17 сентября 2021
Жизнь
Разбираемся, сколько раз может ошибиться подрывник и какой провод резать, чтобы не взлететь на воздух.
1. Мина взрывается, когда с неё убираешь ногу
Фрагмент фильма «Kingsman: Золотое кольцо»
Существует распространённое заблуждение, которое встречается в каждом втором фильме о войне. Якобы противопехотная мина активируется, когда оказавшийся рядом солдат наступает на неё. Затем ждёт, пока тот уберёт ногу. И только потом решает взорваться.
Эта конструкторская особенность киношных детонаторов создаёт чрезвычайно напряжённые сцены. Какой‑нибудь незадачливый боец встаёт нечаянно на мину и в последний момент замечает это. И ему приходится сохранять неподвижность, пока сапёры не спасут его. Иногда это выливается в несколько часов ожидания. Либо же герой может пожертвовать собой, после того как его товарищи покинут зону поражения. Естественно, особо торопиться им не приходится.
В фильме «Kingsman: Золотое кольцо» спецагент Мерлин, стоя на мине, успел целиком спеть Country Roads. Так он привлёк врагов поближе, чтобы захватить их с собой на тот свет.
Однако в реальности мины предназначены не для того, чтобы заставлять противников стоять неподвижно, а чтобы убивать и увечить их. Когда человек активирует взрыватель, заряд сдетонирует независимо от того, останется солдат на месте или попытается убежать. Единственный способ увеличить свои шансы на выживание — упасть лицом на землю подальше от мины и закрыть уши и голову руками. Так есть небольшая возможность, что вас не сильно посечёт осколками.
Многие люди неправильно представляют принцип работы мин. Противопехотные снаряды действительно детонируют с небольшой задержкой — в 3–5 секунд: чтобы за это время больше идущих цепью солдат оказалось в зоне поражения. Но если замереть на мине, она всё равно рванёт через этот же промежуток.
И да, заряды, срабатывающие на снятие нагрузки, действительно существуют. Например, МС‑3 («мина‑сюрприз»). Но применяются они не против пехоты, а против сапёров противника. Пихаем такую штуку в лунку, поверх устанавливаем противотанковый фугас. Минёр подходит, чтобы расчистить путь для техники, снимает фугас, и ловушка под ним срабатывает. Подрывник отправляется в лучший мир, а заложившие «подарок» зловеще хихикают и потирают руки.
2. Надо резать красный провод
Фрагмент фильма «Бойцовский клуб»
Обычно в популярной культуре процесс обезвреживания мины или бомбы выглядит так. Сапёр осторожно ковыряется в её внутренностях, пока остальные взволнованно переминаются с ноги на ногу. Затем профессионал наконец добирается до запрятанных в недрах взрывного устройства проводков. Он перерезает красный, и устройство деактивируется.
Если это решение покажется вам слишком очевидным, помните: противник знал, что вы так подумаете. Поэтому не трогайте синий провод. Режьте красный!
В реальности же не существует никаких официальных регламентов, как и какие элементы во взрывных устройствах маркировать. Нормальные мины никакими цветными проводами, головоломками и тем более циферблатами, ведущими отсчёт до взрыва, не снабжаются. Вместо всего этого добра там обычный механический или химический детонатор. Задача конструкторов — затруднить обезвреживание снаряда, а не испытать навыки сапёра.
3. Все мины непременно обезвреживают
Гуманитарные сапёры, которые зачищают территории от оставленных там боеприпасов, после того как вооружённый конфликт закончен, так и делают. Но военные подрывники с минами особо не церемонятся.
Некоторые конструкции вообще невозможно вскрыть, потому что внутри у них датчики давления или иные средства защиты. Так что, вопреки тому, что нам показывают в кино, в большинстве случаев при разминировании местности устройства просто подрывают специальными зарядами или минными тралами.
Кроме того, обнаруженные мины иногда вообще не трогают, чтобы не привлекать внимание противника. Иначе тот может поставить новые «подарочки» поверх уже обезвреженных. Так что снаряды оставляют, а затем просто отмечают их на карте. Чтобы личный состав знал, куда ходить, а куда лучше не надо.
Любопытный факт: берега Фолклендских островов со времён войны 1982 года между Аргентиной и Великобританией долгое время были просто усеяны минами. Из‑за этого те места стали необитаемыми и их заселили пингвины, размножившиеся сверх меры.
Просто веса птицы не хватает, чтобы сдвинуть взрыватель.
Получились спонтанные заповедники, куда, несмотря на риск, устремились полчища экотуристов. Поэтому Британия бросилась разминировать территорию. И к 2020 году острова полностью очистили от снарядов. Туристы ликовали. А вот пингвины, скорее всего, расстроились. Им мины явно принесли больше пользы, чем неприятностей.
4. Кто мину задел — не жилец
Фрагмент фильма «Солдаты неудачи»
На самом деле противопехотные мины, как бы странно это ни звучало, не особо рассчитаны на то, чтобы убивать людей. Их основная задача — калечить.
