поэтому либо Церковь пребывает в Истине, либо это не та церковь, которую основал Христос.
Третий подход: неясные места следует толковать при помощи ясных
По-видимому, это наилучший метод, позволяющий решить задачу истолкования Библии с ее же помощью: на основе понятных текстов объяснять непонятные. Логика такого подхода проста: если в каком-либо месте Писания истина выражена неясно, то несомненно имеется другое место, утверждающее то же самое, но более ясно. Используйте ясные места как ключ – и вам откроется значение темных мест.
Именно об этом писали тюбингенские богословы при первом обмене письмами с патриархом Иеремией II: «поэтому нет лучше способа толковать Писания, как искать объяснения Писания в самом же Писании. Ибо все Писание продиктовано одним и тем же Духом Святым, который лучше всех знает Свою волю и лучше всех может определить вложенный Им Самим смысл» (Там же С. 115).
Сколь бы ни многообещающим казался этот метод, он быстро показал свою непригодность для решения проблемы протестантских разделений. Трудность заключается в том, какие именно места считать ясными, а какие – неясными.
Баптисты, утверждающие, что христианин не может лишиться спасения, коль скоро он уже «спасен», видят целый ряд мест, которые, по их мнению, совершенно ясно учат о вечном спасении. Например: «дары и призвание Божие непреложны» (Рим.11:29); «Овцы Мои слушаются голоса Моего, и Я знаю их, и они идут за Мною. И Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек; и никто не похитит их из руки Моей» (Ин.10:27-28). Но когда баптисты встречают стихи, из которых следует, что спасение может быть утрачено, такие например, как «праведность праведника не спасет в день преступления его» (Иез.33:12), тогда они начинают использовать «ясные» места для объяснения «неясных».
Методисты, считающие (совершенно справедливо), что человек может потерять спасение, если он отвернется от Бога, не находят такие места неясными и, напротив, рассматривают вышеприведенные тексты, используемые баптистами для доказательства истинности своего учения в свете других отрывков, которые им кажутся ясными.
Таким образом, методисты и баптисты перебрасываются цитатами из Библии, удивляясь, как это другие не видят того, что им самим кажется очевидным.
Четвертый подход: историко-критический экзегезиc
Утопая в море субъективных мнений, протестанты стали хвататься за метод рассуждения, имеющий видимость объективности. По мере того как шло время и множились разделения, протестанты все чаще стали обращаться к «науке», посредством которой протестантские ученые надеялись согласовать различные толкования Библии. Этот «научный» подход, который получил преобладание в протестантской библеистике (а в этом столетии стал главным и в библеистике римско-католической), обычно называется историко-критическим экзегезисом. Начиная с так называемой эпохи Просвещения, когда многим стало казаться, что наука способна разрешить все мировые проблемы, протестантские ученые стали применять философию и методологию светских наук к богословию и Библии. Они занялись изучением Библии, исследуя всевозможные ее аспекты: историю ее написания, дошедшие до нашего времени рукописи, библейские языки и т.д.
Обращаясь со Священным Писанием как с археологической реликвией, эти ученые пытались проанализировать каждый его фрагмент, каждую «косточку», применяя новейшие методы и приемы, какие только могла предложить наука. Честно говоря, необходимо признать, что на этом пути было получено много полезных результатов. К сожалению, подобная методология иногда приводила к ошибкам в серьезных, фундаментальных вопросах, однако она была окружена такой аурой «научной объективности», что многие до сих пор находятся под ее очарованием. Поэтому следует подробнее рассмотреть вышеуказанный метод, проанализировав его философский базис.
Подобно всем другим протестантским подходам, этот метод также пытается толковать Библию, игнорируя церковное Предание. Хотя и не существует какого-либо особого протестантского экзегезиса, в конечном счете уповается на то, что «Писание должно говорить само за себя». Конечно, ни один христианин не смог бы возражать против того, что говорит Священное Писание, если бы оно действительно, согласно этим методам, «говорило само за себя». Однако проблема состоит в том, что ученые, берущие на себя смелость быть библейским рупором, пропускают текст Писания сквозь фильтр своих исходных протестантских предпосылок. Претендуя на объективность, они тем не менее толкуют Священное Писание в соответствии со своим преданием и своими догмами (будь то рационалисты-фундаменталисты или рационалисты либеральные).
Чтобы охарактеризовать деятельность протестантских ученых, позволю себе перефразировать высказывание Альберта Швейцера: в поисках смысла Библии они заглянули в бездонный колодец и создали по этому поводу огромное количество блестяще написанных томов, но, к сожалению, в том колодце они увидели лишь собственное отражение.
Ошибка протестантских ученых (как либералов, так и консерваторов) в том, что они (в соответствии с большей или меньшей степенью своей нетерпимости) применили эмпирический метод к области богословия и библейских исследований. Когда я пользуюсь термином «эмпирический», я употребляю его в широком смысле, имея в виду рационалистическое и материалистическое мировоззрение, овладевшее многими умами на Западе и, подобно раковой опухоли, продолжающее распространяться по всему миру.
Позитивистские системы (одной из которых и является эмпиризм) пытаются опереться на какое-то «определенное» знание (Слово «позитивизм» происходит от французского positif что значит утвердительный. Этот термин впервые был введен Огюстом Кантом. Позитивистские системы строятся на предположении, что основой знания являются так называемые «факты». В философии Канта факт – это опыт или чувство-ощущение; таким образом, Кант был предшественником современного эмпиризма. См. Краткая философская энциклопедия. М. 1994. С. 348, «Позитивизм»). Эмпиризм, строго говоря, есть вера в то, что всякое знание основано на опыте, и можно знать с определенностью только те вещи, которые устанавливаются посредством научного наблюдения.
Рука об руку с методами научного наблюдения и опыта выступает принцип методологического скепсиса, первым примером которого явилась философия Рене Декарта, который начал с утверждения, что все во вселенной может быть подвергнуто сомнению за исключением нашего собственного существования, и на этой единственной непреложной истине («я мыслю, следовательно существую») пытался построить свою философскую систему.
Реформаторы вначале довольствовались положением, что Библия является фундаментом, на котором покоятся богословие и философия, но по мере того как набирал силу гуманистический дух просвещения, протестантские ученые обратили свои рационалистические методы на саму Библию, пытаясь выяснить, что можно из нее извлечь с их помощью. Представители либеральной теологии завершили этот труд и, отбросив все, что только было возможно, остались лишь при своих собственных мнениях и чувствах в качестве основы веры.
Консервативные протестанты, к счастью, были гораздо менее последовательны в своем рационалистическом подходе и таким образом сумели сохранить в своей среде почтение к Священному Писанию и веру в его богодухновенность. Тем не менее их подход (даже у наиболее убежденных фундаменталистов) все еще существенно коренится в том же рационализме, что и у либералов.
Первый тому пример можно найти у фундаменталистов-диспенсационалистов, придерживающихся детально разработанной теории, полагающей, что на различных исторических этапах Бог обращается с человеком по-разному в зависимости от периода, так называемой «диспенсации» (соответствующей определенному договору Бога с человеком).
История человечества заключает в себе следующие периоды: Адамов, Ноев, Моисеев, Давидов и т.д. В этом есть определенная доля истины, но далее эта теория учит, что в настоящее время мы находимся в периоде, отличном от новозаветного, и поэтому, хотя в эпоху Нового Завета и совершались чудеса, сейчас они уже не совершаются. Это очень интересная точка зрения, позволяющая фундаменталистам (при отсутствии прочного базиса в виде Священного Писания) не отрицать библейских чудес и одновременно быть эмпириками в повседневной жизни. Таким образом, хотя на первый взгляд кажется, что рассмотрение этого подхода представляет лишь академический интерес и не имеет ничего общего с реальной жизнью среднего протестанта, фактически даже обычный среднеблагочестивый консервативный протестант мирянин неизбежно оказывается под влиянием такого рода рационализма.
Глубокая ошибочность этого, так называемого «научного», подхода к Священному Писанию состоит в неправильном применении предпосылок эмпиризма к изучению истории, Писания, богословия. Эмпирические методы тогда дают хорошие результаты, когда конкретно применяются к естественным наукам, но когда используются там, где они неприменимы – например, при изучении истории, которая не может быть повторена и не поддается экспериментальной проверке, они не могут дать каких-либо положительных результатов (Например, одним из методов определения реальности прошлых событий, употребляемых учеными эмпирического направления, является принцип аналогии, поскольку знание основывается на опыте, то один из способов понять нечто незнакомое – это сравнить его с чем-то знакомым. Под видом исторического анализа эти ученые вычисляют вероятность предполагаемого события в прошлом (например, воскресения Иисуса Христа) на основании того, что нам известно из нашего опыта. И так как эти историки никогда не наблюдали в своей жизни ничего, с их точки зрения, сверхъестественного, то любое чудесное событие описанное в Библии, они воспринимают как миф или легенду. А поскольку для эмпирика «чудо» означает нарушение естественных законов, то поэтому чудес не бывает (по определению), так как естественные законы определяются нашими наблюдениями над тем, что мы имеем в опыте. Если бы эмпирик столкнулся с чудом в современной действительности, он бы его чудом не посчитал, так как, с его точки зрения, тогда не было бы нарушения естественных законов. Таким образом, нельзя сказать, что эмпирики фальсифицируют трансцендентную реальность; скорее, их исходные предпосылки заранее отрицают ее наличие. См. G. E. Michalson «Pannenburg on the Resurrection and Historical Method». Scottish Journal of Theology, 33, April, 1980, P. 354–359).
Ученым еще предстоит изобрести «телескоп», способный проникнуть в духовный мир. Однако протестантские богословы уже сейчас утверждают, что в свете науки существование бесов или сатаны не подтверждается. Но где тому доказательства? Даже если бы сам сатана предстал перед эмпириком с вилами в руках и в кроваво-красном плаще, последним это было бы аккуратно объяснено в контексте сложившегося у него мировоззрения. Хотя такие эмпирики и гордятся своей открытостью к правде и истине, на деле же ослеплены собственными исходными предпосылками до такой степени, что не могут видеть ничего, идущего вразрез с их моделью действительности.
Последовательное применение эмпиризма поставило бы под сомнение любое знание (включая и сам эмпиризм и его методы), но эмпиризму позволяется его сторонниками быть непоследовательным, «потому что его безжалостное искажение человеческого опыта создает ему такую высокую репутацию научной строгости, что его престиж не позволяет увидеть дефекты его фундамента» (Rev, Robert T.. Osborn. «Faith as Person Knoweledge. Scottish Journal of Theology, 28, February, 1975 P. 101–126). Связь между крайностями, к которым пришли современные либеральные протестантские ученые с одной стороны, и более консервативные фундаменталисты с другой, неясна для многих и менее всего видна консервативным фундаменталистам.
Хотя эти «консерваторы» считают себя оппозиционерами по отношению к протестантскому либерализму, они тем не менее по сути используют те же самые методы при изучении Писания, что и либералы, а вместе с этими методами проявляются лежащие в их основе философские предпосылки, о которых консерваторы говорят неохотно. Таким образом, различие между либералами и консерваторами фактически не есть различие в исходных предпосылках, а скорее, проявляется в том, насколько далеко они заходят в своих логических заключениях, отправляясь от общих предпосылок. Подобно гадаринским свиньям, они – все вместе – очертя голову, несутся к краю пропасти; хотя либералы, возможно, уже переступили через этот край, в то время как консерваторы пока двигаются в том же направлении, но еще не зашли столь далеко.
Те протестантские общины, которые сейчас рукополагают в церковные служители гомосексуалистов, столетие назад считались консерваторами; более консервативные деноминации идут по тому же пути.
Если бы протестантский экзегезис был истинно научным, как он сам себя аттестует, он бы приводил к согласованным результатам. Если бы его методы были просто определенными «техническими» приемами, не опирающимися ни на какие предпосылки, то не имело бы значения, кто их использует, – они всегда приводили бы к одним и тем же результатам. Но что мы видим при ближайшем рассмотрении теперешнего состояния протестантских библейских исследований? По оценке самих «экспертов», протестантская библейская наука испытывает кризис (Gerberd Hasel. Old Testament Theology: Basic Issues in the Current Debate. Grand Rapids, 1982. P. G).