Согласно статистике, собранной хирургами Канадской королевской медицинской службы, большинство жертв противопехотных мин переносят различные ампутации, но остаются в живых.
В этом есть своя жестокая логика.
Если просто уничтожить солдата, то его товарищи пойдут воевать дальше. Но если тяжело ранить его, им придётся присматривать за пострадавшим, защищать бойца и оказывать ему медицинскую помощь. И группа будет вынуждена тащить несчастного обратно в лагерь, так что она откажется от выполнения боевой задачи.
Кроме того, большое число покалеченных людей увеличивает нагрузку на медицинские, логистические и эвакуационные части вооружённых сил. Лечить, выводить из региона боевых действий и содержать за счёт государства потерявшего трудоспособность солдата намного дороже, чем просто похоронить с почестями. А война зачастую выигрывается не оружием, а экономикой.
5. Мина зловеще пикает и взрывается с огромным облаком пламени
В Голливуде принято устраивать большие взрывы, каким бы тротиловым эквивалентом ни обладал тот или иной боеприпас. Граната на растяжке, противопехотная мина, осколочный заряд — всё взлетает с огромным облаком огня, сносит стоящие поблизости здания и разбрасывает автомобили, как фантики.
Однако реальная детонация обычной осколочной мины смотрится далеко не так впечатляюще, как в боевиках с Джейсоном Стэйтемом.
Взгляните сами на это видео, и поймёте, что кино преувеличивает мощность снарядов ради зрелищности:
И да, никакими пикалками и мерцающими огоньками, которые постоянно мелькают в фильмах, настоящие боеприпасы не снабжают. Они ведь должны быть незаметными. Поэтому о том, что мина готова взорваться, никак не узнаешь.
6. Сапёр ошибается только один раз
Это всем известная пословица, которая, однако, не совсем точна. Безусловно, профессия сапёра сопряжена с огромным риском и ошибка будет дорого ему стоить. Но далеко не факт, что подорвавшийся при работе со снарядом техник погибнет.
Общевойсковые комплекты разминирования были придуманы не для красоты, и они вполне способны защитить их обладателей (конечно, если мы говорим не о противотанковом заряде). Известен случай, когда один специалист за свою карьеру подрывался четырежды и остался в живых.
Кроме того, как мы уже упоминали, противопехотные мины рассчитаны на нанесение тяжёлых травм, а не на мгновенное убийство. И неаккуратность сапёра при определённом везении может стоить ему не жизни, а «всего лишь» конечности. Хотя это, конечно, слабое утешение.
7. Противопехотные мины запрещены
Мины не способны понять, что после завершения военного конфликта нужно прекратить убивать людей. Поэтому забытые снаряды становятся очень большой проблемой в мирное время и от них страдают гражданские. Современные мины устроены так, что спустя определённое время их взрыватели деактивируются. Но этот механизм далеко не всегда действует.
Поэтому был разработан так называемый Оттавский договор, или Конвенция о запрете противопехотных мин. На сегодняшний день соглашение подписали 163 государства.
Вот только России, США, Китая и Индии среди них нет.
Кроме того, документ не очень точно регламентирует, что именно считать противопехотными боеприпасами, а что нет. Например, конвенция не запрещает модели направленного воздействия, такие как известный американский снаряд M18A1 Claymore. Тот самый, на котором написано «Разверните в сторону противника».
Так что противопехотные мины использовать нельзя, но если направленного воздействия, то можно.
8. Все морские мины круглые
Скорее всего, при словосочетании «морская мина» вы представляете себе круглый плавающий металлический шар с торчащими во всё стороны палками. Отчасти это так, ведь первые противокорабельные снаряды такими и были.
Но вот современные взрывные устройства выглядят как металлические трубы. Они лежат на дне или плавают в толще воды, не поднимаясь на поверхность.
Как только эта штуковина засечёт проплывающий корабль или подлодку, не откликающуюся на запрос «свой‑чужой», она выпустит в сторону предполагаемого противника самонаводящуюся торпеду.
Читайте также 🧐
- 10 фильмов, основанных на популярных заблуждениях
- 12 «научных» заблуждений, в которые мы верим ещё со школы
- 10 заблуждений о самураях, в которые мы верим благодаря фильмам и играм
Содержание
- Сапер ошибается один раз. Войска переднего края
- Артем Владимирович Драбкин, Александр Викторович Бровцин «Сапер ошибается один раз» Войска переднего края
- Рябчуков Василий Николаевич
- «Сапёр ошибается один раз»: распространённые мифы о минах и сапёрах
- Почему минёров часто называют сапёрами? Например, кто ошибается один раз?
- Что значит сапер ошибается один раз
Сапер ошибается один раз. Войска переднего края
«САПЕР ОШИБАЕТСЯ ОДИН РАЗ» — эта поговорка родилась на фронтах Великой Отечественной, где их воинская профессия считалась одной из самых опасных: будучи войсками переднего края, саперы действовали в авангарде наступающих войск и на направлениях главных ударов противника, рискуя жизнью, наводили переправы под ураганным огнем и прокладывали путь через минные поля, обязательно включались в состав штурмовых групп и несли потери даже более высокие, чем пехота. Уже в начале 1942 года были сформированы десять саперных армий — по одной на каждый фронт. Гитлеровцы признавали, что «иваны особенно сильны в минной войне» и что операцию «Цитадель» «сорвали русские саперы», а экипажи «Тигров» больше всего опасались противотанковых мин… В этой книге собраны воспоминания тех, кто останавливал немецкие панцеры и «прогрызал» вражескую оборону, штурмовал неприступные укрепрайоны и расписался на стенах поверженного Рейхстага: «ПРОВЕРЕНО: МИН НЕТ».
Рябчуков Василий Николаевич 1
Щелчков Василий Андреевич 9
Журнаков Александр Матвеевич 13
Вайцман Моисей Файвелевич 25
Жалин Петр Кондратьевич 28
Рябушко Владимир Михайлович 31
Свердлов Лев Соломонович 36
Артем Владимирович Драбкин, Александр Викторович Бровцин
«Сапер ошибается один раз»
Войска переднего края
Рябчуков Василий Николаевич
(интервью Александра Бровцина)
— Я родился 1 января 1915 года в городе Старый Оскол Белгородской области; раньше это Курская губерния была, а теперь Белгородская область.
— Расскажите, как вы попали в армию?
— В 1930 году мой старший брат Георгий, который работал в Донбассе, пригласил меня приехать для продолжения учебы. Среднее образование тогда было 9 классов. Я приехал, и меня послали по линии комсомола в город Красный Луч Луганской области в горнопромышленное училище, которое находилось на шахте № 162. Начальником училища был Авдеев, имени и отчества его сейчас не помню, времени прошло очень много. Когда я приехал, он говорит: «О, это же как раз по нашей линии. Вы член профсоюза работников земли и леса». Что это был за профсоюз? Я работал подпаском, а старший брат работал пастухом, тогда мне было 10 лет, и профсоюз нас на учете держал как батраков.
На комиссии директор сказал, что у парня среднее образование, комсомол прислал отношение и его можно зачислить без экзаменов. Из членов приемной комиссии никто не возражал, и меня зачислили в училище. Прошло три года, я сдал экзамен на электрослесаря и машиниста электровоза шахты. Мне присвоили 3-й разряд и послали на шахту № 1 имени Сталина в Красном Луче. Я там проработал с сентября 1933-го по 1936 год.
В 1936 году вызвали меня в военкомат, возраст призывной, 21 год — пора в армию. Ну, раз надо — значит, надо. На второй день устроила нам шахта — а нас только 10 человек отобрали со средним образованием, — проводы, вечер, причем без спиртных напитков. Крюшон, ситро и квас, фрукты, мясные блюда. Всю ночь мы гуляли, танцевали под баян. На рассвете через шахты идем на станцию и с нами сопровождающий капитан Себик, представитель из Москвы. Я его имени и отчества не помню, запомнилась редкая фамилия. Приехали, а там уже эшелон был подан, и нас в этот эшелон погрузили.
Нас 10 человек со средним образованием взяли в 46-й отдельный стрелковый батальон комендатуры НКО СССР, не знаю, существует он сейчас или нет, остальных по другим частям раскидали. Командир батальона капитан Афанасий Семенович Томилло решил нас, поскольку мы образованные, прямо в учебный взвод батальона направить. Проучились мы 6 месяцев, каждому присвоили звание «старший сержант», точнее, по тем временам он назывался не старший сержант, а помкомзвода. Я попал командиром взвода и разводящим в роту, которая охраняла здание Наркомата Обороны на Арбате, мой взвод охранял кабинет Ворошилова на третьем этаже. Он приезжал, как правило, в одиннадцатом-двенадцатом часу, уезжал в час ночи. Много делегаций разных приезжало, например испанцы с Долорес Ибаррури. Я, бывало, заходил: «Товарищ Маршал Советского Союза, к вам такой-то!» Он: «Пропустите!» Или направлял к какому-то другому работнику НКО.
В 1937 году, уже через год с лишним службы, нас вызвал командир батальона, говорит — есть указание Маршала Советского Союза товарища Ворошилова послать вас в Киевское училище. Меня назначили старшим, выдали на всех пакет с документами. Ну что ж, вечером сели в вагон, жена Татьяна меня проводила до Киевского вокзала, и я уехал. Проучились мы неполных два года, выпустили нас досрочно — начались события в Европе, уже загорался пожар, ось Рим — Берлин — Токио уже начала действовать. 1 сентября 1939 года немцы напали на Польшу, начали ее громить — мы пока не вступали. Нас, молодых командиров, сразу распределили по частям, а 17 сентября Красная Армия вошла на территорию Польши.
Я получил назначение командиром разведвзвода 131-й стрелковой дивизии. Командиром дивизии был полковник Калинин Николай Васильевич, вызвал к себе, говорит:
— Лейтенант Рябчуков! Под Ровно есть местечко Олыка, где живет князь Радзивилл . Ваша задача проскочить туда. Если охрана есть — ликвидировать охрану, если можно пленить — плените. Радзивилла доставить в Шепетовку.