Действительно, этот кризис, возможно, лучше всего иллюстрируется признанием известного протестантского ученого, специалиста по Ветхому Завету, Герхарда Газеля (в его обзоре истории и текущего состояния богословия Ветхого Завета): в семидесятые годы нашего столетия возникло пять новых толкований Ветхого Завета и «ни одно из них не согласуется по подходу и методу ни с каким другим» (там же c. 7).
И правда удивительно (если принять во внимание высокий научный уровень протестантских библейских исследований), что для любого набора заключений почти по любому вопросу можно найти подходящее научное обоснование. Другими словами, вы можете прийти к любому желательному для вас выводу и всегда найдется какой-нибудь доктор философии, который будет его защитником. Следовательно, здесь нет ничего общего с такими науками как, скажем, математика или химия! А значит, мы имеем дело со сферой знания, которая претендует на то, чтобы быть объективной наукой, но которая фактически является псевдонаукой, скрывающей в своих недрах большое разнообразие взаимно противоречивых философских и богословских точек зрения. До тех пор, пока ученые не изобретут инструментов, пригодных для исследования Бога, объективное научное богословие или толкование Библии невозможно.
Нельзя утверждать, что в протестантских библейских исследованиях нет ничего поучительного или полезного, но протестантские методы изучения Библии, заключенные в стандартные формы историко-лингвистического подхода, оперирующие какими-то туманными «технологиями» и отраженные зеркалами псевдонауки, являются одновременно продуктом и подспорьем протестантских богословских и философских предпосылок и, как шланги от насоса, заполняются тем, что в них накачивается. (Я рассмотрел либеральное направление протестантизма лишь для того, чтобы продемонстрировать дефекты «исторического» экзегезиса. Православный христианин скорее может встретиться с консервативным фундаменталистом или харизматиком хотя бы потому, что последние принимают свою веру достаточно всерьез, пытаясь обращать в нее других Либеральные протестантские деноминации слишком заняты тем, чтобы удержать своих прихожан, а потому не проявляют рвения к миссионерству). С субъективностью, превосходящей самые спекулятивные методы фрейдистских психоаналитиков, протестантские ученые намеренно подбирают факты и свидетельства, соответствующие своим взглядам, и затем начинают (причем выводы существенно предопределены исходными предпосылками) применять свои методы к Священному Писанию, не переставая считать себя при этом беспристрастными учеными (Более глубокую критику крайностей историко-критического метода см. в: T. Oden. Agenda for Theology: After Modernity What? Grand Rapids, 1990. P. 103–147). И поскольку современные университеты не присуждают степени доктора философии тем, кто лишь просто констатирует очевидную истину, эти ученые стараются превзойти друг друга, выдвигая все новые и новые, самые невероятные, теории.
И в этом сама сущность ереси: нововведения, самонадеянность и самообман.
Православный подход
Когда по Божьей милости я обрел православную веру и исцелился от вышеописанной богословской «шизофрении», покинул Содом, когда огонь и сера уже пожирали его, у меня не было желания оглядываться, чтобы бросить на него прощальный взгляд. Но, к сожалению, я обнаружил, что протестантские методы и предпосылки сумели затронуть своим влиянием некоторые круги даже внутри Православной Церкви. Причина, как было сказано выше, заключается в том, что протестантский подход к Священному Писанию заявляет себя как наука и поэтому некоторым православным ученым кажется, что они оказывают Церкви большую услугу, вводя этот ошибочный подход в наши семинарии и приходы. Но в этом нет ничего нового, так всегда действовала ересь, желая обмануть верных, как сказал святой Ириней, когда в свое время повел атаку на ереси:
«При этом они нарочно искусными оборотами слов увлекают простых людей к пытливости, а между тем губят этих несчастных, не могущих отличить лжи от истины, возбуждая в них богохульные и нечестивые мысли… Ибо заблуждение не показывается одно само по себе, чтобы, явившись в своей наготе, оно не обличило само себя, но, хитро нарядившись в заманчивую одежду, оно достигает того, что по своему внешнему виду для неопытных кажется истиннее самой истины (Святой Ириней Лионский. Обличение и опровержение лжеименного знания (против ересей), М. 1871. Книга 1, Предисловие).
Во избежание ошибок и недоразумений, я прямо заявляю, что православный подход к Священному Писанию не основывается на объективном научном исследовании, его понимание Священного Писания не покоится на новейших археологических данных, но коренится в особых взаимоотношениях с Автором Писания. Православная церковь есть Тело Христово, столп и утверждение истины и одновременно является орудием, посредством которого Бог (руками его членов) писал Священное Писание, и средством, с помощью которого Бог сохранил Писания.
Православная Церковь правильно понимает Библию, потому что существует единое живое Предание, идущее еще от Адама и сквозь все времена дошедшее до современных ее членов во плоти. То, что это истина, не может быть доказано в лаборатории; убежденность в этом дается Святым Духом и опытом жизни в Боге и в Церкви.
Здесь протестант задаст вопрос: а кто может доказать, что православное Предание правильное и что вообще существует какое-либо правильное предание? С самого начала Церковь верила в то, что существует только одна Церковь. Никейский символ четко выражает эту веру: «Верую… во едину, святую, соборную и апостольскую церковь». Это утверждение, которое признается почти всеми протестантскими исповеданиями, никогда не истолковывалось в смысле существования некоей невидимой Церкви, члены которой не могут прийти к взаимному согласию ни по одному пункту своего учения.
Соборы, установившие этот символ (так же, как и канон Священного Писания), анафематствовали тех, кто был вне Церкви, будь-то еретики как монтанисты, или раскольники как донатисты. Они не говорили: «Мы не согласны с учением монтанистов, но они такая же часть Церкви, как и мы». Наоборот, монтанисты были исключены из церковного общения, до тех пор пока они не вернутся в Церковь и не будут вновь приняты через святое крещение и миропомазание (в случае еретиков) или только миропомазание (в случае раскольников), (2 Вселенский Собор, канон 7).
Запрещалось даже – и запрещается до сих пор – совместная молитва с теми, кто находится вне Церкви (Апостольские правила 55, 56). В отличие от протестантов, провозглашающих героями тех, кто порывaет с одной группировкой и создает другую, свою собственную, в Древней Церкви подобная вещь считалась одним из самых тяжких грехов. Как предупреждал святой Игнатий Антиохийский (ученик апостола и евангелиста Иоанна): «Не обольщайтесь, братья мои! Кто следует за вводящим в раскол, тот не наследует Царствия Божия. Кто держится чуждого учения, тот не сочувствует страданию Христову» (Филадельфийцам 3:5).
Протестантское движение было вызвано к жизни папскими злоупотреблениями, но до тех пор пока латиняне не порвали с православным Востоком, этих злоупотреблений не было. Многие современные протестантские богословы недавно вновь обратились мыслью к этому первому тысячелетию «неразделенного христианства», постепенно начиная открывать для себя то великое сокровище, которое было утрачено Западом, в результате чего многие из них становятся православными (Недавно вышедшая трехтомная систематическая теология Т. Одена тактически основывается на предпосылке, что нормой для богословия является «всеобщий консенсус» первого тысячелетия. Если Оден будет последовательно придерживаться своей методологии, он неизбежно также придет к православию).
Очевидно, что справедливым является только одно из следующих трех положений:
- правильного предания не существует, врата ада одолели церковь и таким образом Евангелия и Никейский символ веры ошибочны;
- истинная вера заключена в папстве, с его меняющимися или вновь вводимыми догматами, которые определяются непогрешимым наместником Христа;
- Православная Церковь есть единственная Церковь, которая была основана Христом и сохранила в целости и неповрежденности Апостольское Предание.
Таким образом, перед протестантами стоит следующий выбор: релятивизм, римский католицизм или православие.
Большинство протестантов, из-за того что их основной богословский принцип, признающий «только одно Писание», смог привести лишь к разъединению и спорам, давно отказалось от идеи подлинного христианского единства. Утверждение, что истинная вера может быть только одна, воспринимается ими как смешная гипотеза. Когда они сталкиваются с такими строгими доводами относительно единства Церкви, как приведенные выше, они, как правило, возмущаются и обвиняют в отсутствии христианской любви. Оказавшись вне подлинного единства, они стремятся создать единство ложное под видом современной ереси экуменизма, в которой осуждаются лишь те вероисповедания, которые претендуют на исключительное обладание истиной.
Но здесь действует не любовь, как ее понимает Церковь, а гуманистическая сентиментальность. В основу же церковного единения положена любовь. Христос пришел не для того, чтобы учредить новую философскую школу, но, как Он Сам сказал, Он пришел, чтобы создать Свою Церковь, и врата ада не одолеют ее. И это новое общество, называемое Церковью, представляет собой «не механическое объединение внутренне разделенных личностей, а единение органическое» (Архимандрит Иларион (Троицкий). Христианства нет без Церкви. М. Православная беседа, 1992. С. 18)
Это церковное единство возможно лишь благодаря новой жизни, подаваемой Святым Духом и мистически укорененной в жизни церкви. «Христианская вера соединяет верных со Христом и таким образом составляет из них всех единое стройное тело. Христос творит сие тело, каждому сообщая Себя и Духа благодати ему подавая действенно, осязательно… Если будет порвана связь с телом Церкви, то отдельная личность, обособившись и замкнувшись в своем себялюбии, лишена будет благодатного воздействия Святого Духа, живущего в Церкви» (там же С. 24).
Церковь едина, ибо она есть Тело Христово, и разделить ее онтологически невозможно. Церковь едина, так же, как едины Христос и Бог Отец. Хотя эта концепция единства кому-нибудь может показаться несущественной, тем, кто испытал ее опытно в жизни, войдя в ее реальность, она таковой не кажется. И хотя это может показаться кое-кому слишком жестким и неприемлемым, такова церковная реальность и она «требует от каждого большого самопожертвования, смирения и любви» (там же С. 47).
Наша вера в единство Церкви имеет две стороны. Это и историческое единство, и единство, существующее в настоящем времени. Это значит, в частности, что когда, например, ушли из жизни апостолы, они не оторвались от церковного единства. Они по-прежнему являются частью церкви в не меньшей степени, чем когда входили в нее во плоти. Когда мы совершаем евхаристию в любой поместной Церкви, мы совершаем ее не одни, а вместе со всей Церковью, пребывающей как на земле, так и на небе. Святые на небесах даже ближе к нам, чем те люди, которых мы можем видеть или до которых мы можем дотронуться. Таким образом, в Православной Церкви нас учат не только те люди во плоти, которых Бог поставил чтобы нас учить, но и все церковные учители, пребывающие на небе и на земле – святой Иоанн Златоуст является учителем в нашей теперешней жизни в не меньшей степени, чем наш ныне живущий епископ, а фактически даже в большей. Это влияет на наш подход к Священному Писанию таким образом, что мы не толкуем его, полагаясь только на свои силы (2Петр.1:20), но делаем это вместе со всей Церковью. Такой подход был сформулирован в классическом определении святого Викентия Леринского:
«Если написанное Слово Божие свято, всесовершенно и всегда вполне вразумительно при сравнении одних мест с другими, то какая же надобность присоединять к нему еще авторитет церковного его разумения? Священное Писание, по самой его возвышенности, не все понимают в одном и том же смысле, но один толкует его речения так, другой иначе; так что почти сколько голов, столько же, по-видимому, можно извлечь из него и смыслов. А потому-то и совершенно необходимо, при таком множестве бесчисленно-разнообразных изворотов заблуждения, направлять нить толкования пророческих и апостольских писаний по норме церковно-вселенского их понимания. В самой же вселенской Церкви всеми мерами надобно держаться того, во что верили повсюду, во что верили всегда, во что верили все; потому что то только в действительности и в собственном смысле есть вселенское, как показывает и самое значение этого слова, что, сколько возможно, вообще все обнимает. А этому правилу мы будем, наконец, верны при том единственном условии, если будем следовать всеобщности, древности, согласию. Следовать всеобщности значит признавать истинной только ту веру, которую исповедует вся церковь на всем земном шаре; следовать древности значит ни в каком случае не отступаться от того учения, которого несомненно держались наши святые отцы и предки; следовать, наконец, согласию значит в самой древности принимать те только вероопределения и изъяснения, которых держались все или, по крайней мере, почти все пастыри и учители» (Святой Викентий Леринский. Памятные записки. Казань, 1863).
При таком подходе к Священному писанию в задачу отдельного человека не входит стремление к оригинальности, но, скорее, обязанность знать и понимать церковное предание. Мы не должны выходить за границы, установленные отцами церкви и должны быть верными преданию, полученному нами. Для этого необходимо много учиться и размышлять, но еще важнее – если мы хотим подлинно понять Священное Писание – погрузиться в мистическую жизнь Церкви. Вот почему, когда блаженный Августин пишет о том, как надо толковать Священное Писание (Христианская наука. Книги I–IV), то, недолго останавливаясь на тех знаниях, которые необходимо иметь при изучении Писания, он много места уделяет тому, каким должен быть человек, приступающий к толкованию Священного Писания (Блаженный Августин. Христианская наука. Киев, 1835):
Это тот:
- кто любит Бога всем сердцем своим и лишен гордыни;
- кто желает уразуметь Божественную волю, движимый верой и почтением, а не гордостью или жадностью;
- кто имеет чистое сердце, по возможности умирая миру сему; кто не боится и не старается кому-либо угодить;
- кто не ищет ничего иного, кроме знания Бога и единения со Христом;
- кто алчет и жаждет праведности;
- кто неустанно участвует в делах милосердия и любви.
При таких высоких требованиях мы тем более должны смиренно преклониться под водительство отцов, которые явили эти добродетели в своей жизни, и не обманываться на свой счет, полагая, что мы можем лучше истолковать святое Божье Слово, чем они. А что же можно сказать о работе, проделанной протестантскими учеными-библеистами? В той степени, в какой она помогает нам понять историю и значение неясных мест, она может быть использована наряду с Преданием.
Святой Григорий Назианзин так это формулировал, говоря о языческой литературе:
«Даже между пресмыкающимися гадами есть такие, что мы примешиваем их в целебные составы. Так и в науках мы заимствовали исследования и умозрения, но отринули все то, что ведет к демонам, к заблуждению, во глубину погибели.» (Святой Григорий Богослов. Творения. ч. 4. М. 1889. С. 51. Слово 43).
Таким образом, коль скоро мы воздерживаемся от поклонения ложным богам индивидуализма, модернизма и академического тщеславия и коль скоро мы рассматриваем историко-лингвистический анализ как рабочий инструмент, позволяющий пролить свет на неясные места в Писании, это будет способствовать нашему более глубокому пониманию Предания. Но когда протестантская наука выходит за пределы канонических текстов и проецирует чуждые идеи на Священное Писание, когда не согласуется с верой Церкви, какой та была всегда и везде, – тогда она заблуждается. Если протестанты посчитают такую точку зрения невежественной или наивной, пусть они сначала подумают над невежеством и наивностью тех ученых, которые хотят перекроить (а чаще всего просто игнорировать) двухтысячелетнее христианское учение.
Дает ли степень доктора философии возможность более глубокого проникновения в Божественные тайны, чем совместно накопленная мудрость миллионов отцов и матерей, верно служивших Богу и людям, перенесших страшные пытки и мучения, издевательства и пленения за свою веру? Обучаются ли христианству в тиши кабинетов или неся свой крест, на котором тебя же распнут?
Невежество свойственно тем, кто не удосужившись изучить Предание, считает, что им виднее, что только сейчас пришел некто, кто правильно понял истинный смысл Писания.
Заключение
Священное Писание, вероятно, является вершиной церковного Предания, но высота, на которую возводят нас Писания, познается лишь благодаря той высокой горе, которую эта вершина увенчивает.
Оторванная от контекста всего Предания, твердая скала Священного Писания превращается просто в глиняную массу, которой может быть придана любая форма в зависимости от желания того, кто за это берется. Нельзя говорить о почитании Священного Писания, если его неправильно используют или искажают, даже если это делается во имя возвышения его же авторитета. Мы обязаны читать Библию, это святое Слово Божие! Но для того чтобы понять, что оно хочет нам сказать, давайте смиренно сядем у ног святых, которые показали себя «делателями Слова, а не только слушателями» (Иак.1:22) и доказали собственной жизнью, что они достойные толкователи Писания.
Если же у нас возникают вопросы касательно писаний апостолов, то обратимся к тем, кто знал апостолов лично – к таким, как святые Игнатий Антиохийский и Поликарп Смирнский. Давайте спросим у Церкви и не будем впадать в самообольщение и самообман.
Активизировались дискуссии про слабость протестантского «Сола» (и заодно, кстати, первого принципа баптизма) — Только Писание. Первенствуют здесь, к сожалению, не православные (это было бы понятно), а самые что ни на есть «классические» протестанты и некоторые евангельские верующие — то есть те, которые должны, по идее, защищать это, а не атаковать. Попробую суммировать, что (как я считаю) следует понимать под этим принципом. Постараюсь быть как можено более осторожным.
Итак, «Только Писание» НЕ означает, что:
— Верующие должны читать только Библию. Есть немало книг, которые лучше помогают понять ту же Библию и ее историко-культурный контекст. Есть богословские труды, которые систематизируют библейское учение. Есть то, чем просто человек может увлекаться вообще вне религиозного поля — например, книгами по фотографии и т.д.;
— Библия — единственный источник Божьего Откровения. Не единственный. Небеса проповедуют славу Божью. Человеческая культура свидетельствует о Божьей красоте и ужасе греха. Церковь также является своего рода откровением (не спешите кидать в меня камни — дочитайте до конца!);
— Нам не нужна история Церкви, можно пренебречь традицией или опытом христианства (т.н. «Преданием»). Библию толковали до нас. Многие верующие прошли свой путь, наделали своих ошибок, имели свои благословения — и побольше нас. Отбрасывать все это — неумно, если не сказать противоречит библейскому учению — «поминайте наставников ваших» и т.д. Традиция — не зло. Зло — это поклонение традиции и закостенелость;
— Сторонники принципа Sola Scriptura обязательно должны прийти к 100-процентному мнению по всем вопросам и быть зрелыми верующими. Не будет такого. Наоборот, здесь кроется серьезный соблазн. А именно, «мы библейские, а вы — нет»; «я проповедую исключительно библейское учение, а они — свои предания», «долой ложное смирение». Напротив, даже самые библейские верующие, наученные самим Апостолами, имели разномыслия и должны были прийти в единство, в меру полного возраста Христова — что скорее всего, в совершенстве произойдет только на небесах;
— Нужно делать только то, что написано в Библии. Заповеди и духовные принципы — да, они незыблемы. Но формы, методы, служения, стили музыки, форма одежды, дизайн церковных зданий — они могут быть различны. Здесь нам Писание дает в Духе Святом определенную евангельскую свободу — все испытывайте, хорошего держитесь. Поэтому с выкладками в стиле «первые христиане не делали то или другое» (как аргументом) надо быть осторожнее;
— Вся духовная жизнь сводится к чтению / изучению Писания. О нет! Скорее, чтение / изучение Писания — это одно (возможно, важнейшее) из средств благодати, чтобы верующий познавал Бога. И он неотделим от молитвы, церковной жизни, послушания Божьим заповедям, служения.
Что же означает принцип «Только Писание»?
— Библия — есть МЕРИЛО во всех вопросах веры и практики, а значит все должно просеиваться через сито ее истины;
— Библия — канон, источник Предания, но не наоборот. Церковь — столп и утверждение Истины, но не есть Сама Истина. Истина — это Христос и Его Слово;
— Библия — это Божье Откровение, которое единственно точно, подробно и ясно (в отличие от других источников!) открывает нам волю Божью, Его Личность, Его замысел, Его путь спасения во Христе. Все остальное может подтвердить Библию, но не заменить ее;
— Библия (особенно в своих основных положениях, касающихся спасения и святой жизни) — ясна, понятна, целостна и непротиворечива. Более того, она же сама по себе достаточна для спасения и наследования вечной жизни.
Скажу еще одну вещь — наверное, прозвучит резковато и категорично. Если вы считаете, что Библия — это не более, чем собрание критических текстов, и главное — это авторитет толкователя, то это мышление интересное, наукообразное, академическое, философское или какое угодно. Но не библейское и не христианское. Библия — это больше, чем собрание разножанровых текстов. Библия — это Слово Божье. А значит, в нем есть вещи, которые верующие считают вечными истинами, напрямую исходящими от Бога — независимо от нашего понимания и интерпретации. Они стоят выше всего опыта человечества за все времена. Они превосходят весь опыт Церкви. Они важнее, чем все мои личные переживания. И да, доказать это все неверующим до конца невозможно. Здесь вера, действие Духа Святого. И только такая вера дает жизнь вечную.
Dixi.
Один из фундаментальных принципов протестантизма,Sola Scriptura, подразумевает отрицание Предания Церкви в качестве источника вероучения. В то же время рост числа разногласий в понимании Писания, в том числе между Лютером и Цвингли, ставит под сомнение экзегетический оптимизм первой трети XVI в. Автор показывает, что со временем в разных деноминациях появляется свое собственное «предание», отражающееся в символических книгах, исповеданиях, а также вероучительных авторитетах, а также необходимое для доказательства истинности именно их взглядов.
Любой человек, более-менее знакомый с богословием реформации, прекрасно знает, что протестанты отрицали Предание Церкви в качестве источника вероучения и утверждали принцип Sola Scriptura – только Писание. Библия самодостаточна, она трактует саму себя, в ней есть ответы на все вопросы – слышим мы сегодня от баптистов и пятидесятников. В этом смысле православные, отстаивающие необходимость Предания, кажутся какими-то «не вполне христианами», которым нужны еще какие-то книги, кроме Слова Божьего. Правда у православных есть простое возражение – Библия непогрешима, спору нет, но для спасения еще нужен Сам Бог. Можно ли общаться с Богом, только лишь читая Библию, или есть другие способы богообщения? Вот вопрос православных, на который протестантам предстоит ответить. Один ответ у протестантов всегда готов: есть еще молитва, но молиться можно только буквальными цитатами из Библии, или словами, которые пересказывают Библию – и ничего больше! Легко убедиться в том, что этот тезис не исполняет ни одно протестантское исповедание – у каждого из них есть свои «сборники гимнов», и они отнюдь не сводятся только к цитированию или пересказу Библии. Молитва – и все? – спрашивают православные. Тут у протестантов начинаются разногласия. Например, еще в эпоху реформации Лютер был убежден, как и вся Церковь до него, что, кроме молитвы, важным и незаменимым способом богообщения являются Таинства, а вот его коллега, швейцарский реформатор Цвингли, был убежден, что нет. И в результате…
Впрочем, не будем забегать вперед. Конечно, исследователь богословия Лютера быстро докажет, что виттенбергский вождь действительно поначалу полагал, что каждый верующий способен отчетливо понимать смысл Библии, если его (разумеется, индивидуально) просветит Святой Дух. Но эта позиция Лютера объяснима, исходя из сильного отторжения католической опоры на некие документы, которые, в частности, обосновывали светскую власть Папы и другие новации в католическом предании, позволявшие объяснить то причащение под одним видом для мирян, то чистилище, то индульгенции. Маятник просто обязан был резко качнуться в другую сторону, – и он качнулся: никакого Предания – таково «предание Лютера»; только Писание! Все ясно и логично: Бог индивидуально просвещает каждого верующего, и он истинно трактует Библию. Вот только между верующими постоянно возникают разногласия, часто по фундаментальным вопросам – и как же быть тогда – кто будет решать, где истинное просвещение Духа, а где – лжеоткровения? В христианстве для этого всегда существовали церковные соборы, ибо христиане были убеждены, что только Церковь как Тело Христово непогрешима, а отдельные люди, увы, погрешают. В протестантизме с этим сразу возникли сложности – протестантская теория спасения гласила, что каждый спасается мгновенно, по вере, Бог мгновенно прощает ему все грехи – и, по крайне мере в юридическом смысле, каждый верующий может считаться святым, да и не только в юридическом. Здесь непогрешимость проявляется хотя бы в том, что все грехи заранее тебе прощены. К тому же, срабатывало противопоставление бедных верующих, страдавших под гнетом папства – исказившего истину Католической Церкви. Если католичество, как полагал Лютер, почти 15 веков ошибалось, то на этом фоне рядовой верующий казался скорее жертвой: ошибались они, – папа, епископы, монахи, – а мы просто терпели их искажения, болели болезнями, которыми они нас заразили. Ну так теперь мы все исправим! Такая программа, казалось, не просто повышала статус отдельного верующего, но и придавало его действиям по реформированию Церкви известную непогрешимость.