Мы приехали в эту Олыку, охрану ликвидировали сразу. Я смотрю — у него, оказывается, бетонная дорожка за прудом, на ней самолет. А со мной счетверенка, зенитные пулеметы «Максим». Выходит ключник с большими ключами, поляк, представился — по-русски неплохо разговаривает. Я спрашиваю:
— Радзивилл у себя?
— Жена его у себя и прислуга.
— Веди меня к нему. Сколько у него комнат?
— 380 комнат в замке. И четыре башни по углам.
— Лейтенант Рябчуков! Приказано вас доставить в Шепетовку.
Жена Радзивилла в истерике. Он ей:
— Поедем! Сколько жене можно прислуги взять?
— А сколько у нее?
— 12 человек прислуги.
— Ну, 12 я не возьму, а одну прислугу возьму. Потому что мне их всех на машину сажать и отправлять в Шепетовку, а там еще счетверенки.
Она снова в истерику:
— Как же я без той-то, без этой?
— Будет у вас и прислуга, все будет. Там, в Советском Союзе, вопрос решите.
И я их отправил, вернулся, командиру дивизии доложил о выполнении задачи. Он говорит — мне уже позвонили.
28 сентября прошла демаркационная линия по рекам Сан и Буг от Перемышля до Бреста. Та сторона, левая, немцам отошла, правая сторона — нам. И 28 ноября по тревоге дивизию нашу посылают в Финляндию. Мы, конечно, не имели еще даже представления о финской войне и о Финляндии. Как говорят, в пилотках, гимнастерочках, шинелях приезжаем туда. Холод! Мороз такой! Ну, нам быстро валенки, полушубки выдали. Служить мы там начали 30 ноября 1939 года, а закончили 14 марта 1940 года.
После Финляндии нас посадили в эшелоны и отправили на румынскую границу. Бессарабия и Буковина еще с 1918 года были оккупированы, и Советский Союз предъявил им ультиматум: или война, или уходите. Когда мы приехали, у румын какая там армия была — артиллерия на быках перевозилась. И когда они посмотрели, какая Красная Армия пришла, запросили мира. Буковина и Бессарабия отошли к нам, часть к Украине, часть к Молдавии. Таким образом закончилась румыно-бессарабская эпопея.
Нас тут же прислали в Житомир, оттуда на Западный Буг — укреплять границу. Я был переведен в 124-ю стрелковую дивизию. Ей была отведена определенная полоса для строительства укреплений, потому что старая граница была разрушена, а новая еще не укреплена. Понимаете, какая ошибка была допущена? По реке Случь старая граница проходила, все существующие доты и дзоты разрушили, кому это надо было? Ну, это другая история. А на новой границе укреплений не было. Дивизия имела очень большую полосу — 50 километров. Причем я вам такую вещь скажу: в дивизии три пехотных полка, из них один был полностью укомплектован — сержанты, солдаты, красноармейцы тогда назывались, командный состав. А два полка были кадрированные, то есть по штату только командный состав есть, больше никого нет. И война нас в таком виде застала, в дивизии только один полк был боеспособным, а два полка кадрированых — когда только пришлют нам пополнение по мобилизации? Вскрыли пакеты — кто дошел из пополнения, кто не дошел…
Источник
«Сапёр ошибается один раз»: распространённые мифы о минах и сапёрах
Все мы слышали пословицу о том, что сапер ошибается один раз. Но, большая часть «киношной» информации, которую мы получаем о взрывных устройствах и героях, их обезвреживающих, является мифом. Давайте попробуем разобрать некоторые из этих заблуждений.
Один из самых распространенных мифов гласит, что мина взрывается только тогда, когда жертва убирает ногу. На самом деле, механизм срабатывает сразу же, а взрыв происходит с задержкой около 3-х секунд.
Заблуждением также является утверждение, что мина — это смертельное оружие. В большинстве случаев устройство рассчитано на нанесение тяжелых травм жертве, что задержит продвижение всей группы.
К мифам можно отнести и высокую эффективность минных полей. Пулеметный огонь в процентном соотношении уничтожает гораздо больше живой силы противника. Однако в случае с минами основную роль играет психологический фактор.
Не соответствует действительности и то, что противотанковая мина опасна для человека. Подобное устройство срабатывает только на крупную технику.
Известным фактом является запрет противопехотных мин на международном уровне. Однако на сегодняшний день ни одна из развитых в военном плане стран, включая Россию, к соответствующему договору не присоединилась.
Кстати, сапер ошибается один раз – это также миф. Было множество случаев, когда специалист подрывался несколько раз, но при этом остался жив.
Еще одно заблуждение о саперах гласит, что они точно знают цвет провода, который нужно перерезать. Но регламента по сборке взрывных устройств нет. Провода могут быть любого цвета.
И, наконец, мифом является то, что сапер берется за дело только при зачистке территории от взрывных устройств. На самом деле он наряду с другими бойцами участвует в огневых контактах, штурмах и прочих операциях.
Об этих и других мифах в ролике:
Источник
Почему минёров часто называют сапёрами? Например, кто ошибается один раз?