Все это замечательно, но между верующими накапливались разногласия. Лютер мог закрывать на это глаза, делая вид, что все это мелочи, ведь главное дело – очищение католичества от скверны – идет полным ходом. Вот и швейцарец Цвингли у себя на родине успешно реформирует Церковь. Но когда Лютер детальнее ознакомился с учением Цвингли, выяснилось, что «дьявол прячется в деталях» – доктрина Цвингли в деталях порой довольно существенно расходилась со взглядами Лютера. Как же так: оба признанных вождя реформации казались просвещенными Святым Духом, оба учили спасению по вере и критиковали католичество, но к согласию так и не смогли прийти. Значит, само по себе чтение Библии не только рядовым верующим, но даже и лидером реформации не гарантирует истины? Уже этот факт способен был сильно поколебать тезис «только Писание». Вот как эту ситуацию комментирует известный английский богослов-протестант Алистер Макграт: «Лютер, похоже, утверждает, что обычный благочестивый верующий христианин вполне способен читать Писание, прекрасно понимая прочитанное. Аналогичная позиция отстаивается Цвингли в его важном трактате «О ясности и определённости Слова Божьего», написанном в 1522 году. Цвингли пишет: «Слово Божие, как только оно воздействует на понимание человека, освящает его так, что он понимает его». И всё же к концу 1520 гг. этот экзегетический оптимизм был в значительной степени подорван, в основном из-за серьёзных разногласий между Лютером и Цвингли по поводу толкования одного библейского текста: «Hoc eat Corpus Veum» – «…сие есть Тело Моё» (Мф.26:26). Этот текст является центральным в Евхаристии и, следовательно, имеет огромное литургическое значение как для реформатора, так и для католика. Для Лютера этот текст означал: «это есть Моё Тело», иными словами, хлеб Евхаристии есть Тело Христа. Для Цвингли, однако, толкование этого места было несколько иным: «это обозначает Моё Тело», иными словами, хлеб Евхаристии представляет Тело Христа. …серьёзность разногласий между реформаторами относительно Таинств не только разделила магистерскую реформацию на два течения. Она показала, как трудно было достичь согласия по поводу толкования даже тех мест Писания, которые Лютер считал наиболее понятными. Экзегетический оптимизм конца 1510-х – начала 1520-х годов проявлялся в предположении, что обычный христианин мог понимать Писание. Однако к 1530-м гг. всё больше утверждалось мнение, что для надёжного понимания Писания необходимо было хорошо знать древнееврейский, греческий и латинский языки и быть знакомым со сложными лингвистическими теориями» [1, C.188-189].
Увы, но попытка Лютера найти выход в знании языков и правил экзегетики очень быстро натолкнулась на неодолимые препятствия. Во-первых, это противоречит его же собственной теории об индивидуальном просвещении Духом каждого верующего – получается, что теперь без выдающихся познаний в филологии «просвещение Духа» ничего не значит? Или, быть может, Дух дает всем верующим дар знания языков? Это уже похоже на пятидесятников, но Лютер такому не учил; как пятидесятники знают языки – мы сегодня слишком хорошо знаем. Во-вторых, среди коллег Лютера по швейцарской реформации были люди, знавшие библейские языки и латынь, но их интерпретация Библии все равно была иной. С тех пор ничего не изменилось – среди лютеран, англикан, реформатов есть люди, знающие все эти языки и хорошо знакомые со «сложными лингвистическими теориями», но трактовки Библии остаются далеко не одинаковыми, мягко говоря. И проблема не только в этом. Она еще и в том, что уже во времена Лютера рядовые верующие, которым, как предполагалось, Сам Дух сообщает непогрешимые трактовки Писания, вели себя как-то не очень свято. Да и анархия в трактовках Библии была выдающаяся – как же быть? Снова обратимся к Макграту: «Первоначально магистерская Реформация соглашалась с тем, что каждый человек обладал правом толковать Писание, однако впоследствии её идеологов стали волновать социальные и политические последствия этой идеи. Крестьянское восстание 1525 г., похоже, убедило некоторых (например, Лютера), в том, что отдельные верующие (особенно германские крестьяне) были просто не в состоянии толковать Писание. По иронии судьбы движение, которое придавало такое значение Писанию, впоследствии стало отказывать своим менее образованным членам в доступе к этому Писанию из опасения, что они могут неправильно его истолковать (иными словами, истолковать его не так, как магистерские реформаторы). Например, школьные правила Вюртембергского герцогства гласили, что лишь наиболее способные ученики получали право изучать Новый Завет в выпускном классе при условии, что обучение будет вестись на греческом и латинских языках. Остальная масса должна была вместо этого читать «Малый катехизис» Лютера. Таким образом, прямое толкование Писания становилось уделом небольшой привилегированной группы людей. Иными словами, речь шла о том, придерживались ли вы в вопросе толкования Писания точки зрения папы, Лютера или Кальвина. Принцип «ясности Писания» был, похоже, вынесен за поля в свете использования Библии более радикальными кругами в реформации. Аналогичным образом мысль о том, что каждый человек обладал правом верно толковать Писание, стала исключительно достоянием радикалов» [1, C.192].
Но это ведь, по сути, практически возвращение к традиционному принципу Предания. Только вместо церковного предания предлагается «предание Лютера». И такое возвращение было неизбежно – надо же было как-то отделить лютеранскую «истину» не только от католической «лжи», но и от «лжи» революционных протестантов – того же Мюнцера, например. Ведь последний, как и его соратники, вполне справедливо упрекал доктора Мартина в непоследовательном воплощении идей реформации: слишком много Лютер оставлял из наследия ненавистного папства; те же Таинства (крещение, причастие) – ну зачем они, когда мы раз и навсегда спасены по вере? Но для Лютера причастие незыблемо, иначе нет Церкви, а значит, он вынужден обращаться к Преданию Церкви, поскольку из принципа «только Писание» традиционная трактовка причастия не следует с железной необходимостью. Радикальных протестантов «дух» просветил в этом вопросе иначе, чем Лютера. И здесь можно констатировать: «Единственным крылом Реформации, которое последовательно применяло принцип «sola Scriptura», была радикальная Реформация или «Анабаптизм». Для таких радикалов (или «фанатиков», как называл их Лютер), как Томас Мюнцер или Каспар Швенкфельд, каждый человек, находясь под водительством Святого Духа, обладал правом толковать Писание так, как ему хотелось. Для радикала Себастьяна Франка Библия является «Книгой за семью печатями, которую нельзя открыть без ключа Давида, которым является просветление Духа». Таким образом, был открыт путь индивидуализму, и личное суждение отдельного человека было поставлено выше коллективного суждения Церкви. Так, радикалы отрицали крещение младенцев (которого продолжали придерживаться магистерские реформаты) как небиблейскую практику. … Аналогичным образом отрицались такие доктрины, как доктрины Троицы и Божественности Христа, как не имеющие достаточных библейских оснований. … Такой взгляд открывал дорогу анархии и, как показала история радикальной Реформации, анархия не замедлила проявиться» [1, C.179-180].
Обратим внимание, что последовательное применение принципа sola Scriptura было именно у радикальных протестантов, которые отрицали Таинства, превращая их в простые обряды – если отрицается богообщение в причастии или крещении, и в Церкви вообще, то единственный способ общаться с Богом – это читать Библию. Налицо явный рационализм положения «только Библия», отрицание при этом мистики Таинств и мистики аскетизма. Но у протестантов на это был готов ответ: Таинства и аскетизм «испорчены» папством в сторону «магии спасения» – индульгенций, автоматической действенности Таинств (ex opere operato) и т.п. Писание здесь, как последний якорь спасения, – последний неискаженный источник общения с Богом (заметим, что если бы Церковь противопоставляла формуле sola Scriptura свою формулу, то это могла быть формула «только Предание», ибо она включает в себя и Писание, и Таинства, и всю полноту общения Церкви с Господом – именно об этом мы поем в Символе веры: «верую во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь»). Революционеры христианства, в отличие от его реформаторов, как раз и выступали за опору на Писание, очищенное от всяческих «преданий» пятнадцати веков. В этом смысле наследниками радикалов реформации со всей очевидностью выступают баптисты и пятидесятники, которых ныне именуют неопротестантами.
И вот здесь мы позволим себе не согласиться с Макгратом – даже радикальные протестанты все равно были не в состоянии последовательно провести тезис sola Scriptura, поскольку последовательно провести его просто нельзя. Все равно и у этих групп появлялось нечто подобное символическим книгам исповеданий «умеренной» реформации, а дальше – свои догматики, свои вероучительные автроритеты и т.д. Надо же было как-то объяснить, чем твое понимание христианства отличается от других, и противостоять полной анархии трактовок Библии. Т.е. неизбежно возникло свое предание – у адвентистов этот принцип выражен особенно ярко в связи с приданием особого статуса сочинениям Елены Уайт. А «магистерские» реформаторы (Лютер, Кальвин и т.д.) в своей борьбе с католичеством и радикальным протестантизмом были вынуждены не только конструировать предание собственных конфессий, основанное как на их личном наследии, так и на «согласии отцов» их церкви (напр., Книга Согласия у лютеран), но и частично опираться на Предание Церкви – кто же поверит только Лютеру и Кальвину и их трактовкам Библии? Надо было запастись более прочным фундаментом и попытаться показать, что вожди реформации заимствовали свои доктрины у неискаженной Церкви прошлого, – т.е. они не являются сектантами, а только продолжают веру отцов. Макграт утверждает: «неудивительно, что реформаторы обращались к Отцам Церкви как надёжным толкователям Писания. Этот вопрос является особенно важным, однако, к сожалению, на него не было обращено заслуженное внимание. Одной из причин, по которым реформаторы высоко ценили писания Отцов Церкви, особенно Августина, было то, что они считали их выразителями библейского богословия. Иными словами, реформаторы считали, что Отцы стремились выработать богословие, основанное лишь на одном Писании – именно то, к чему стремились сами реформаторы в шестнадцатом веке» [1, C.180-181].
В последнем случае реформаторы были наиболее близки к истине, обращаясь напрямую к Преданию Церкви. Однако они ошибались и здесь, во-первых, потому что часто сводили Предание к одному лишь Августину, из которого, однако, черпали только то, что подходило под их собственные доктрины и отвергали при этом мнение других отцов, особенно восточных; во-вторых, потому что понимали Предание лишь как сборник текстов отцов и у самих отцов тщетно искали учения об опоре на один только текст Библии, не понимая, что Предание – это живое общение Церкви с Богом – в Таинствах, в самой жизни святых. Но вожди реформации отвергли опыт святости Церкви, обеспечив всех верующих гарантированной «номинальной святостью», и отвергли полноту Таинств, покинув Церковь и исказив сами Таинства. А в итоге принцип «только Писание» разрушил не только Писание, но и все сияющее здание божественной христианской истины. И наследникам реформации осталось только питаться плодами древа, у которого отрубили большую часть корней и ветвей.