Вопрос возник при чтении ответов на вопрос об отличии сапёров от минёров. В самом деле, все слышали выражение, что сапёр ошибается один раз, и никто при этом не вспоминает ни слова «тихой сапой», ни инженерные труды по постройке блиндажей.
«Тихая сапа» интересовала меня с детства.Я всегда думала, что это какое-то мифическое существо, тихо и таинственно появляющееся рядом,наблюдающее за мной и желающее навредить. Каково же было мое удивление,когда я узнала настоящее значение этого выражения.И помог мне интернет, когда я была уже совсем взрослой:))
Потому что лет 200 назад и ранее мины закладывали только путем подкопа (та самая «тихая сапа»). Это слово закрепилось в языке, и когда уже в 20 веке мины приобрели всевозможные размеры и формы, по-прежнему употребляется термин «сапер», хотя правильнее было бы «минер».
Пишется сапёр. Это слово, хотя и считается словарным, но имеет проверочное слово «са́па». Сапа — это потайная траншея или подземный тоннель для закладки под стены порохового заряда или восокотемперетурного горючего, например, селитры и свиного сала.
Выражение «тихой сапой», оно, как раз, про это.
Иргать в сапера сложно на первый взгляд. Надо просто внимательно играть, сначала (мало кто это делает) прочитать правила, потом просто поиграть и стараться запомнить закономерности в расстановке бомб (если стоит единичка — то вокруг нее одна бомба, если двойка — то две бомбы и т.д., если стоит двойка, потом единичка и снова двойка — то меджу двойками бомба), и надо играть обоими кнопками мыши. Мой рекорд в игре для новичка — 4 секунды.
Кроме подрыва больше никаких способов нет. На вашем рисунке показана мина МС-3. По инструкции такую мину обезвреживать запрещено. Такие мины с подобным способом установки уничтожаются хорошим зарядом ВВ или стаскиваним груза с помощью обычной кошки , привязанной к длинной верёвке. Подрывники должны находится в надёжном укрытии.
Ну, как работает? Защищает). Это как бы большой бронежилет. Защищает сапера от последствий взрыва- частично от взрывной волны (небольшого заряда, конечно, не более 0,4 кг тротила, то есть гранаты или противопехотной мины). Также защищает от осколков (до определенной скорости осколков ) и пуль типа пистолетных.
Например, на фото-защитный костюм сапера ДУБЛОН. Сшит из ткани типа «кевлар», во внутренних спец. карманах-бронепластины, стальные или титановые, больше 50 штук. Шлем с защитным забралом, плюс тактические очки. Ботинки со стальными вставками и увеличенной площади. Костюм довольно тяжелый, до 40 кг тянет (со стальными вставками). Быстро не побегаешь).
Сейчас уже в войсках есть костюмы полегче-до 9кг всего, называется СОКОЛ. Там бронепластины полимерные.
Эх, когда я служил в саперной роте в далеком 80-м году), мы и в глаза таких костюмов не видали. Так что все знания-только теоретические).
Эта поговорка характеризует ситуацию, когда нет права на ошибку. Профессия сапера очень ярко это иллюстрирует. Сапер, приступая к работе, знает, что не имеет права на ошибку. Поэтому говорят, что ошибается он лишь один раз.
Кстати, в школе у нас выступал когда-то ветеран ВОВ на «уроке мужества». Сапер. Ошибался дважды. Один раз выжил под «шпрингминой», а второй раз сумел уберечься от взрыва самодельного фугаса.
Но если подумать, стоит ли саперу приступать к работе с мыслью о том, что он может и выжить в случае ошибки?
В «Ликах смерти» есть порясающие документальные кадры. Сапер разминирует фугас, установленный преступником. И говорит: «Надеюсь, это нужный провод». Это последние его слова. Дальше происходит взрыв и сапера разносит на куски.
Источник
Что значит сапер ошибается один раз
(интервью Александра Бровцина)
— Я родился 1 января 1915 года в городе Старый Оскол Белгородской области; раньше это Курская губерния была, а теперь Белгородская область.
— Расскажите, как вы попали в армию?
— В 1930 году мой старший брат Георгий, который работал в Донбассе, пригласил меня приехать для продолжения учебы. Среднее образование тогда было 9 классов. Я приехал, и меня послали по линии комсомола в город Красный Луч Луганской области в горнопромышленное училище, которое находилось на шахте № 162. Начальником училища был Авдеев, имени и отчества его сейчас не помню, времени прошло очень много. Когда я приехал, он говорит: «О, это же как раз по нашей линии. Вы член профсоюза работников земли и леса». Что это был за профсоюз? Я работал подпаском, а старший брат работал пастухом, тогда мне было 10 лет, и профсоюз нас на учете держал как батраков.
На комиссии директор сказал, что у парня среднее образование, комсомол прислал отношение и его можно зачислить без экзаменов. Из членов приемной комиссии никто не возражал, и меня зачислили в училище. Прошло три года, я сдал экзамен на электрослесаря и машиниста электровоза шахты. Мне присвоили 3-й разряд и послали на шахту № 1 имени Сталина в Красном Луче. Я там проработал с сентября 1933-го по 1936 год.