Что же касается Церкви, то митрополит Антоний Сурожский, формулируя святоотеческое восприятие Писания и Предания, говорит так: «Народ Божий… это народ, который так укоренен в Боге, так знает Его личным опытом, что он мог бы написать и провозглашать Библию, а не только пересказывать и повторять ее. И пока мы не научимся такому подходу к нашему благовестию… неся библейскую весть людям, независимо от того, существует ли Библия физически или нет, – мы все еще не народ Божий. Мы просто люди, повторяющие сказанное другими, словно почтальон, который доставляет чужие письма. Этого недостаточно. Если бы мы были народом Божиим в истинном смысле, мы бы не раздражали людей бесконечными цитатами, которые им приелись и вызывают тошноту. Мы бы сами были откровением того, что должно быть явлено» [2, С.959-960]. В этом-то и главное различие: опыт общения с Богом делает нас Церковью, а не просто пересказ того, как кто-то когда-то общался с Богом. Без того, чтобы наряду с библейскими словами передать Самого Бога, соединение с Ним, проповедь Евангелия превращается в подобие агитации и пропаганды. Выбор таков – либо нести Живое Слово Божие, либо – мертвую Библию; мертвую, ибо без Слова Жизни Библия не дает жизни. Православная Литургия, сам опыт стяжания благодати святыми как раз и делает проповедь истинным Евангелием, ведь в противном случае действительно остается только раздражение людей бесконечными цитатами, которые вызывают тошноту. Для доказательства посмотрите на современный американский евангелизм – бесконечное повторение цитат из Писания, но без богообщения. Одна из духовных дочерей митрополита Антония как-то написала ему: «Молите Бога дать мне мужество никогда не попытаться построить Его мнимое присутствие, чтобы заполнить ужасающую пустоту Его отсутствия» [цит. в: 2, С.873]. Разумеется, мы все так или иначе виновны в этом грехе – но это наши грехи, но не грех Церкви, в которой всегда есть истинная Литургия и истинная святость. Но посмотрите на нынешних баптистов и особенно пятидесятников – разве их примитивные стихи, эстрадная музыка и другие способы «разгорячения публики» не есть явная попытка заполнить ужасающую пустоту отсутствия Бога Его мнимым присутствием и возвести это едва ли не в правило молитвы?
1. Макграт А. Богословская мысль реформации. – Одесса: Богомыслие, 1994.
2. Митрополит Антоний Сурожский. Труды. – М.: Практика, 2002.
https://doi.orq/10.30853/manuscript.2019.6.37
Матаков Константин Анатольевич
ПРИНЦИП SOLA SCRIPTURA В РАННЕМ ПРОТЕСТАНТИЗМЕ
Статья раскрывает сущность принципа «только Писание» в богословии ранней Реформации. Обращается особое внимание на то, что этот принцип означал критическое отношение к католическому пониманию церковного предания и самодовлеющую роль Библии в протестантизме. Однако в действительности уже главные богословы Реформации вынуждены были наряду с акцентированием главного значения Писания подчеркивать роль церковной нормы при толковании Писания, значение литургической традиции и, следовательно, создавать свое, уже протестантское предание, в результате чего было выявлено внутреннее противоречие принципа Sola Scriptura.
Адрес статьи: www.gramota.net/materials/9/2019/6/37.html
Источник Манускрипт
Тамбов: Грамота, 2019. Том 12. Выпуск 6. C. 179-182. ISSN 2618-9690.
Адрес журнала: www.gramota.net/editions/9.html
Содержание данного номера журнала: www.gramota.net/materials/9/2019/6/
© Издательство «Грамота»
Информация о возможности публикации статей в журнале размещена на Интернет сайте издательства: www.aramota.net Вопросы, связанные с публикациями научных материалов, редакция просит направлять на адрес: hist@aramota.net
Философия религии и религиоведение
Philosophy of Religion and Religious Studies
УДК 1; 2; 28; 284 Дата поступления рукописи: 03.03.2019
https://doi.org/10.30853/manuscript.2019.6.37
Статья раскрывает сущность принципа «только Писание» в богословии ранней Реформации. Обращается особое внимание на то, что этот принцип означал критическое отношение к католическому пониманию церковного предания и самодовлеющую роль Библии в протестантизме. Однако в действительности уже главные богословы Реформации вынуждены были наряду с акцентированием главного значения Писания подчеркивать роль церковной нормы при толковании Писания, значение литургической традиции и, следовательно, создавать свое, уже протестантское предание, в результате чего было выявлено внутреннее противоречие принципа Sola Scriptura.
Ключевые слова и фразы: протестантизм; Реформация; богословие; церковь; Писание; католичество; религия.
Матаков Константин Анатольевич, к. филос. н., доцент
Брянский государственный университет имени академика И. Г. Петровского matakow @yandex. ru
ПРИНЦИП SOLA SCRIPTURA В РАННЕМ ПРОТЕСТАНТИЗМЕ
Как известно из истории христианства, в XVI веке в лоне Католической церкви возникает реформацион-ное движение, приведшее к возникновению протестантских конфессий, до сих пор оказывающих мощное влияние на историю человеческой цивилизации. В связи с этим до сих пор актуальным является понимание того, чему учили и учат протестанты в отличие от других христиан. Следовательно, было бы целесообразным проанализировать реформационное учение о Библии, которое является одним из краеугольных камней протестантизма. Мы видим нашу задачу в том, чтобы рассмотреть учение Sola Scriptura (только Писание) в раннем протестантизме и показать его в контексте противостояния католической традиции. До сих пор эта доктрина исследовалась лишь в контексте протестантского примата Писания над Преданием в Римской церкви. Мы хотим показать, что само это понимание Библии уже в раннем протестантизме было внутренне противоречивым и фактически привело к отказу от абсолютной исключительности Писания и созданию нового, протестантского Предания. Изначально этот принцип был связан с Лютеранской церковью, и современный лютеранский теолог Роберт Пройз называет принцип Sola Scriptura паролем для каждого лютеранина [7, с. 23].
Действительно, Лютер неоднократно высказывался в духе исключительности Священного Писания для формулировки богословских доктрин: «Таким образом, Писание — само себе свет. Прекрасно, когда Писание толкует само себя» [Цит. по: 3]. Точно так же, по крайней мере, в ранний период творчества, Лютер допускал, что толковать Библию может каждый человек: «…мы ведь все христиане, как отмечено выше; у всех у нас одна вера, одно Евангелие, одно Причастие. Как же можем мы не обладать и властью воспринимать и судить, что истинно или неистинно в вере?» [4]. Однако в полном смысле слова принцип «только Писание» сформулирован лишь в Формуле согласия в 1577 году: «…единственным и абсолютным правилом и стандартом … являются только пророческие и апостольские Писания Ветхого и Нового Заветов… другие же писания древних или современных учителей, кем бы они ни были созданы, не должны расцениваться как равные Святым Писаниям, но все они вместе взятые должны быть подчинены им» [9].
Тем самым точка зрения Лютера стала догматом Лютеранской церкви, как и другие его новации в богословии, например учение о вездесущии Тела Христова. Разумеется, эта позиция Лютера относительно абсолютизма Писания объяснима, исходя из сильного отторжения католической доктрины, которая в своем церковном предании опиралась на некие документы (в частности, «Константинов дар» и другие), обосновывавшие светскую власть Папы. Закон маятника, как это нередко бывает в истории мысли, вновь сработал. Когда-то, в пятом столетии, крайности пелагианского учения, отрицавшего особую роль благодати в спасении и делавшего слишком большой акцент на человеческих усилиях, породили другую крайность — доктрину предопределения у Августина, фактически отрицавшего человеческую свободу в спасении (впоследствии это учение Августина очень пригодится лидерам Реформации). В данном же случае слишком сильный акцент
Католической церкви на внебиблейские источники и попросту на поддельные документы (как «Константинов дар») породил иную крайность: никакого Предания в лице церковной традиции — таково «предание Лютера» [8, с. 615]; только Писание! Все ясно и логично: Бог индивидуально просвещает каждого верующего, и он истинно трактует Библию. Вот только между верующими постоянно возникают разногласия, часто по фундаментальным вопросам, и как же быть тогда — кто будет решать, где истинное просвещение Духа, а где — лжеоткровения? В христианстве для этого всегда существовали церковные соборы, ибо христиане были убеждены, что только Церковь как Тело Христово непогрешима, а отдельные люди, увы, погрешают.
В протестантизме с этим сразу возникли сложности — протестантская теория спасения гласила, что каждый спасается мгновенно, по вере, Бог мгновенно прощает ему все грехи, и, по крайней мере, в юридическом смысле, каждый верующий может считаться святым, да и не только в юридическом [2]. Здесь непогрешимость проявляется хотя бы в том, что все грехи заранее тебе прощены. Соответственно, она может проявляться и в толковании Библии — отсюда и мнение, что каждый человек способен понять библейские истины, читая текст Писания. И снова наблюдается «закон маятника»: срабатывало противопоставление бедных верующих, страдавших под гнетом папства — исказившей истину Католической церкви. Если католичество, как полагал Лютер, почти 15 веков ошибалось в понимании сути христианского учения, состоявшей в «оправдании по вере», то на этом фоне рядовой верующий казался скорее жертвой; ошибались они -папа, епископы, монахи, а мы просто терпели их искажения, болели болезнями, которыми они нас заразили. Такая программа, вылившаяся в доктрину всеобщего священства мирян, казалось, не просто повышала статус отдельного верующего, но и придавала его действиям по реформированию Церкви известную непогрешимость [10, с. 234]. Стало быть, рядовому верующему не нужен надсмотрщик в лице папы, епископов и вообще всей католической иерархии — он и сам способен узреть спасительные догматы в Писании.
Но между верующими накапливались разногласия. Причем не просто между верующими, а между вождями Реформации. Скажем, поначалу Лютер приветствовал реформаторскую деятельность Ульриха Цвин-гли в Швейцарии, но когда он внимательнее ознакомился с учением Цвингли, выяснилось, что «дьявол прячется в деталях» — доктрина швейцарца в деталях порой довольно существенно расходилась со взглядами Лютера. Как же так: оба признанных вождя Реформации казались просвещенными Святым Духом, оба учили спасению по вере и критиковали католичество, но к согласию так и не смогли прийти? Значит, само по себе чтение Библии не только рядовым верующим, но даже и лидером Реформации не гарантирует истины? Уже этот факт способен был сильно поколебать тезис «только Писание». И когда Лютер встретился с Цвин-гли во время Марбургского диспута в 1529 году, от былого единства с цюрихским реформатором не осталось и следа. Три дня диспута не дали никаких результатов. Стороны были согласны с доктриной оправдания по вере и с тем, что большинство католических таинств должно быть упразднено; не было особых разногласий и по вопросу о предопределении. Упрощение обрядности Римской церкви тоже не вызывало бурной дискуссии. Но вот по вопросу о причастии разногласия оказались непреодолимыми. Речь шла о евангельских словах Христа «сие есть Тело Мое».
Для Лютера этот текст означал буквальную трактовку: хлеб Евхаристии есть Тело Христа. Для Цвингли, однако, трактовка этого места была другой и прямо противоположной: «это обозначает Моё Тело» — иными словами, хлеб Евхаристии — символ Тела Христа. Серьёзность разногласий между вождями реформы относительно таинств не только разделила Реформацию на два течения. Она продемонстрировала, как трудно достичь согласия по поводу толкования даже тех мест Писания, которые Лютеру казались наиболее понятными. Оптимизм 1519-1529 годов (до Марбургского диспута с Цвингли), что любой христианин мог понимать Писание, сменился к 1530-м гг. относительным пессимизмом: всё больше преобладало мнение, что для правильного понимания Писания необходимо хорошо знать еврейский, греческий и латынь [5, с. 189]. Характерно, что в этом вопросе Лютер проявляет себя как упрямый католик: для него без Евхаристии нет Церкви, он не может себе представить жизнь верующего без причастия Телу и Крови Христовым, что можно объяснить его монашеским опытом. Будучи монахом, он привык регулярно причащаться и видел в этом благодатный опыт своей жизни в Боге. Для Цвингли, наоборот, Евхаристия — всего лишь знак Тела Христа, воспоминание о Его Жертве, и он искренне не понимал, для чего Лютеру оставлять римское понимание причастия.
Увы, но попытка Лютера найти выход в знании языков и правил экзегетики очень быстро натолкнулась на неодолимые препятствия. Во-первых, это противоречит его же собственной теории об индивидуальном просвещении Духом каждого верующего — получается, что теперь без выдающихся познаний в филологии «просвещение Духа» ничего не значит? Или, быть может, Дух дает всем верующим дар знания языков? Это уже похоже на пятидесятников, но Лютер такому не учил. Во-вторых, среди коллег Лютера по швейцарской Реформации были люди, знавшие библейские языки и латынь, но их интерпретация Библии все равно была иной. С тех пор ничего не изменилось — среди лютеран, англикан, реформатов есть люди, знающие все эти языки и хорошо знакомые с библеистикой, но трактовки Библии остаются далеко не одинаковыми, мягко говоря. Почему? Да потому что различаются богословские традиции в толковании Библии.