В 1936 году вызвали меня в военкомат, возраст призывной, 21 год — пора в армию. Ну, раз надо — значит, надо. На второй день устроила нам шахта — а нас только 10 человек отобрали со средним образованием, — проводы, вечер, причем без спиртных напитков. Крюшон, ситро и квас, фрукты, мясные блюда. Всю ночь мы гуляли, танцевали под баян. На рассвете через шахты идем на станцию и с нами сопровождающий капитан Себик, представитель из Москвы. Я его имени и отчества не помню, запомнилась редкая фамилия. Приехали, а там уже эшелон был подан, и нас в этот эшелон погрузили.
Нас 10 человек со средним образованием взяли в 46-й отдельный стрелковый батальон комендатуры НКО СССР, не знаю, существует он сейчас или нет, остальных по другим частям раскидали. Командир батальона капитан Афанасий Семенович Томилло решил нас, поскольку мы образованные, прямо в учебный взвод батальона направить. Проучились мы 6 месяцев, каждому присвоили звание «старший сержант», точнее, по тем временам он назывался не старший сержант, а помкомзвода. Я попал командиром взвода и разводящим в роту, которая охраняла здание Наркомата Обороны на Арбате, мой взвод охранял кабинет Ворошилова на третьем этаже. Он приезжал, как правило, в одиннадцатом-двенадцатом часу, уезжал в час ночи. Много делегаций разных приезжало, например испанцы с Долорес Ибаррури. Я, бывало, заходил: «Товарищ Маршал Советского Союза, к вам такой-то!» Он: «Пропустите!» Или направлял к какому-то другому работнику НКО.
В 1937 году, уже через год с лишним службы, нас вызвал командир батальона, говорит — есть указание Маршала Советского Союза товарища Ворошилова послать вас в Киевское училище. Меня назначили старшим, выдали на всех пакет с документами. Ну что ж, вечером сели в вагон, жена Татьяна меня проводила до Киевского вокзала, и я уехал. Проучились мы неполных два года, выпустили нас досрочно — начались события в Европе, уже загорался пожар, ось Рим — Берлин — Токио уже начала действовать. 1 сентября 1939 года немцы напали на Польшу, начали ее громить — мы пока не вступали. Нас, молодых командиров, сразу распределили по частям, а 17 сентября Красная Армия вошла на территорию Польши.
Я получил назначение командиром разведвзвода 131-й стрелковой дивизии. Командиром дивизии был полковник Калинин Николай Васильевич, вызвал к себе, говорит:
— Лейтенант Рябчуков! Под Ровно есть местечко Олыка, где живет князь Радзивилл[1]. Ваша задача проскочить туда. Если охрана есть — ликвидировать охрану, если можно пленить — плените. Радзивилла доставить в Шепетовку.
Мы приехали в эту Олыку, охрану ликвидировали сразу. Я смотрю — у него, оказывается, бетонная дорожка за прудом, на ней самолет. А со мной счетверенка, зенитные пулеметы «Максим». Выходит ключник с большими ключами, поляк, представился — по-русски неплохо разговаривает. Я спрашиваю:
— Радзивилл у себя?
— Жена его у себя и прислуга.
— Веди меня к нему. Сколько у него комнат?
— 380 комнат в замке. И четыре башни по углам.
— Лейтенант Рябчуков! Приказано вас доставить в Шепетовку.
Жена Радзивилла в истерике. Он ей:
— Поедем! Сколько жене можно прислуги взять?
— А сколько у нее?
— 12 человек прислуги.
— Ну, 12 я не возьму, а одну прислугу возьму. Потому что мне их всех на машину сажать и отправлять в Шепетовку, а там еще счетверенки.
Она снова в истерику:
— Как же я без той-то, без этой?
— Будет у вас и прислуга, все будет. Там, в Советском Союзе, вопрос решите.
И я их отправил, вернулся, командиру дивизии доложил о выполнении задачи. Он говорит — мне уже позвонили.
28 сентября прошла демаркационная линия по рекам Сан и Буг от Перемышля до Бреста. Та сторона, левая, немцам отошла, правая сторона — нам. И 28 ноября по тревоге дивизию нашу посылают в Финляндию. Мы, конечно, не имели еще даже представления о финской войне и о Финляндии. Как говорят, в пилотках, гимнастерочках, шинелях приезжаем туда. Холод! Мороз такой! Ну, нам быстро валенки, полушубки выдали. Служить мы там начали 30 ноября 1939 года, а закончили 14 марта 1940 года.
После Финляндии нас посадили в эшелоны и отправили на румынскую границу. Бессарабия и Буковина еще с 1918 года были оккупированы, и Советский Союз предъявил им ультиматум: или война, или уходите. Когда мы приехали, у румын какая там армия была — артиллерия на быках перевозилась. И когда они посмотрели, какая Красная Армия пришла, запросили мира. Буковина и Бессарабия отошли к нам, часть к Украине, часть к Молдавии. Таким образом закончилась румыно-бессарабская эпопея.
Нас тут же прислали в Житомир, оттуда на Западный Буг — укреплять границу. Я был переведен в 124-ю стрелковую дивизию. Ей была отведена определенная полоса для строительства укреплений, потому что старая граница была разрушена, а новая еще не укреплена. Понимаете, какая ошибка была допущена? По реке Случь старая граница проходила, все существующие доты и дзоты разрушили, кому это надо было? Ну, это другая история. А на новой границе укреплений не было. Дивизия имела очень большую полосу — 50 километров. Причем я вам такую вещь скажу: в дивизии три пехотных полка, из них один был полностью укомплектован — сержанты, солдаты, красноармейцы тогда назывались, командный состав. А два полка были кадрированные, то есть по штату только командный состав есть, больше никого нет. И война нас в таком виде застала, в дивизии только один полк был боеспособным, а два полка кадрированых — когда только пришлют нам пополнение по мобилизации? Вскрыли пакеты — кто дошел из пополнения, кто не дошел…
Мы пять дней воевали с немцами на Буге. В первый день меня ранило, но ранение было не очень тяжелое. Врач требовал, чтобы я ушел в госпиталь, я отказался от госпиталя. Я говорю: «Не поеду никуда, ни в какой госпиталь. Такая война!» И мы 5 суток гоняли немцев по 15–20 километров, немцы бросали свои такие желтые сапоги, ранцы бросали, драпали от нас вовсю. Потом немцы пустили 200 танков, разорвали оборону 5-й и 6-й армий нашего Киевского военного округа, хотели окружить нашу дивизию. Командир дивизии был ранен. Ну, что делать? Надо выходить из боя, свели всю дивизию в одну группу, и поскольку командир дивизии был ранен, то его положили на повозку. И мы в течение месяца громили немцев в тылу, 300 километров до Киева пришлось нам с тяжелыми боями идти. Возглавлял дивизию бывший командир полка полковник Новиков[2], поскольку командир дивизии Сущий[3] получил второе ранение, умер от ран и был похоронен в тылу у немцев.
Януш Францишек Радзивилл (1880–1967) — ординат олыкский с 1926 г., сенатор в 1935–1939 гг. Арестован в 1939 г. советскими войсками, помещен на Лубянку. Завербован НКВД. По словам Павла Судоплатова, Януш Радзивилл вместе с актрисой Ольгой Чеховой должен был помочь в покушении на Гитлера. После Варшавского восстания арестован немцами и заключен вместе с женой в тюрьму Моабит.
Полковник Новиков Тимофей Яковлевич, командир 406-го стрелкового полка 124-й стрелковой дивизии. После 124-й СД командовал последовательно 222-й СД, 1-й Гв. МСД и 181-й СД. 15 августа 1942 г. попал в плен, в апреле 1945 г. умер в плену от истощения.
Генерал-майор Сущий Филипп Григорьевич, командир 124-й СД, умер от ран 14.07.1941.
Источник
Вы, наверное, думали, что единожды? Нет! Первая ошибка — это выбор профессии. А вот вторая уже смертельная. По крайней мере, так шутят ветераны
В мирное или военное время сапер ходит по лезвию ножа, и от роковых случайностей его спасает только дьявольская внимательность. Ну и грамм везения. Так считает сапер Андрей Бабурин. Человек, который участвовал в разминировании в Югославии и Чечне и, удача это или нет, выжил.
За тысячи километров от нас русские саперы работают в Сирии, а здесь, в просторной и уютной квартире, Андрей Павлович разливает чай. «Нужно вовремя остановиться, искать войну самому — плохая примета», — улыбаясь, говорит он. У ветерана-сапера большие немного выцветшие глаза и острый, внимательный взгляд. Этот взгляд не раз спасал его там, где смерть могла подкрасться совершенно неожиданно!
— Бывает, два-три раза осмот-ришь один участок, а потом вдруг за что-то зацепишься. Однажды обнаружили взрыватель, залепленный к склону глиной. Что это, удача или опыт? — все еще улыбаясь, спрашивает он. Потом, как и большинство военных, вдруг переводит тему от войны к миру: — Там, в Чечне, было фантастически красиво. Горы, склоны и яркое, теплое солнце. И густые перелески, как настоящие джунгли.
Смотри и учись
Вторую чеченскую кампанию Андрей Бабурин встретил опытным капитаном-сапером. Но свой первый взрыв, который в деталях помнит до сих пор, ветеран застал в Югославии.
— В армии я должен был заниматься инженерно-техническими работами, меня готовили к этому в училище. А параллельно преподавали мне подрывное дело. Но судьба сделала так, что я оказался в саперном взводе молодым старшим лейтенантом. Нужен был командир, был я, — вспоминает он. — А потом — на войне. Ну как на войне… В Косове уже не стреляли, но мины… мины были повсюду.
Работу молодого офицера контролировал наставник-подполковник. Конечно, в училище объясняли, как определять опасность снаряда или мины, как правильно подходить, как обнаруживать, но… жизнь одна и, чтобы ее лишиться, достаточно одной ошибки. Так что смотрел и учился.