И проблема не только в этом. Она еще и в том, что уже во времена Лютера рядовые верующие, которым, как предполагалось, Сам Дух сообщает непогрешимые трактовки Писания, вели себя как-то не очень свято -скажем, во время Крестьянской войны. Да и анархия в трактовках Библии была выдающаяся, разногласия среди протестантов стали притчей во языцех — как же быть? Английский историк Реформации Макграт пишет: «Реформация соглашалась с тем, что каждый человек обладал правом толковать Писание, однако… крестьянское восстание 1525 г., похоже, убедило некоторых. в том, что отдельные верующие (особенно
германские крестьяне) были просто не в состоянии толковать Писание» [Там же, с. 192]. Но такая позиция уже не так сильно отличается от католиков. Скажем, школьные правила Вюртемберга гласили, что лишь самые способные ученики получали право изучать Новый Завет в последнем классе при условии, что обучение велось на греческом и латинском. Остальные изучали «Малый катехизис» Лютера. Иными словами, прямое толкование Библии становилось уделом небольшой образованной группы. Главное было — придерживаться богословия Лютера. Принцип «ясности Библии» был несколько дезавуирован в свете использования Библии более радикальными протестантами. И тогда мнение, что каждый человек может верно трактовать Библию, полностью перешло к радикальной Реформации [Там же].
Но это ведь по сути — практически возвращение к традиционному принципу Предания. Только вместо церковного предания предлагается «предание Лютера» или кого-то другого из лидеров Реформации, а вместо Папы и католического магистериума — образованная элита из лютеранских богословов. И такое возвращение было неизбежно — надо же было как-то разграничить лютеранскую «истину» не только от католической «лжи», но и от «лжи» революционных протестантов — того же Мюнцера, например. Ведь последний, как и его соратники, отрицали казавшиеся незыблемыми догматы — о крещении детей или о присутствии Тела Христова в причастии. Но для Лютера причастие незыблемо, а значит, он вынужден обращаться к Преданию Церкви, поскольку из принципа «только Писание» традиционная трактовка причастия не следует с необходимостью. Однако радикальных протестантов «дух» просветил в этом вопросе иначе, чем Лютера. И здесь можно констатировать: «Единственным крылом Реформации, которое последовательно применяло принцип «sola Scriptura», была радикальная Реформация. Для таких радикалов. как Томас Мюнцер… каждый человек, находясь под водительством Святого Духа, обладал правом толковать Писание так, как ему хотелось» [Там же, с. 179]. Тем самым побеждал радикальный индивидуализм, и личное суждение было окончательно поставлено выше соборного мнения Церкви. Радикалы-антитринитарии Реформации даже отрицали учение о Троице и Божественности Иисуса, для которых не находили оснований в Библии. Такой взгляд порождал чехарду догматических формулировок у радикалов, и история радикальной Реформации свидетельствует нам об анархии в этих кругах [Там же, с. 180].
Обратим внимание, что последовательное применение принципа Sola Scriptura было именно у радикальных протестантов, которые отрицали таинства, превращая их в простые обряды: если отрицается богообщение в причастии или крещении и в Церкви вообще, то единственный способ общаться с Богом — это читать Библию. Налицо явный рационализм положения «только Библия», отрицание при этом мистики таинств и мистики аскетизма. Писание здесь как последний якорь спасения — последний неискаженный источник общения с Богом (заметим, что если бы Церковь противопоставляла формуле Sola Scriptura свою формулу, то это могла быть формула «только Предание», ибо оно включает в себя и Писание, и таинства, и всю полноту общения Церкви с Богом). Революционеры христианства, в отличие от его реформаторов, как раз и выступали за опору на Писание, очищенное от всяческих «преданий» пятнадцати веков. В этом смысле наследниками радикалов Реформации со всей очевидностью выступают баптисты и пятидесятники, которых ныне именуют неопротестантами.
И вот здесь мы позволим себе не согласиться с Макгратом — даже радикальные протестанты все равно были не в состоянии последовательно провести тезис Sola Scriptura, поскольку последовательно провести его просто нельзя. Все равно и у этих групп появлялось нечто подобное символическим книгам исповеданий «умеренной» Реформации, а дальше — свои догматики, свои вероучительные авторитеты и т.д. Надо же было как-то объяснить, чем твое понимание христианства отличается от других, и противостоять полной анархии трактовок Библии. Т.е. неизбежно возникло свое предание — у адвентистов этот принцип выражен особенно ярко в связи с приданием особого статуса сочинениям Елены Уайт [6]. А «магистерские» реформаторы (Лютер, Кальвин и т.д.) в своей борьбе с католичеством и радикальным протестантизмом были вынуждены не только конструировать предание собственных конфессий, основанное как на их личном наследии, так и на «согласии Отцов» их Церкви, но и частично опираться на Предание Церкви. Надо было запастись более прочным фундаментом и попытаться показать, что вожди Реформации заимствовали свои доктрины у неискаженной Церкви прошлого — т.е. они не являются сектантами, а только продолжают веру отцов. Макграт утверждает, что Лютер и Кальвин часто обращались к Отцам Церкви как толкователям Библии. Тем самым они стремились подчеркнуть, что не придумывают ничего нового, не являются сектантами и раскольниками, а напротив, — продолжают следовать «здоровому течению» в Церкви, которое всегда отражало библейское богословие. И главным Отцом Церкви тут, безусловно, был Августин, ибо его доктрина предопределения имела сходство с протестантской доктриной. Вожди Реформации, видимо, полагали, что Отцы Церкви создавали богословие, основанное только на Библии, как и они сами [5, с. 180-181].
В последнем случае реформаторы были наиболее близки к традиционной точке зрения, обращаясь напрямую к Преданию Церкви. Однако богословские проблемы были и здесь — во-первых, потому что часто сводили Предание к одному лишь Августину, из которого, однако, черпали только то, что подходило под их собственные доктрины, и отвергали при этом мнение других Отцов, особенно восточных (скажем, Августин не учил «оправданию по вере»); во-вторых, потому что понимали Предание лишь как сборник текстов Отцов Церкви и у самих Отцов тщетно искали учения об опоре на один только текст Библии, не понимая, что Предание — это живое общение Церкви с Богом — в таинствах, в самой жизни святых. Но вожди Реформации отвергали традиционное учение о святости, заключающееся в сотрудничестве свободной воли человека и божественной благодати, формулируя принцип предопределения, согласно которому сам человек не участвует
в обретении святости — он совершенно пассивен при воздействии божественной благодати [9]. Святости Отцов Церкви они фактически противопоставили собственную святость.
Что же касается Церкви, то православный митрополит Антоний Сурожский, формулируя святоотеческое восприятие Писания и Предания, утверждал, что Церковь должна жить в Боге так, чтобы она могла сама написать Библию, исходя из этого опыта, а не просто повторять ее, и пересказывать другим. Иначе это не истинная Церковь. Митр. Антоний проводит сравнение такой неистинной Церкви с почтальоном, который приносит чужие письма. Но для православия этого слишком мало. Церковь, ее верующие — должны быть божественным откровением, сами своей жизнью являть Бога, а не просто информировать, как о Боге сказано в Библии [1, с. 959-960].
В этом-то и главное различие с протестантами: опыт общения с Богом делает нас Церковью, а не просто слова о том, как кто-то когда-то общался с Богом. В заключение мы можем констатировать, что уже ранние протестанты осознали необходимость, наряду с подчеркиванием авторитета Писания, наличие богословской, и шире — духовной традиции, жизнь в которой позволяет любому верующему найти в Писании необходимые для спасения истины. В самом деле, если мы возьмем для примера Лютеранскую церковь, то увидим, что наряду со ссылками на Писание там обязателен авторитет Книги Согласия, куда входят лютеранские символические тексты XVI века, в том числе и произведения самого Лютера. Собрание сочинений Лютера довольно быстро (и по сию пору) становится для лютеран одним из главных авторитетов. Кроме того, лютеранская литургическая традиция с причастием во главе становится для лютеранина важным условием спасения. А лютеранская литургия — это, по сути, усеченная версия католической мессы, измененная в соответствии с новой, протестантской догматикой. Следовательно, отвергая католическое Предание, лютеране конструируют свое предание, обнажая внутреннюю противоречивость принципа Sola Scriptura, и в итоге мы наблюдаем, что конфликт протестантизма и католичества, протестантизма и православия — это не конфликт Писания и Предания, а конфликт разных преданий. Только в православном случае речь идет об опыте бого-общения в течение 20 веков, а в лютеранском значительная часть этого опыта до XVI века — категорически отвергается, ибо истинный опыт богообщения они начинают с Лютера.
Список источников
1. Антоний Сурожский, митрополит. Труды. М.: Практика, 2002. 1002 с.
2. Аугсбургское вероисповедание [Электронный ресурс]. URL: http://www.soluschristus.ru/biblioteka/kniga_soglasiya/ kniga_soglasiya_veroispovedanie_i_uchenie_lyuteranskoj_cerkvi/augsburgskoe_veroispovedanie/ (дата обращения: 24.02.2019).
3. Лютер и Священное Писание [Электронный ресурс]. URL: http://www.word4you.ru/publications/17100/ (дата обращения: 24.02.2019).
4. Лютер М. К христианскому дворянству немецкой нации об исправлении христианства [Электронный ресурс]. URL: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/protestant/lyuter/15.php (дата обращения: 24.02.2019).
5. Макграт А. Богословская мысль реформации. Одесса: Богомыслие, 1994. 240 с.
6. Официальные заявления, рекомендации и другие документы Церкви Адвентистов Седьмого Дня. Заокский: Источник жизни, 2010. 384 с.
7. Пройз Р. Введение в Формулу Согласия. Мн.: Фонд «Лютеранское наследие», 2000. 128 с.
8. Фишер К. Век Реформации и проложенный ею ход развития новой философии // Лютер М. О свободе христианина: сборник. Уфа: ARC, 2013. С. 613-647.
9. Формула Согласия. Конспективное изложение [Электронный ресурс]. URL: http://www.soluschristus.ru/biblioteka/ kniga_soglasiya/kniga_soglasiya_veroispovedanie_i_uchenie_lyuteranskoj_cerkvi/formula_soglasiya_konspektivnoe_izlozhenie/ (дата обращения: 24.02.2019).
10. Хегглунд Б. История теологии. СПб.: Светоч, 2001. 468 с.
SOLA SCRIPTURA PRINCIPLE IN EARLY PROTESTANTISM
Matakov Konstantin Anatol’evich, Ph. D. in Philosophy, Associate Professor Bryansk State Academician I. G. Petrovski University matakow@yandex. ru
The article reveals the essence of the Sola Scriptura principle in the theology of early Reformation. The author points out that this principle represented critical attitude to Catholic understanding of the ecclesiastical tradition and the Bible’s dominant role in Protestantism. However, it should be noted that the major Reformation theologians, accentuating the Scripture’s importance, at the same time emphasized the role of the ecclesiastical norm and liturgical tradition while interpreting the Holy Scripture, and, consequently, created their own Protestant tradition. Thus, the Sola Scriptura principle turned out to be inherently contradictive.
Key words and phrases: Protestantism; Reformation; theology; church; Scripture; Catholicism; religion.
When you start by claiming, “Within Protestantism there is no universal definition of theology or how to understand the Bible…” that risks distortion of the facts. Good though the question is, it needs to be pointed out at the outset that the definition of theology is not a problem, let alone a question, among Protestants. All Protestants are agreed that theology is the study of God (‘Pilgrim Theology’ Michael Horton, p 13 para 1). All Catholics and even non-theists are agreed that theology is the study of God. I respectfully suggest that the word ‘doctrines’ ought to replace ‘theology’ in your opening statement. That might sound pedantic but there is a crucial difference between theology and doctrine, which I hope you will not take offence at my mentioning.
The linked claim, that Protestants have no universal definition of ‘how to understand the Bible’ requires clarification. All Protestants agree that a massive breakthrough in understanding the Bible came with translation of it from Latin into vernacular languages, such translation being based on the original languages of the Scriptures, and not on Latin translations. That was rapidly followed by Martin Luther coming to grips with how the Scriptures exposed doctrinal errors and bad Catholic practices in his era, and deciding to stand on the authority of scriptural teaching alone. That remains the basis for all Protestant unity on how to understand the Bible – on the basis of its supreme authority due to its divine inspiration.
Now, it’s obvious that Protestant denominations have, over the years, diverged in their understanding of some doctrines contained in the Bible, and in orders of service, forms of baptism etc, and I take your point there. I would just say that none of that prevents Protestants authoritatively declaring some beliefs and/or practices to be heretical, due to their Sola Scriptura stance. I would add that that does not entail ‘personal interpretations’ or one of Jesus’ sheep hearing the Good Shepherd’s voice say something another sheep does not hear. What you raise there is the problem common to all Christians in all and every denomination you care to mention: ulterior motives or incomplete grasp of Scripture causing them to attach more importance to some points than other Christians do. The Bible itself warns Christians not to argue about words, or ‘disputable matters’ that cause divisions, but sinful human nature being what it is, that sadly happens. Protestants are more prone to that than Catholics, but surely only because they attach more worth to the Bible, and more time to studying it, than do Catholics, who largely seem happy to just accept doctrine and practice as set forth in a system of sacerdotalism that is anathema to Protestants. It would appear that Catholic bishops make declarations about heresy based on a papal and priestly power and authority structure (sacerdotalism) which the laity just accept, giving an appearance of more unity than with Protestants, when in reality it’s due to unquestioning acceptance of papal authority, not individual desires to plumb the depths of the truth and authority of the Bible. (I gladly allow for individuals like yourself being the exception to that general point.)
All Protestants are agreed on crucial aspects of doctrine, such as those set forth in the Apostles’ Creed, and with that we are united with Catholics and Orthodox. Those fundamentals of the faith are in no doubt and we, like you, and like the Orthodox, do declare pseudo-Christian groups to be heretical due to their deviations from those essential doctrines. Our basis for declaring such deviations to be heretical are exactly the same as yours – the Bible states clear doctrinal matters which must never be deviated from. As stated in the NT letter of Jude, verse 3, Christians are to «contend earnestly for the faith which was once delivered unto the saints». All necessary doctrinal faith was conveyed through the apostles and in the Scriptures by the time the last book of the Bible had been written, which was before the end of the 1st century. Thereafter, there can be no ‘new doctrine’. That is the error of pseudo-Christian groups (which part of Grateful Disciple’s answer proves). And that, precisely, is one reason why Luther took a stand against ‘new’ doctrines and bad practices that had crept into the Catholic church of his era. He went back to scripture and compared what he saw there with what he saw going on around him, and the difference was startling. Of course, there was no disagreement regarding essential doctrines such as the bodily resurrection of Christ, the Triune Being of God etc. It was stuff that had crept in over the centuries, new doctrines, that a return to Sola Scriptura exposed as heretical.
I suggest that what you are dealing with in your question are secondary matters that do not enter into the realms of heresy. Protestants do disagree on many secondary issues of the faith, but they would not call those things heretical because they are not essential to salvation. When it comes to declaring any doctrine ‘heretical’, Protestants confine themselves to the fundamentals of biblical doctrine and faith, and they stick to a Sola Scriptura basis for that.
To conclude, I would quote from Martin Luther as confirmation of Nigel’s point, in his answer, that “in genuine Protestantism, the Head of every man is Christ. There is no hierarchy.” These quotes shows why Protestants look to Christ, and not a collective hierarchy of men, to know what Scripture teaches as to sound doctrine or heresy. Here Luther deals with channels of God’s self-disclosure ordained for man – the Word and the Sacraments. Yet the Word is not to be equated with Scripture nor with the Sacraments, though it operates through them and not apart from them. The ‘Word’ is not the Bible as a written book because:
“The gospel is really not that which is contained in books and composed in letters, but rather an oral preaching and a living word, a voice which resounds throughout the whole world and is publicly proclaimed.”
This Word must be heard. This Word must be pondered: “Not through thought, wisdom, and will does the faith of Christ arise in us, but through an incomprehensible and hidden operation of the Spirit, which is given by faith in Christ only at the hearing of the Word and without any other work of ours.”
More, too, than mere reading is required: “No one is taught through much reading and thinking. There is a much higher school where one learns God’s Word. One must go into the wilderness. Then Christ comes and one becomes able to judge the world.”
Likewise, faith is given to those who avail themselves of those outward rites which, again, God has ordained as organs of revelation, the Sacraments. Speaking of God and how he can be ‘found’ in the material creation, Luther made clear that: “…yet he does not wish me to seek him apart from the Word… He is everywhere, but he does not desire that you should seek everywhere but only where the Word is. There if you seek him you will truly find, namely in the Word. These people do not know and see who say that it doesn’t make sense that Christ should be in bread and wine. Of course Christ is with me in prison and the martyr’s death, else where should I be. He is truly present there with the Word, yet not in the same sense as in the sacrament, because he has attached his body and blood to the Word and in bread and wine is bodily to be received.”
Luther maintained that true Christianity is apprehended by faith channelled through Scripture, preaching, and Sacrament. That is why he avidly promoted the study of Scripture in church and school. In church, the pulpit and the altar must each sustain the other. Right doctrine is only obtained through Scripture alone as disclosed via the Word of God. And Christ is the sole revealer. A Christless approach to Scripture will result in corruptions. Source: ‘Here I Stand’ Roland Bainton, pp224-5 (Lion 1988 reprint, Britain)
When you start by claiming, “Within Protestantism there is no universal definition of theology or how to understand the Bible…” that risks distortion of the facts. Good though the question is, it needs to be pointed out at the outset that the definition of theology is not a problem, let alone a question, among Protestants. All Protestants are agreed that theology is the study of God (‘Pilgrim Theology’ Michael Horton, p 13 para 1). All Catholics and even non-theists are agreed that theology is the study of God. I respectfully suggest that the word ‘doctrines’ ought to replace ‘theology’ in your opening statement. That might sound pedantic but there is a crucial difference between theology and doctrine, which I hope you will not take offence at my mentioning.
The linked claim, that Protestants have no universal definition of ‘how to understand the Bible’ requires clarification. All Protestants agree that a massive breakthrough in understanding the Bible came with translation of it from Latin into vernacular languages, such translation being based on the original languages of the Scriptures, and not on Latin translations. That was rapidly followed by Martin Luther coming to grips with how the Scriptures exposed doctrinal errors and bad Catholic practices in his era, and deciding to stand on the authority of scriptural teaching alone. That remains the basis for all Protestant unity on how to understand the Bible – on the basis of its supreme authority due to its divine inspiration.
Now, it’s obvious that Protestant denominations have, over the years, diverged in their understanding of some doctrines contained in the Bible, and in orders of service, forms of baptism etc, and I take your point there. I would just say that none of that prevents Protestants authoritatively declaring some beliefs and/or practices to be heretical, due to their Sola Scriptura stance. I would add that that does not entail ‘personal interpretations’ or one of Jesus’ sheep hearing the Good Shepherd’s voice say something another sheep does not hear. What you raise there is the problem common to all Christians in all and every denomination you care to mention: ulterior motives or incomplete grasp of Scripture causing them to attach more importance to some points than other Christians do. The Bible itself warns Christians not to argue about words, or ‘disputable matters’ that cause divisions, but sinful human nature being what it is, that sadly happens. Protestants are more prone to that than Catholics, but surely only because they attach more worth to the Bible, and more time to studying it, than do Catholics, who largely seem happy to just accept doctrine and practice as set forth in a system of sacerdotalism that is anathema to Protestants. It would appear that Catholic bishops make declarations about heresy based on a papal and priestly power and authority structure (sacerdotalism) which the laity just accept, giving an appearance of more unity than with Protestants, when in reality it’s due to unquestioning acceptance of papal authority, not individual desires to plumb the depths of the truth and authority of the Bible. (I gladly allow for individuals like yourself being the exception to that general point.)
All Protestants are agreed on crucial aspects of doctrine, such as those set forth in the Apostles’ Creed, and with that we are united with Catholics and Orthodox. Those fundamentals of the faith are in no doubt and we, like you, and like the Orthodox, do declare pseudo-Christian groups to be heretical due to their deviations from those essential doctrines. Our basis for declaring such deviations to be heretical are exactly the same as yours – the Bible states clear doctrinal matters which must never be deviated from. As stated in the NT letter of Jude, verse 3, Christians are to «contend earnestly for the faith which was once delivered unto the saints». All necessary doctrinal faith was conveyed through the apostles and in the Scriptures by the time the last book of the Bible had been written, which was before the end of the 1st century. Thereafter, there can be no ‘new doctrine’. That is the error of pseudo-Christian groups (which part of Grateful Disciple’s answer proves). And that, precisely, is one reason why Luther took a stand against ‘new’ doctrines and bad practices that had crept into the Catholic church of his era. He went back to scripture and compared what he saw there with what he saw going on around him, and the difference was startling. Of course, there was no disagreement regarding essential doctrines such as the bodily resurrection of Christ, the Triune Being of God etc. It was stuff that had crept in over the centuries, new doctrines, that a return to Sola Scriptura exposed as heretical.
I suggest that what you are dealing with in your question are secondary matters that do not enter into the realms of heresy. Protestants do disagree on many secondary issues of the faith, but they would not call those things heretical because they are not essential to salvation. When it comes to declaring any doctrine ‘heretical’, Protestants confine themselves to the fundamentals of biblical doctrine and faith, and they stick to a Sola Scriptura basis for that.
To conclude, I would quote from Martin Luther as confirmation of Nigel’s point, in his answer, that “in genuine Protestantism, the Head of every man is Christ. There is no hierarchy.” These quotes shows why Protestants look to Christ, and not a collective hierarchy of men, to know what Scripture teaches as to sound doctrine or heresy. Here Luther deals with channels of God’s self-disclosure ordained for man – the Word and the Sacraments. Yet the Word is not to be equated with Scripture nor with the Sacraments, though it operates through them and not apart from them. The ‘Word’ is not the Bible as a written book because:
“The gospel is really not that which is contained in books and composed in letters, but rather an oral preaching and a living word, a voice which resounds throughout the whole world and is publicly proclaimed.”
This Word must be heard. This Word must be pondered: “Not through thought, wisdom, and will does the faith of Christ arise in us, but through an incomprehensible and hidden operation of the Spirit, which is given by faith in Christ only at the hearing of the Word and without any other work of ours.”
More, too, than mere reading is required: “No one is taught through much reading and thinking. There is a much higher school where one learns God’s Word. One must go into the wilderness. Then Christ comes and one becomes able to judge the world.”
Likewise, faith is given to those who avail themselves of those outward rites which, again, God has ordained as organs of revelation, the Sacraments. Speaking of God and how he can be ‘found’ in the material creation, Luther made clear that: “…yet he does not wish me to seek him apart from the Word… He is everywhere, but he does not desire that you should seek everywhere but only where the Word is. There if you seek him you will truly find, namely in the Word. These people do not know and see who say that it doesn’t make sense that Christ should be in bread and wine. Of course Christ is with me in prison and the martyr’s death, else where should I be. He is truly present there with the Word, yet not in the same sense as in the sacrament, because he has attached his body and blood to the Word and in bread and wine is bodily to be received.”
Luther maintained that true Christianity is apprehended by faith channelled through Scripture, preaching, and Sacrament. That is why he avidly promoted the study of Scripture in church and school. In church, the pulpit and the altar must each sustain the other. Right doctrine is only obtained through Scripture alone as disclosed via the Word of God. And Christ is the sole revealer. A Christless approach to Scripture will result in corruptions. Source: ‘Here I Stand’ Roland Bainton, pp224-5 (Lion 1988 reprint, Britain)
Он же сказал им в ответ: зачем и
вы преступаете заповедь Божию
ради предания вашего?
(Евангелие от Матфея 15:3)
Sola Scriptura! – вот уже почти пятьсот лет эти два красивых слова венчают собой многочисленные знамена последователей Реформации Мартина Лютера. И в самом деле, прислушайтесь, как звучит: «Только Писание!».
«Только» — и перед глазами встает великий реформатор, не гнущий шею ни перед папой, ни перед судом инквизиции: он смотрит всем им в глаза и говорит: «Только!». Сколько упорства, подвига и страсти в этом «только».