— Прямо перед нами проезжал американский «Хаммер», он чуть съехал с дороги, и тут же раздался взрыв. Я первый раз увидел цену ошибки в действии, — признался он. — С тех пор стало окончательно понятно, что разминирование требует полной концентрации.
Цель гуманитарной миссии в Югославии для русских солдат состояла в помощи при разминировании местным, а не в самом разминировании. Но куску металла же не объяснишь, что ты из другой армии? Подрывались все. Об этом ветеран не рассказывает.
— Лучше о забавном, вот, к примеру, местные спрашивали нас, какое снаряжение используем при работе? — смеется он. — А для нас лучшим снаряжением был щуп. Универсален! Хотя и без металло-искателя не обойтись. Югославия была для меня маленькой школой, но уже через несколько лет я попал на настоящую минную войну.
Вставай, всё кончилось
— Минная война… это ведь впервые фашисты начали применять. Отступали и оставляли тысячи фугасов. Но в Чечне это приобрело громадный размах. Фактически почти вся вторая кампания — это минная война. Когда я прибыл на полугодовую смену, понял, что здесь практически не стреляют. Взрывают, — рассуждает мужчина. — Любое движение — техники ли, личного состава — должно быть в сопровождении саперов. Выстраивались «уступом» по ширине дороги и немного по обочине и шли по 12 километров — всему маршруту следования.
Труд был просто адский. Во-первых, физически: километры нужно не просто пройти, но буквально вспахать. Миноискатель реагировал даже на гильзы. Нужно брать лопату и проверять. «Да и на миноискатель полагаться нельзя, мина может быть с минимумом металла, без оболочки, так что проверяли все подозрительное», — говорит Андрей Бабурин. Бывало и так, что целую колонну техники останавливали из-за картонной коробки. Лежит себе посреди дороги, а кто знает, что под ней? Над саперами смеялись, что, мол, не пнуть коробку? Но только сами они знали, что под этой коробкой могло быть небольшое устройство с фотоэлементом. Попадет на него луч солнца — и сразу взрыв.
— За время моей работы сапером у группы была только одна ошибка… Никто не пострадал, но было по-настоящему страшно, — вспоминает Андрей Павлович. — Отправил вперед молодого бойца, там была воронка. Скомандовал: до воронки спокойно, после — с удвоенной бдительностью. И вижу: до воронки он дошел и… остановился. Я подошел к нему. И в метрах 14 от нас прогремел взрыв.
Идущий впереди сапер припал к земле как стоял. Остальные заняли боевые позиции — один, как спецназовец, даже перемахнул через кусты, потом еще и занял «огневой рубеж». Но проходит секунда, вторая, третья — обстрела нет. Поняли, что внезапно детонировал заложенный боевиками заряд. Бойцу досталась легкая контузия да камешком в нос. Но он этого, конечно, не понял. «Вставай, все кончилось», — скомандовал офицер. Тот лежит. Живой, но лежит. «Ну ладно, полежи немного и пойдем».
Жизнь перед глазами
— Что значит — жизнь проносится перед глазами? Это когда солдат, идущий впереди, вдруг в ужасе забегает за БТР и докладывает: «Там фугас». А ты с таким никогда не сталкивался в боевом режиме. Медленно подходишь к нему, а пока идешь, вспоминаешь тысячи вещей. Вдруг в кустах боевик и подорвет, как только подойдешь? Но работа есть работа! — улыбаясь, говорит ветеран. Глаза, впрочем, немного блестят. — Я хотел найти взрыватель, но передумал. Слишком опасно. Заложили свой заряд на фугас. Я со страха фитиль заложил не на минуту, как учили командиры, а на пять. И вся колонна ждала, пока детонирует. Солдаты выбежали посмотреть, как взрывается, и поплатились — комьями земли знатно прилетело! Второй, третий раз — уже не так страшно.
О чем думает человек, когда так близко подходит к смерти? Он слишком сосредоточен, чтобы много вспоминать и думать. Слишком устал от многочасового разминирования. Мысль одна — не допустить ошибки. Одной будет достаточно.
— Враг способен на хитроумные ловушки. Мины могут быть в детских игрушках, под пакетом на шоссе, да где угодно. Учишься ничего не трогать — ни фляжки в кустах, ни даже тела убитого товарища. Минная война — подлая война, — грустно говорит он. — Приходилось минировать и нам самим. Однажды оставили нас у блокпоста практически без личного состава. А боевики начали слать угрозы. Так мы установили мины, которые сами разбрасывают растяжки по периметру. Пылу поубавилось.
Война кончилась, а дома ждали жена и семья. Ветеран двух конфликтов признается: когда не видишь любимую полгода и не знаешь, увидишь ли или подорвешься, желания ругаться, скандалить не остается. Хочется вернуться, и все. А все остальное — ерунда. Сейчас Андрей Бабурин работает над обеспечением безопасности самолетов. Знаний о взрывчатке ему хватит на десятерых. Вот только применять не хочется.
Андрей ТВОРОГОВ
Читайте свежий номер «Народной газеты»