«Писание» — и мы видим, как августинский монах Лютер поднимает вверх руку с зажатой в ней большой книгой, громогласно вещая: «Писание!». Сколько уверенности, надежности и благоговения в этом слове.
«Только Писание» — не просто тезис, не просто лозунг, но флаг, однажды поднятый Мартином Лютером и несомый его последователями до сих пор. И не смотря на то, что продолжатели дела великого реформатора давно разошлись в разные стороны, каждый из них продолжает нести его знамя «Sola Scriptura».
Но не скрывается ли в этой притягательной формуле ошибки? Почему все те, кто идут под знаменем «только Писание» рано или поздно расходятся в разные стороны?
Предлагаю критически взглянуть на фундаментальный принцип протестантизма «Sola Scriptura».
1. О соответствии тезиса Sola Scriptura Писанию
Если тезис «Sola Scriptura» истинен, то он должен быть недвусмысленно отражён в Писании. Сама Библия должна свидетельствовать о своей единственности и самодостаточности в плане построения всего спектра христианской жизни и учения. Но так ли это?
Протестанты приводят определенные места Писания в поддержку тезиса «Sola Scriptura».
«Притом же ты из детства знаешь священные писания, которые могут умудрить тебя во спасение верою во Христа Иисуса. Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности» (2Тим.3:15,16).
Наверное, каждый протестант, с которым я начинал разговаривать о Писании, упоминал этот отрывок. О каком Писании говорил Апостол Павел? Конечно, о ветхозаветном, потому что Писания Нового Завета в детстве Апостола Тимофея не существовало. Стоит ли тогда основываясь на этом стихе признать все новозаветные книги ненужными преданиями?..
Необходимо иметь ввиду и тот факт, что свод книг Ветхого Завета был оформлен иудеями лишь на рубеже I и II веков нашей эры, а это значит, что произнося слова «всё Писание» Апостол подразумевал и те книги, которые не вошли в иудейский канон.
И, наконец, где мы видим в приведённой цитате первую часть знаменитого тезиса «только»? Разве Апостол Павел утверждал, что только лишь Писание «богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности»?
«Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим.10:17).
«Вера от слова Божия, а слово Божие – это Писание. Никакие предания для созидания нашей веры нам не нужны!» — приблизительно так интерпретируют протестанты вышеприведённый библейский отрывок. Тем не менее, прочитав контекст этого стиха, становится ясно, что речь идет не о Библии, но об устной проповеди Евангелия, и только лишь огромное желание протестантов каким-либо образом оправдать излюбленный тезис помогает им закрывать глаза на очевидность контекста данного стиха и интерпретировать его в удобной для себя форме.
«Смотрите, братия, чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу» (Кол.2:8).
Этот стих используется для того, чтобы утвердить необходимость одного лишь Писания и продемонстрировать пагубность Предания. Причем протестантов не смущает тот факт, что в стихе говорится не о Библии, а о Христе: «ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно, и вы имеете полноту в Нем, Который есть глава всякого начальства и власти» (Кол.2:9,10).
Именно во Христе, а не в Книге мы видим полноту Божества и имеем в Нём полноту. Предания человеческие могут отвести нас от этой полноты в сторону, поэтому Церковь имеет Предание не человеческое, но Апостольское, вдохновлённое Духом Святым, раскрывающее правильное учение о Христе.
«Это, братия, приложил я к себе и Аполлосу ради вас, чтобы вы научились от нас не мудрствовать сверх того, что написано!» (1Кор.4,6).
В этом стихе протестанты видят воплощение тезиса «Sola Scriptura»: «сверх Писания ничего нельзя добавлять, им всё ограничено». И здесь мы наблюдаем очередную фальсификацию, которой протестанты оправдывают своё вероучение. В первых главах послания Апостол Павел описывает ситуацию, сложившуюся в общине коринфских христиан: возникновение различных, обособляющихся друг от друга партий, использующих авторитет своих учителей для раскола. Апостол Павел увещевает коринфян следующими словами: «я насадил, Апполос поливал, а возрастил Бог, посему и насаждающий, и поливающий есть ничто, а все Бог возращающий» (1Кор3,6-7). И именно к этому воззванию относится просьба Апостола не мудрствовать сверх написанного, то есть не чинить расколы, организовываясь в партии по имени крестившего их учителя: «Ибо мы соработники у Бога» (1Кор.3,9).
Итак, мы видим, что тезис «Sola Scriptura» не подтверждается самим Писанием и не содержится в нём. Мною были приведены и разобраны основные библейские стихи, на которые ссылаются протестанты в обосновании тезиса «только Писание». Оставшиеся, не приведенные мной библейские цитаты, на которые ссылаются многочисленные протестанты не стоят и минимального внимания, так как любой вдумчивый собеседник сразу заметит чудовищную подмену, которой протестанты пытаются обосновать свой излюбленный тезис.
2. Писание об Апостольском Предании
В предыдущей главе был продемонстрирован стих Кол 2:8, который пытаются использовать протестанты для опровержения православного Предания, называя его преданием человеческим. Однако протестанты забывают, что Писание повествуют не только о человеческих преданиях, но и об Апостольском Предании Церкви:
«Хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания так, как я передал вам» (1 Кор. 11, 2).
«Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас» (2 Фес. 3, 6).
«О, Тимофей! храни преданное тебе, отвращаясь негодного пустословия и прекословий лжеименного знания» (1 Тим. 6, 20).
Один и тот же Апостол Павел предостерегает от человеческого предания и завещает Церкви хранить своё, Апостола Павла предание. Разве Апостол Павел не человек? От чего он противоречит собственным словам, призывая Церковь держаться собственного, человеческого предания? Из этого мы делаем вывод: Апостол различал «человеческие предания» и то Предание, которому учили Церковь Апостолы. Именно это Предание в Православии названо апостольским.
Обычно протестанты в этом месте возражают и говорят, что Апостольское Предание полностью запечатлено в Библии и именно Писания завещал держаться Апостол Павел. Но не лучше ли «осведомиться» у самого Апостола в том, что он подразумевал под термином «предание»?
«Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом или посланием нашим» (2 Фес. 2, 15).
Павел называет Преданием как устную, так и письменную проповедь. Следуя словам первоверховного Апостола, Церковь и ныне называет Писание основной частью Апостольского Предания. Таким образом, Писание заповедует нам держаться устной апостольской проповеди, что и исполняют православные, соблюдая преемственность Апостольского Предания. Но как это могут сделать протестанты, оторванные от устной апостольской проповеди двумя тысячелетиями истории?..
То, что Апостолы учили преимущественно устно, видно из ниже приведенных библейских отрывков:
«Многое имел я писать; но не хочу писать к тебе чернилами и тростью, а надеюсь скоро увидеть тебя и поговорить устами к устам» (З Ин. 1, 13-14).
Апостол Павел обращается к пресвитерам Ефесской Церкви словами:
«…ибо я не упускал возвещать вам всю волю Божию» (Деян.20:27).
Но разве в послании к Ефесянам мы видим всю волю Божию? Неужели все три года устной проповеди Апостола вместились в шесть коротких глав, и ими можно заменить всё Писание? Конечно – нет. Именно устное учение Апостола было основанием Церкви в Ефесе, его послание являлось лишь дополнением и напоминанием об уже проповеданном.
3. Само Писание нарушает тезис «Sola Scriptura»
В Новом Завете мы встречаем цитирования из устного предания и книг, не вошедших в канон Ветхого Завета.
«Как Ианний и Иамврий противились Моисею, так и сии противятся истине, люди, развращенные умом, невежды в вере» (2Тим.3:8).
«О них пророчествовал и Енох, седьмый от Адама, говоря: «се, идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих» (Иуд. 1, 14).
«Михаил Архангел, когда говорил с диаволом, споря о Моисеевом теле, не смел произнести укоризненного суда, но сказал: «да запретит тебе Господь» (Иуд.1:9).
Ни пророчество Еноха, ни история о Иамврии и Ианнии, ни спор о Моисеевом теле не запечатлены в Ветхом Завете. Здесь мы видим нарушение тезиса «только Писание» самим Писанием, что в очередной раз демонстрирует несостоятельность основополагающего протестантского догмата.
4. Сами протестанты используют православное Предание
Большинство протестантов исповедуют тринитарный и христологический догматы. Даже баптисты считают уместным использование Никео-Цареградского Символа веры. Почему им недостаточно одной лишь Библии? Зачем они прибегают к православному Преданию? Ответ на этот вопрос очевиден: пользуясь лишь аргументами Писания нельзя с уверенностью утверждать истинность тринитарного догмата. Те же, кто ставит под сомнение православный Символ веры, приходят к отрицанию Троицы: иегововисты, мормоны, евангельские христиане в духе апостолов, адвентисты[1].
Ещё на этапе утверждения тринитарного догмата святитель Василий Великий писал о тех, кто отвергал Духа Святого, отталкиваясь лишь от текста Писания, не взирая на Апостольское Предание:
«…у всех противников и врагов здравого учения одно общее намерение — поколебать твердыню веры во Христа, ниспровергнув и истребив апостольское предание. По сей-то причине, как наружно честные должники, громко требуют доказательств из Писаний и отвергают не подтвержденное Писанием свидетельство отцов, как не имеющее никакой силы. Но мы не отступимся от истины, не предадим ее из робости. Ибо если Господь сочетание Святого Духа с Отцем предал, как необходимый и спасительный догмат, они же рассуждают иначе, отделяют, отторгают Духа и низводят Его в природу служебную, то не правда ли, что они хулу свою ставят выше Владычней заповеди? Поэтому, оставив все споры, рассмотрим сообща с ними, что есть у нас под руками»[2].
Символ веры является плодом Апостольского Предания Церкви. Наивными выглядят попытки протестантов уверить православных в том, что они и без какого-либо символа, пользуясь лишь Писанием, проникли бы в тайну единого бытия Бога в Трёх Ипостасях.
Но ещё более наивными выглядят протестантские потуги доказать Писанием знаменитое халкидонское исповедание: «Христа, Сына, Господа, единородного, во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого». И если пресловутый когнитивный диссонанс может помочь протестанту поверить в то, что ему не нужен Никео-Цареградский Символ веры для понимания Троицы, то в случае с Халкидоном никакие самовнушения не помогут: в формат Писания очень удобно помещаются все христологические ереси. Несториане, монофизиты, монофилиты, аполлинаристы и многие другие без какого-либо труда объяснят свою правоту Писанием. И это совсем неудивительно, так как Халкидон является плодом Предания и его богословского осмысления.
Заключение
Тезис Sola Scriptura:
— не сформулирован в Писании;
— опровергается самим Писанием, которое утверждает необходимость Апостольского Предания;
— нарушается Писанием, так как Новый Завет содержит цитирования, отсутствующие в канонических книгах Ветхого Завета;
— нарушается самими протестантами, исповедующими Троицу и халкидонский догмат.
Принимая во внимание перечисленные выше выводы, приходится констатировать очевидный факт: знаменитый тезис «только Писание» является ничем иным, как преданием старца Мартина Лютера.
Плод этого предания весьма впечатляющий: на сегодняшний день мы наблюдаем десятки тысяч разрозненных протестантских групп, каждая из которых считает себя наиболее правильной, лучше других понимающей Писание. Прописанное старцем Лютером «лекарство» «Sola Scriptura» продолжает убивать и расчленять единство протестантского сообщества и уже хотя бы этим демонстрирует свой ядовитый состав.
Что же мешает прозреть современному протестантскому сообществу и признать очевидную лживость знаменитого тезиса? Выскажу свое сугубо личное мнение: каждая протестантская деноминация на том или ином этапе своего развития выработала собственное предание: традиции, принципы духовной жизни, своё осмысление христианства. Всё это весьма далеко отстоит от Православия и побуждает протестанта остановиться на том образе искаженного христианства, которое он привык считать истинным. Ведь отказ от примата Слова приводит к мысли о примате Церкви и её Предания, а с этим современному протестанту не хочется соглашаться. Но всё же я продолжаю надеяться на чудо…
Примечания
1. Адвентисты долгое время отрицали личностное бытие Духа Святого.
2. Святитель Васили Великий «О Святом Духе. К Амфилохию, епископу иконийскому».